Смерть носит пурпур

Поверх застиранной скатерти лежала девушка в сером платье. Руки и ноги свешивались по краям. Она лежала на спине, разметав вокруг себя посуду. Осколки чашек блестели на полу. Голова ее была запрокинута глубоко назад, шею пересекал тонкий и длинный разрез. Из него растекались багровые струи по подбородку и лицу. Они очертили контуром отвалившийся рот, легли вокруг раскрытых, неподвижных глаз и сползли на лоб, чтобы по прядям волос скатиться на ковер. Нольде трудно было узнать. А смотреть на нее было еще труднее.

– Предоставлю описать происшедшее вам, – ответил Ванзаров.

– Разве для вас это не очевидно?

– Для меня очевидно, что барышня сама открыла дверь: ключ в замке, петли не выломаны. Вероятно, она кого-то ждала. На столе приготовлено чаепитие на две персоны. Гость имел самые романтические намерения: бутылка шампанского валяется у порога. По какой-то причине открыть ее не успели. Впрочем, как и попробовать торт, который лежит там же.

– Приятной встрече кто-то помешал, – сказал Лебедев.

– Полагаете, один любовник пришел чуть раньше времени и застал другого?

– Забавное происшествие, в духе водевилей «Альфред-паша в Париже»…

Ванзаров не поддержал брошенную шутку.

– Как получилось, что вся комната забрызгана кровью? Нарочно постарались, чтобы напугать?

– Нет ничего проще. Все случилось само собой. Ее повалили на стол, чтобы не могла сопротивляться, и резанули по горлу. Даже держать не надо было. Она все сделал сама: билась в конвульсиях, кровь разлеталась в разные стороны. Бедняжка пыталась зажимать рану, видите, руки испачканы. Конечно, было бесполезно. Спасти ее было невозможно. На все про все потребовалась от силы минута: толкнуть на стол, чтобы шея открылась, и нанести удар. Давление крови закончило дело. Барышня хрупка, справиться с ней легко. Толкнул посильнее, и готово.

– Вероятно, следов ног не найти? – спросил Ванзаров, разглядывая пол.

– Если и были, то замазаны безвозвратно, – согласился Лебедев. – На вашем месте я бы не рассчитывал, что убийца испачкался. Он понимал, что делает.

– В таком случае это чьи отпечатки? – Ванзаров показал на кровавое пятно, в котором виднелся конусный след, как от носка ботинка.

– Местные блюстители натоптали. На пятно наступили после того, как оно подсохло… Вон, у порога подошву вытер.

– Следы на брючине должны были остаться…

– Их так просто не стряхнуть… Скажу откровенно: во всем этом безобразии есть нечто прекрасное. Страшное для обывателя, но исключительно познавательное для возвышенных натур вроде нас с вами.

– Что же вас так привлекло?

– Засохшая кровь имеет цвет пурпура. А это – царственный цвет. Цвет геральдический для гербов рыцарей. Уйти в пурпуре и барышне почетно.

– Я бы назвал это цветом нашего позора и непростительной ошибки, – ответил Ванзаров.

Лебедев скроил гримаску недовольства.

– Ну что вы, коллега, вечно преувеличиваете… Ну, обещали, что не будет трупов. Ну, получили труп. Что тут такого? Первый раз, что ли, меня обманываете…

– Все это значительно серьезней, чем кажется, – ответил Ванзаров.

– Ваши ожидания опять обмануты? Логика промахнулась? Конкуренты занялись не Федоровым, а стали уничтожать друг друга?

– Этого не должно было случиться. В той схеме, что у меня выстраивалась…

– Плоха, значит, оказалась схемка!

– Плоха, – согласился Ванзаров. – Но не безнадежна… Сколько времени требуется, чтобы кровь приобрела такой цвет и густоту?

По примерным расчетам, учитывая температуру воздуха, выходило от четырех до шести часов. Час убийства сдвигался к середине дня.

– Знаю, как не любите, когда топчут следы, но мне необходимо пройти к серванту, – сказал Ванзаров.

– Ходите где хотите, если ботинок не жалко, – ответил Аполлон Григорьевич. – Но в протоколе отмечу: неизвестный оставил следы на высохшей крови…

Стараясь ступать по краешку луж, Ванзаров пробрался к дальней стене комнаты. Шкатулка оказалась не заперта. Под крышкой она хранила нечто ценное.

