Две жены господина Н.

Нарядные дамы в больших летних шляпах прогуливались под руку с кавалерами. Прядки волос, выбившиеся из сложных дамских причесок, тут же прилипали к вспотевшим лбам. Цветы на клумбах распространяли одуряющий аромат, смешивающийся в воздухе с запахом духов…

«А в сущности, и на юге будет то же самое, — неожиданно подумал Дмитрий. — Только вместо Волги рядом будет плескаться море».

— Дмитрий Степанович! — кто-то окликнул Колычева. Обернувшись, Дмитрий увидел окружного прокурора Хомутовского, сидевшего за столиком летней чайной.

Рядом с прокурором за столиком были какие-то незнакомые Колычеву люди — господин с острой бородкой и худая, бледная дама.

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Дмитрий Степанович! Знакомьтесь, господа, это Дмитрий Степанович Колычев, наш судебный следователь. Разрешите представить вам, Дмитрий Степанович, вашего коллегу — господин Новинский Евгений Леонтьевич, в прошлом тоже судебный следователь…

Колычев вздрогнул. Вот это неожиданность — Новинский, в прошлом судебный следователь… Дмитрию тут же вспомнился рассказ пристава Задорожного у ночного костра на рыбалке. Неужели тот самый Новинский?

Господин с бородкой поклонился.

— Супруга Евгения Леонтьевича, Надежда Игнатьевна, — продолжал прокурор. — Прошу любить и жаловать.

— Весьма приятно, — произнесла дама неожиданно низким грудным голосом.

Новинские… Собственно говоря, ничего особенного в том, что бывший судебный следователь вернулся в город, где когда-то служил, не было. И все же Колычеву, вспомнившему рассказ полицейского пристава о давнем убийстве госпожи Новинской, было не по себе. Казалось, кто-то из героев криминальных историй Конан Дойля ожил, материализовался и приехал в Демьянов.

— Не угодно ли присоединиться к нашей компании? — гостеприимно предложил прокурор Хомутовский. — Дмитрий Степанович, я думаю, вам с Евгением Леонтьевичем будет весьма интересно свести знакомство…

— Благодарю вас, несомненно.

Дмитрий присел на плетеный стул и подозвал официанта.

«Нужно зайти к приставу Задорожному, рассказать о неожиданной встрече с героями его „детектива“, — подумалось ему. — Впрочем, Тарас Григорьевич, вероятно, уже знает о приезде четы Новинских в Демьянов. Здесь слухи быстро разлетаются по городу».

— Вы надолго к нам? — задал Колычев дежурный вопрос новому знакомому.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Новинский. — Мы с женой недавно вернулись из-за границы и еще не решили, где поселиться. Оглядимся, может быть, и останемся в Демьянове. Я любил когда-то этот сонный городок. У Надежды Игнатьевны здесь дядюшка, больной старик, он нуждается в нашей заботе. А впрочем, возможно, тяга к странствиям повлечет нас с Надюшей в новые дали… Мы много путешествовали по Европе, поверьте, в европейской жизни есть что-то притягательное…

Новинские поселились у старика Холмогорова, дядюшки Надежды Игнатьевны, изнывавшего в Демьянове от одиночества и с радостью приютившего родственников.

Через неделю начался ремонт в заброшенном доме, где когда-то была убита Матильда Генриховна, первая жена господина Новинското. Вероятно, супруги Новинские все же решили осесть в Демьянове. Но дом, связанный с такими тяжелыми для них воспоминаниями, они собирались практически, перестроить заново.

Плотники, каменщики, штукатуры, маляры работали в особняке на Царицынской улице, радуясь нежданно свалившемуся на них богатому заказу. Старый дом преображался на глазах.

Архитектор Холмогоров решил тряхнуть стариной. Тяжело опираясь на массивную трость, он бродил по лестницам дома Новинских и руководил рабочими, ругая их за бестолковость и небрежение, проявленные при исполнении его замысла.

Новинские завели лошадей, хороший экипаж, выписали из Москвы новую обстановку для своего особняка. Мебель и фарфор, до времени укутанные опилками и спрятанные в деревянных ящиках, хранились в сарае во дворе Холмогорова, ожидая, когда их расставят по местам в преобразившемся особняке.

