Операция Наследник, или К месту службы в кандалах

В дверях ресторана к Артемию Ивановичу с Февроньей подплыл величавый метрдотель в визитке с полосатыми брюками, с черным жилетом и черным бантиком на шее, и спросил своего постоянного посетителя:

— Где вам будет угодно, Артемий Иванович?

— Хочу сидеть с видом на море! — капризным тоном, изображая из себя настоящую барышню, заявила Февронья. Артемий Иванович согласно кивнул. Они выбрали стол у самого окна, откуда были видны игравшие на солнце волны в заливе, пароходик и эстакада Купеческой пристани на сваях, но откуда ужасно дуло, так что даже скатерть, свисавшая со стола, шевелилась.

— Чего изволите-с, ваше степенство? — спросил метрдотель, незаметным жестом подзывая официанта-татарина в черном пиджаке и подвязанном под черный же жилет белом накрахмаленном фартуке длиной чуть ниже колен.

— Как всегда, — ответил Владимиров.

Официант исчез и через минуту также бесшумно и незаметно появился, неся на подносе в белой нитяной перчатке большой, запотевший графин водки. После первого стакана водки Артемий Иванович забыл о Курашкине, башнях с позолоченными маковками и развеселился.

— А теперь нам с дамой чего-нибудь на закуску, — сказал он метрдотелю.

— Очень советую вашему степенству отведать «Соте де воляй», — предложил тот. — А на закуску есть либо копченая селедка, либо соленая с луком, с отварным картофелем и подсолнечным маслом. Могу предложить также печеные пирожки с луком или грибами.

Артемий Иванович согласился и официант тотчас же поставил на стол блюдо из небольших обжаренных, а затем тушеных кусочков мяса с косточкой.

Гордо взирая на Февронью, Владимиров объяснил кухарке, что его тут, в «Бель-Вю», все хорошо знают, потому как он часто заходит сюда — исключительно по вопросам тайной полицейской службы, конечно. И тут почувствовал, что кто-то сзади положил ему на плечу словно бы чугунную руку, придавившую его к стулу. Он запрокинул голову и увидел склонившееся над ним лицо Продеуса.

Артемий Иванович, уже порядочно набравшийся, глупо улыбнулся.

— Я тебя, слизняка, пятый день разыскиваю, — сказал Продеус, еще сильнее сжимая плечо Артемия Ивановича своей железной лапой, так что лицо Владимирова перекосилось от боли. — Хорошо, мне только что княгиня Радзивилл сказала, что ты где-то в Старом Петергофе обретаешься. Ну, думаю, где ж тебе быть, как не в ресторане!

— Не бейте его, — сказала кухарка, со сложными чувствами оглядывая исполинскую фигуру Продеуса. — Он знает, что когда цесаревич поплывет вверх по Нилу в Эфиопии, его убьют подводным аппаратусом.

— Это я еще не бью его, — сказал ей Продеус и, отпустив плечо Владимирова, грузно уселся за стол между Артемием Ивановичем и Февроньей. — Бить я его потом буду. Эй, человек, графин водки! Уф, неделю уже в любезном Отечестве, а все не отопьюсь.

Метрдотель отдал распоряжение официанту и тотчас на столе появился второй графин, еще холодный и запотевший. Обомлевший от страха Владимиров и кухарка зачарованно следили, как Продеус выпил весь графин — целый штоф — до дна, один за другим опрокидывая стаканы в глотку и даже не закусывая. Занюхав хлебцем, бывший околоточный надзиратель крякнул и сказал, обращаясь к Февронье:

— Ты откудова такая будешь? Женой ему будешь? — он стукнул Артемия Ивановича ладонью по спине и тот закашлялся. — Чего раскашлялся, может стукнуть?

Артемий Иванович замахал руками, от кашля на глазах у него выступили слезы.

— Невеста я ему, — пролепетала Февронья, с жалостью смотря на страдания жениха.

— А живешь где?

— В городе, у надворного советника Стельмаха.

— Вот тебе рупь, девка, и вали отсюда, — Продеус выудил из кармана рубль и выложил на стол. — А нам с твоим женихом потолковать нужно. Он приедет за тобой следом.

— Он сейчас живет тут в Бобыльской, у Стельмахов на даче, — Февронья взяла рубль, поднялась из-за стола и попятилась к выходу. — Я поеду, Артемий Иванович, ладно?

— Хавронья! — только и смог прохрипеть Артемий Иванович, видя, как вместе с кухаркой удаляется его единственная надежда на спасение.

— Езжай, езжай! — помахал ей своей лапищей Продеус и взял Владимирова за шкирку. — Значит, на даче живешь? Ну, пошли к тебе на дачу, любезный дружок, побеседуем.

Он выгреб у Владимирова все имевшиеся у того деньги и расплатился с метрдотелем, после чего они в обнимку, словно лучшие друзья, покинули ресторан. Февроньи уже не было, она взяла извозчика и в страхе укатила на вокзал. Через четверть часа Продеус и волочившийся за ним Артемий Иванович дошли до Бобыльского.

