Афинский яд

— Но что может произойти в худшем случае? Двух женщин осудят после двух законных судебных процессов.

— Это дело… вернее, дела — могут заставить всю Аттику разорваться, словно живот мертвого верблюда. Никто вокруг не спасется от зловония. Не забывайте: Афины уже подвергались подобной опасности. Есть основания думать, что стабильность — противоестественное состояние для этого города, а возможно — для любого. Период раскола и общественных беспорядков может смениться такой тиранией, которая никого не обрадует.

— Ты слишком хорошо знаешь историю, — резко произнес я.

Аристотель снова потер лоб.

— Возможно, — согласился он.

На следующий день я все-таки решил наведаться к Манто. Я сожалел, что так резко разговаривал с Основателем Ликея, моим старым другом, пусть даже и не разделял его пессимистичных взглядов. Мне казалось, судебные дела возникают и исчезают, захватывая афинян, а потом выгорая, словно пожар на морском берегу. Но тревога Аристотеля не могла оставить меня безучастным. Кроме того, мне было любопытно, что сталось с Клеофоном и какую роль сыграл в его исчезновении Эргокл. В конце концов, что случится, если я схожу в дом Манто и задам пару вопросов?

Я решил прийти с утра и не как клиент. Самое горячее время для публичных домов — это ночь с толпами посетителей и краткие часы полудня. Но рано утром (за исключением рыночных дней, когда в город стекаются истосковавшиеся по удовольствиям крестьяне) обычно наступает затишье. На затянутых туманом улицах не было ни души, кроме торговцев посудой. Правда, уже подходя к дому Манто, я увидел крошечную, с головы до ног закутанную в плащ фигурку, которая вперевалку, словно краб, бежала по боковой улице. Вероятно, школьник, опоздавший на занятие. Я рассмеялся про себя, вспомнив, как часто я сам опаздывал в класс, увлеченный забавой, которая тогда казалась чрезвычайно важной. Я был прав: утром заведение Манто выглядело совсем иначе. Хотя солнце уже начинало свой дневной путь, сонные рабы подметали комнаты, зевая во весь рот. Их приветствия были лишены даже намека на радость.

— Ищешь подружку? — спросил кривоногий раб, который стоял перед входной дверью, опираясь на метлу.

— Возможно. Да, я ищу Кинару.

— Тогда тебе на кухню. — Он дернул плечом, показывая, куда мне идти. — Они там завтракают, у очага.

Я поблагодарил слугу, вошел и стал разыскивать хозяйственные помещения в лабиринте комнат. Идя на шум голосов и легкий запах дыма, я скоро оказался в кухне.

Как и говорил раб, девочки Манто завтракали, сгрудившись на жестких табуретах и скамьях вокруг маленькой жаровни и пытаясь согреться в этот холодный осенний день. Кухарка, склонившись над переносной печью, пекла блины.

— Клиент? В такой час?

— Вообще-то, — как можно более непринужденно и вкрадчиво проговорил я, — любой час подходящий, когда вокруг такие красавицы. Но нет, в данный момент я не ваш клиент. Кинара?

Я узнал ее не без труда. В конце концов, мы не были близко знакомы, и потом, все эти юные или почти юные красавицы мало чем отличались друг от друга. Как и положено рабыням, они носили короткие волосы, но имели возможность содержать себя в чистоте и даже носить красивую одежду. Обычно мужчины видели этих девушек, когда они, в полупрозрачных хитонах, выстраивались в гостиной, и можно было выбрать любую. Но для этой скромной домашней церемонии они явно подыскали самую удобную шерстяную одежду, видавшую виды и даже потрепанную.

— Тем вечером, я, наверное, испугал тебя, — сказал я, — когда вскочил с постели и бросился вниз узнавать, в чем дело. И я не расплатился как следует. Приношу свои извинения. Позволь вернуть тебе долг, а также преподнести скромный дар, — с этими словами я подал ей деньги и короткую ленточку, по дешевке купленную на рынке не далее, как сегодня утром.

— Ой, подарок, — она смягчилась, хотя подарок был настолько дешев, насколько мне позволила совесть. — Иди сюда, присаживайся. — Девушка подвинулась и предложила: — Отведай нашего оцта с травами и горячей водой. Отлично прочищает горло туманным утром.

Я взял у нее чашку с питьем, которое и вправду согревало.