Пока же семейное гнездо не было свито, и Новинские, скучавшие в доме старика архитектора, искали светских развлечений и всеми силами пытались расширить круг знакомств.

Но, как ни странно, возобновлять знакомство с Новинскими демьяновцы, обычно гостеприимные и жадные до общения с новыми людьми, не спешили.

Рассказы о страшном убийстве Матильды Генриховны, затихшие было за прошедшие годы, вновь стали будоражить воображение местных обывателей, причем теперь каждый рассказчик считал своим долгом разукрасить эту историю самыми невероятными подробностями о кровавом злодеянии. Подозрения, высказанные когда-то Дмитрием, зародились и в других головах. Многие из давних приятелей избегали Новинского.

стр.29–30 нет

венную скотину. Молоко у Авдотьи было вкусным, неразбавленным, скотина здоровая, так что молочница имела в городе постоянных заказчиков.

Смерть Авдотьи была страшной. Молочнице нанесли три ножевых удара и сбросили в овраг — место, и без того считавшееся в городе нехорошим.

Накануне вечером Авдотья не вернулась из города, и ее родные, призвав на помощь соседей, организовали поиски. Искали всю ночь. Под утро, на рассвете, мальчишки, залезшие в овраг, обнаружили мертвую женщину и кинулись за помощью.

К оврагу сбежалась почти вся Кукуевская слобода. Авдотью вытащили наверх, к тропинке, положили на травку и только после этого сообразили позвать полицию. Призванный народом околоточный растерянно постоял над телом женщины и послал гонцов к приставу Задорожному.

Тарас Григорьевич, испытывавший большое почтение к университетскому образованию Колычева, узнав про убийство, распорядился сразу же сообщить обо всем судебному следователю и самолично заехал за Дмитрием Степановичем, прежде чем отправиться на место.

Колычев, как обычно, послал за врачом и фотографом.

В городе началась страшная суета — гонцы от следователя и пристава мчались по улицам, разнося по пути страшную весть, и в конце концов об убийстве узнал весь Демьянов.

Прибыв на место, следователь Колычев с трудом протолкался сквозь густую толпу. Следы в овраге и вокруг него оказались безнадежно затоптаны. Место, где первоначально находилось тело, установить удалось весьма приблизительно.

Колычев чуть ли не на коленях исползал овраг, но ничего похожего на улики найти не смог. Единственной зацепкой была черная нитка, повисшая на обломанном кустике.

Нитка напоминала бахрому, вырванную из шали или платка. Дмитрий Степанович аккуратно спрятал ее в конверт, чтобы для очистки совести приобщить к делу, но уверенности, что нитка оставлена убийцей, у него не было. Несколько кукуевских баб, успевших накинуть черные траурные платки, метались вдоль оврага и выли над телом покойной. Зацепиться платком за ветку могла любая из них.

Покойная лежала на спине. Одежда ее, хоть и залитая кровью, была аккуратно оправлена, руки сложены на груди, мертвое лицо прикрывала косынка. Плакальщицы постарались придать мертвой пристойный вид… Ну что прикажешь делать? Хотели-то бабы как лучше…

Колычева удивило, что женщина поздно вечером одна возвращалась из города, но родные погибшей объяснили, что одна из покупательниц любит пить парное молоко на ночь и Авдотья, радуясь лишней копейке, носила ей молоко не только утром, но и после вечерней дойки.

Шла молочница налегке, с пустой кринкой в руках, украсть у нее было нечего. Следов борьбы или насилия обнаружить тоже не удалось. Значит, скорее всего убил кто-то из своих — родных, знакомых, кто имел какой-то мотив для убийства.

Колычев занялся проверкой родственников.

Со свекровью у Авдотьи отношения, как у большинства невесток, были сложные, но как-то не верилось, что больная старуха устроила в кустах засаду, чтобы заколоть обидчицу ножом, осиротив при этом внуков.

Муж Авдотьи, любитель выпить и погулять, случалось, поколачивал жену, но, как сам говорил, — «любя». Сейчас он сильно горевал из-за ее смерти и плакал, причем слезы его производили впечатление искреннего проявления отчаяния.