— Где? — спросил Продеус и крепко встряхнул Артемия Ивановича.

Тот покорно указал на дом с обрушенной крышей, с увядшими рулонами гортензий, сорванных со стен, и с разбитыми в некоторых окнах стеклами. Войдя внутрь и сев за стол, Продеус поймал Владимирова за лацканы пиджака и притянул к себе. Толстые и сильные пальцы бывшего околоточного надзирателя мертвой хваткой держали пиджак, он приблизил свою грубую красную рожу прямо к лицу Владимирова и сказал, дыша перегаром:

— Ты знаешь, что Петр Иванович тебя любит? Не веришь? А зря, — Продеус скверно осклабился, показав желтые зубы. — Рачковский мне так прямо и сказал: привези, мне дескать, моего дорогого Гурина живым или … эта … хотя бы, значит, не мертвым. Ну что, поедешь?

Артемий Иванович дернулся и почувствовал, как один из лацканов пиджака выскользнул из кулака Продеуса, предоставив некоторую свободу вращаться вокруг все еще удерживаемого Продеусом лацкана. Слегка осмелев, Владимиров спросил, зажмурив глаза в ожидая удара:

— А если нет?

— Не поедешь? Га! Поедешь! — рыкнул Продеус. — Вприпрыжку побежишь!

Его незанятый пиджаком кулак оказался в неприятной близости от носа Артемия Ивановича, но тут за стеной дома раздалось лошадиное ржание, всхрапнула еще одна лошадь и стали слышны мужские голоса, которые что-то бурно обсуждали.

— Кто это еще? — Продеус прислушался к голосам, раздавшимся снаружи дома, и цыкнул на Артемия Ивановича, открывшего было рот.

— Я же говорил его превосходительству, что нет тут никакой башни! — говорил голос исправника прямо под окном. — Может, ты знаешь, где тут башня с золотой маковкой?

— Нету тут никаких башен, вашбродие, — отвечал кто-то, то ли урядник, то ли сам становой пристав. — Ни с маковкой, ни без маковки.

— Остолоп! У него башня в пятнадцать сажен, а он ничего о ней не знает! Выкопай ее мне хоть из-под земли!

— Может, ее во время наводнения снесло … Говорят, тот человек, которого мы ищем, на какой-то башне еще тогда в море уплыл.

— Его сегодня агент Охраны в поезде видел. Какое может быть море?

Продеус бросился на пол и увлек за собой Артемия Ивановича.

— Кто это? — прошептал он, прижимая голову Владимирова носом к полу.

— Нос сломаешь, анафема, — ответил Артемий Иванович. — За мной это пришли, от Секеринского с Федосеевым. Их Курашкин, тот матрос, что я из Лондона привез, навел.

— Надо бежать, — заявил Продеус и, отпустив Владимирова, на четвереньках проследовал в комнату, бывшую когда-то спальней младшей из дочерей Стельмаха. Здесь он встал на ноги и глянул в раскрытое окно. Прямо под окном виднелась голова спешившегося городового в черной мерлушковой шапке с оранжевым кантом крест накрест на донышке, за которую Продеус не преминул ухватиться. Втянув городового, он ударом своего кулака вышиб из того дух, отобрал висевший на шее «смит-вессон» на оранжевом шерстяном шнуре и вернулся к Артемию Ивановичу. Тот лежал ни жив ни мертв. Совещавшиеся у дверей полицейские чины наконец пришли к единому мнению о том, что башня — это просто ошибка, а разыскиваемый ими человек просто прячется на даче Стельмаха. О том, где находится дача Стельмаха, равно как и о правильности их выводов им сообщил рыбак, у которого Артемий Иванович ежедневно вымогал рыбу, угрожая рассказать о мародерстве во время наводнения.

Дверь, которую Продеус предусмотрительно велел Владимирову запереть еще когда они только вошли на дачу, затрещала под мощными плечами городовых. Продеус схватил Владимирова в охапку и поволок в спальню, где выбросил в окно, нимало не заботясь о его сохранности. Выпрыгнув следом, он сграбастал Артемия Ивановича и побежал, перепрыгивая через канавы, в сторону парка принца Ольденбургского. Поскольку городовой, в обязанности которого вменялось следить за этой частью дома, лежал без сознания внутри, а лошадь паслась рядом на клумбе, не проявляя беспокойства, их увидели, когда они были уже в полуверсте от Бобыльского, у самого парка. Исправник Колмаков немедленно снарядил погоню, выделив для этого всех конных городовых, стражников и филеров и отдав их под начало приехавшего с ним урядника. У парковой ограды конной страже и городовым пришлось спешиться и, подгоняемые командами урядника, преследователи перепрыгнули через мелиоративную канаву, перебрались через ограду и побежали вглубь парка.