Царское имя

— На том холме когда-то было «божедомье», или скудельницы, — живо откликнулся бывший священник. — Преподобный Даниил хоронил там несчастных и отпускал им грехи, чтобы покоились с миром. Хотел основать монастырь, где бы поминал в литургиях всех погребенных в скудельницах. Святой был человек… Местные церковные власти тогда противились этому, но провидение помогло.

— Каким образом? — заинтересовалась Варя.

— Даниил был духовником опальных переславских бояр Челядниных. Однажды он служил в их домашней церкви, когда пришла весть о снятии с них опалы. В благодарность боярин выхлопотал у епископа разрешение на строительство монастыря и рассказал о святом старце Великому князю в столице… Василий III хотел наследника, да бесплоден был… Приехал однажды к преподобному Даниилу и поведал о своей беде. Тот усердно помолился, и на свет появился младенец. Будущий Иван Грозный.

Девушка скептически глянула на старика, но тот говорил серьезно.

— Чуть позже по просьбе Великого князя Даниил крестил младенца в Троице-Сергиевом монастыре. В благодарность Василий III на свои средства построил в 1532 году один из первых каменных храмов на Руси. Троицкий собор с приделом святого покровителя новорожденного — Иоанна Крестителя.

— Значит, у нас два Даниловых монастыря?

— Ты говоришь о том, что в белокаменной? — она кивнула. — Наш-то поначалу звался Всехсвятским. По деревянному храму, что построил Даниил, но после смерти преподобного монастырь переименовали в его честь. Там упокоятся его мощи. Но есть существенное отличие. В нашем хорошо сохранились фрески XVII века. Два замечательных русских иконописца Гурий Никитин и Сила Савин оставили на куполе удивительный образ Спаса и картину Апокалипсиса на стенах…

А ты почему выспрашиваешь?

— Лиза, пропавшая жена Ивана, в девичестве была Даниловой. Последнее время она очень интересовалась историей своей фамилии… Вот мы и предполагаем, что тут есть связь.

— Знатная фамилия, — задумчиво протянул старик. — Хотя что вам здесь-то?

— Конкретно мы не знаем, потому и хотим собрать информацию… Возможно, это даст какой-нибудь намек.

— Дай-то Бог… Русские корни тут глубокие. И Рюриковичи, и Романовы — все тут благодать свою искали. Если вкладные книги посмотреть, многое прояснится.

— Вкладные? — переспросила приезжая.

— Все церкви и монастыри раньше вели вкладные книги, где отмечались дары и вклады в собственность общины со стороны царской фамилии или богатых купцов. Это были и земельные наделы, и построенные храмы, и крепостные, и деньги, и льготы — все, что было даровано.

— Не понимаю зачем.

— Вопрос собственности, любезный друг, всегда был очень важен. Люди приходят и уходят, а собственность остается в семье или общине. И должны быть документы, подтверждающие право обладания.

Старик говорил спокойно и очень точно, очевидно подолгу и часто раздумывая над этим.

— Монотеизм лишь потому заменил собою пантеоны многочисленных божеств, что приношения стали концентрироваться в одних руках. Церковь католическая или православная быстро превратилась в сосредоточение огромных богатств, которые перестали употребляться на святое дело служения Богу. Церковь сначала стала крупным землевладельцем, а потом ростовщиком. Ватикан, не стесняясь, владеет крупным банком и бесценными произведениями искусства… А Христос изгонял купцов из храма!

— Я, кажется, догадываюсь, почему вы стали расстригой.

— Я не делаю из этого секрета, — горько усмехнулся старик. — Ну, вот мы и пришли…

Небольшой бревенчатый дом в конце длинной улицы выдавал крепкого хозяина. Не было перекошенного забора или скрипящей двери на разболтанных петлях. В сумерках проглядывали аккуратные грядки ухоженного огорода, застекленный парник и небольшой сад с ровно побеленными яблонями, между которых выделялись десятка два ульев. Едва подошел Иван, навстречу выскочили два серьезных сторожевых пса. Лизнув ладони хозяину, они настороженно обнюхали гостей.

— Свои! — негромко предупредил их бывший священник и обернулся к Варе: — Не бойтесь, они хороших людей за версту чуют. Проходите в дом. Темнеет уже.

— Какой у вас порядок, Ника! — восторженно прошептала девушка, оглядывая хозяйство.