— Мы тут празднуем день рождения Клизии. — Кинара кивнула на худенькую девушку с длинной шеей, которая делала ее похожей на журавля.

— Не каждая знает день своего рождения, — заметила еще одна девушка, разражаясь хохотом, в котором слышалось не только веселье.

— А я знаю, — сказала Клизия. — Мне сказала мать. Она была рабыней, и потому я тоже родилась рабыней. Но до шести лет я жила с ней. — Она рассеянно уставилась на угли в печи. — Маме повезло, хозяин ее продал. И той же ночью запрыгнул на меня.

— Многие так начинают, — спокойно ответила другая девушка. — Прежде чем попасть сюда, ты побывала только в одних руках, а бывает и хуже. Он ведь тебя кормил, да?

— Клизия никогда не выглядит сытой! — сказала одна из девушек и тоже расхохоталась. — Клянусь Двумя Богинями, никогда! Видит Деметра, каждую ночь в нее вливают столько жизненных соков, что к утру можно и растолстеть, но Клизию, похоже, ничем не возьмешь!

— Вот, это тебе, милочка, — надеясь утешить худенькую печальную подругу, Кинара поставила перед ней тарелку со свежим блином, который был щедро полит медом и восхитительно благоухал.

— Хочешь блинка? — Глазастая Кинара мгновенно заметила мой интерес. — Мы тебя угостим, — и вскоре передо мной тоже появилась тарелка с блином, буквально источающим сладость.

— Заешь его вот этим и попросишь добавки, — посоветовала она, подставляя мне свои липкие от меда пальцы.

— Надеюсь, никто не захочет еще. У нас кончается уголь, — сказала кухарка, взмокшая от трудов и черная от копоти.

— О, нынче утром к нам вновь приходил угольщик, так что мы все имеем право на добавку, — произнесла Клизия, у которой был день рождения. — Мете я отнесла блин первым делом, так что она ворчать не будет.

— А Манто здесь? — проговорил я с набитым ртом.

— Зачем она тебе? — кисло спросил кто-то.

— Нет-нет, никаких жалоб, — ответил я. — Просто хочу кое-что узнать.

— Кое-что об убийстве? — длинношеяя Клизия хищно наклонилась вперед, словно журавль, который заметил под водой рыбку. — Ты что-то узнал об Ортобуле?

— Не лезь в это дело, — оборвала ее одна из подруг, высокая, с огромным бюстом. Если девушек вызовут на допрос, то, конечно, подвергнут пытке, понял я.

— Нет-нет, — быстро возразил я. — Это вовсе не об убийстве. Всего лишь о продаже меда.

— Тогда ладно, — разрешила высокая девушка и с нескрываемым удовольствием засунула в рот блин с медом. Кухарка выскользнула из комнаты, неся в руках тарелку с горячим блином. Должно быть, порция Манто, которая предпочитала наслаждаться трапезой в степенном одиночестве.

— А еще, — продолжил я, — я кое-кого ищу.

— О… Кое-кого особенного? Ты потерял свою милую? Не красней, скажи нам. Мы поможем тебе найти любимую, — раздались со всех сторон веселые смешки, и я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.

— Нет, это не женщина.

— Кто же тогда?

— Мальчик. Юноша.

— Ах, так ты предпочитаешь мальчиков? — Настырная Кинара изобразила слезы. — Как нам не повезло! Но мы подыщем тебе хорошенького. У Кибелы — вон той, с большой грудью, на которую ты все время смотришь, — есть младший брат…

— Нет, не то. Я ищу вполне определенного юношу…

Девушки захихикали.

— Насколько он юн? Мы многим давали уроки любви, — похвасталась одна. — Может, и тебе. Где ты учился?

— Тихо, Манто идет, — резко бросила другая. Я облегченно вздохнул, поскольку уже начинал чувствовать себя не в своей тарелке.

В кухню стремительно вошла хозяйка заведения. А я-то думал, она будет есть в другом месте. Сперва она не заметила в стайке прелестниц меня — за тарелками с горячими блинами и плошками с медом.

— Девочки, девочки! — укоризненно воскликнула она. — Нельзя же весь день сидеть, сложа руки! Я тружусь в поте лица, даже поесть не успела, а эти заседают, словно городской совет в Толосе! Вот напущу на вас Мету! А ну заканчивайте. И к прялке, пока нет клиентов! Да, и уберитесь в гостиных. О, ты…