– Ого! – воскликнул Лебедев. – Вот так сюрприз в бедной хижине. Сколько там?

Ванзаров взвесил пачку ассигнаций в руке.

– Тысяч десять, не меньше.

– Бедная девушка наверняка копила всю жизнь…

– Это цена золота, – сказал Ванзаров. – И это совершенно меняет дело.

– Хотите сказать, что ее убили не из-за денег?

– Не могу с вами поспорить, Аполлон Григорьевич…

Лебедев уже надевал резиновый фартук, который использовал на вскрытиях и прочих грязных делах, как вдруг оставил тесемки.

– Позвольте… – грозно проговорил он, уперев руки в бока. – Про какое еще золото вы тут говорили?

– Судя по всему, про то самое, что так и не смог изобрести господин Федоров. Сейчас не время об этом спорить… – Ванзаров вернул деньги в шкатулку и кивнул Скабичевскому, давно подававшему знаки. Чиновник переступить не решался и смотрел как-то бочком, чтобы случайно не взглянуть на тело. – Прошу вас изучить место преступления со всей тщательностью. Любая мелочь важна. Особо обращайте внимание на мельчайшие крошки пирита. Или золотого песка. Как повезет. Часа через два встречаемся в участке…

Подобные указания Лебедев считал оскорблением, но чемоданчик все же раскрыл. Никому другому он не спустил бы, но состояние друга понимал и проявил милосердие.

На улице Ванзаров вздохнул глубоко и с облегчением. Нос криминалиста, привыкший к сигаркам, мог вытерпеть любой запах, но ему пришлось нелегко.

– Есть свидетель убийства, – сказал Скабичевский. – Мать жертвы сидела на улице и видела, как какой-то человек пробежал мимо. Он скрывал лицо. Соседи привели ее в чувство, говорят, кричала так, что стекла дрожали.

– Даме повезло, что ушла из дома. Того и гляди, пристав переживал бы о двойном убийстве. Пойдемте к ней.

Лариса Алексеевна смотрела перед собой. В руке зажала стакан и не реагировала на звуки. Около нее хлопотала сердобольная соседка, укрыла плечи одеялом, растерла виски ароматическим спиртом, села рядышком, обняв и сочувствуя от всего сердца.

Ванзаров опустился на корточки и посмотрел ей в лицо. Глаза Ларисы Алексеевны были пусты и неподвижны. Он коснулся ее руки. Кожа была холодная, пульс бился тонкой ниточкой.

– Немедленно пошлите за доктором… Вы что, не видите, что с ней происходит?!

Скабичевский передал распоряжение одному из городовых.

– Это она сейчас пришла в такое состояние, – словно извиняясь, сказал он. – Когда мы прибыли, она еще рыдала и все твердила про этого человека.

– Можно понять, кто это? – спросил Ванзаров.

– По ее словам: среднего роста молодой мужчина, хорошо одет и все лицо руками закрывал. Убегал быстро, так, что пятки сверкали.

– Вам это описание никого не напоминает, Николай Семенович?

Чиновник задумался.

– Под такой портрет подходит чуть ли не половина мужчин Царского Села. Если исключить военных…

– Ищите ближе. Могу предложить вам четыре кандидатуры: ротмистр Еговицын, чиновник Марков, учитель Таккеля и господин Чердынцев из Госбанка. Кто из них не женат?

– Еговицын не женат. Кажется…

– Ротмистр не годится. Форма лейб-гвардии слишком приметна. Марков, насколько могу судить, больше увлечен юными созданиями. Таккеля? Не помню, есть у него кольцо на пальце…

– Да он женат, конечно, – согласился Скабичевский. – Но так гордится своей учительской формой, что никогда ее не снимает…

– Вы правы, вчера он был в сюртуке… А Чердынцев?

– Ничего о нем не знаю. Он не наш житель… Родион Георгиевич, а почему вас интересуют холостые?

– Логическая цепочка: торт – шампанское – барышня одна в квартире – май. Что получаем?

– М-да… – только и сказал Скабичевский. – Но…

– Давайте попробуем этот шанс. Где у вас самая дорогая гостиница?

– «Рояль», конечно… А почему Чердынцев не мог остановиться у родителей?

– Блестящий чиновник Госбанка не позволит себе оказаться у маменькиной юбки, – ответил Ванзаров. – Только лучший отель в городе своего детства. Хотите пари?