— Жизнь всему научила, а тут земля хорошая, только руки прикладывай, да голову не теряй.

— Так у вас и пчелы есть?

— А то! Сейчас чайком побалуемся. Я самовар поставлю, а вы умойтесь с дороги. Вот кухня. Полотенца чистые. Потом заходите в горницу.

Четвероногие охранники с любопытством увивались вокруг гостей. Один из них ткнулся носом Варе в руку и опустил голову, всем своим видом предлагая дружить. Она погладила его по голове, и пес приветливо замахал хвостом.

— Дозор, — пожурил его хозяин, — кто тебе разрешил приставать к девочке? — тот нехотя отошел в сторону, глядя исподлобья влажными карими глазами. — Лучше проводи ребят.

Пес оглянулся на девушку и важно пошел вперед, показывая дорогу. Горница была большой, чистой, с крепким деревянным столом у окна. В углу под иконой горела лампадка. Ни телевизора, ни приемника не было. Только книги. На полках, столе, лавках, на огромном сундуке — везде были книги. В солидных потертых переплетах. На вид каждая из них была в несколько раз старше обоих гостей, вместе взятых.

— Боже, какое богатство, — вырвалось у Вари, когда она осторожно открыла одну из книг, лежащих на столе. — У нас в библиотеке есть гораздо более позднее издание этой книги, так мы ее в сейфе храним. На руки никому не даем.

— Осторожно, — предупредил ее Иван, — очки не раздави, — и отодвинул потертые окуляры с большими стеклами. — Смотри, а дедок-то при свечке читает!

— Ой, действительно!

— Что это вы шепчетесь, молодежь? — хозяин стоял в дверях с большим дымящимся самоваром. — Ну-ка, убирайте все со стола. Чаевничать будем… Книжечки мои на сундук пока переложите. Аккуратно!

— Ника, — Варя осторожно взяла несколько книг, — да это просто богатство! Их в сейфе держать нужно.

— Книги нужно читать, а не по сейфам прятать, — забасил хозяин. — Принеси-ка мне поднос с кухни. На буфете стоит.

Варя быстро вернулась со старинным, массивным подносом. За щербинками и царапинами на его поверхности проглядывал витиеватый рисунок вазы с фруктами. В уголке полустертая надпись и дата — 1914 г.

— Это подарок, — не дожидаясь вопроса, ответил расстрига. — Отец подарил маме перед уходом на фронт. Юбилей у них был. Самовар и посуда не сохранились, а вот поднос я в огороде откопал… Яблони сажал лет пятнадцать назад и нашел.

— Так это дом ваших родителей? — Варя чуть наклонила голову, глядя на старика.

— Нет, — он поставил самовар на поднос. — Тот дом, где я родился, сожгли при раскулачивании. В сорок первом сгорел тот, что старший брат срубил. Потом тут колхозный сарай был, тоже сгорел. А этот я в восемьдесят седьмом поставил. Выкупил землю у колхоза и поставил. Теперь я «кулак» по местным понятиям.

Он вышел на кухню и вернулся с огромным караваем белого хлеба и банкой меда.

— Любезный друг, — обратился он к девушке. — Принеси-ка нам чашки из буфета. А ты, молодец, нарежь хлеба. Только не мельчи. Знаю я вас, городских. В три пальца толщиной ломтики делай.

Аромат свежего хлеба и цветочного меда заполнил горницу. Расписной заварочный чайник стоял на узорной розочке самовара. Зажженная свеча сделало все удивительно уютным. Захотелось сесть поближе к ней и смотреть, как стекают вниз прозрачные янтарные капельки.

— Какой у вас уютный дом, Ника, — прошептала с наслаждением Варя, закрыв глаза и потягивая горячий крепкий чай из огромной, с большими яркими цветами на боках чашки. — Даже не помню, когда с таким удовольствием ужинала.

— Не стесняйся, дочка, — старик был явно польщен. — Бери еще хлебушка, да с медком. Это мои труженицы стараются. Я их летом на Соколиную гору вывожу. Привезу ульи на полянку, сам в шалаше сижу, а они работают.

— Соколиную гору?

— Это за монастырским прудом, — пояснил дед. — Там при царях соколов выгуливали. Очень господа уважали соколиную охоту. Дело! Не чета твоим боулингам!