Лёд и порох (СИ)

Точно, не мог он просто так все это спустить. Я старалась собрать брови и челюсти в одно лицо покуда из-за спины родича выткался юноша бледный со взором горящим. Рослый, пусть и ниже Николая Владимировича, тускло-блондинистый, с небесно-голубыми глазами и пухлыми губами, он выглядел как ни разу не бывавший на солнце узник подземелья. Форменный мундир МВД сидел на нем похлеще, чем на мне — платья купчихи Калачевой в первые дни в данном измерении, так что картинка бедного родственника становилась полной. Остался лишь один вопрос — чьего?

— Это племянник вдовы моего троюродного кузена, Марии Аркадьевны Чемезовой, да вы же встречались в Москве во время коронации, помните, Андрей Григорьевич Деменков. — со знакомым уже хищным блеском серых глаз защебетала свекровь и подвела жертвенного агнца поближе ко мне.

Во время коронации меня представили нескольким сотням человек, которых я так и не запомнила. Когда сообразила, что записывать надо — уже больше половины позабылись. Ну была там нескончаемая орда малообеспеченных родственников губернаторской жены, о которых сам властительный чиновник отзывался порой весьма колко, но тогда меня не рассматривали с практической точки зрения. С тех пор я избегала семейных посиделок, зато они сами нагнали даже такую затворницу.

— П-п-поч-ч-чту з-за ч-ч-ч-честь. — неловко щелкнул он каблуками.

Ему лет-то сколько? Двадцать? Эти люди меня вообще за кого держат? Даже если принять во внимание, что о моем биологическом возрасте здесь не знают, да и самой пора бы помнить только одну биографию Ксении Нечаевой, мне уже двадцать шесть. Для женщины — солидный возраст, когда на подобных малолеток уже не бросаются без нужды. Но графиня Ольга твердо вознамерилась устроить всеобщее счастье, невзирая на желания своих жертв.

— Андрей Григорьевич теперь приписан к моему ведомству. — в лице графа мелькнуло что-то, что при должном оптимизме можно назвать смущением. — И тоже очень заинтересован переписью населения.

Отказываться поздно, бежать некуда, и я под несколькими парами глаз подаю руку для приветствия.

Мальчик долго рассматривает ее в недоумении, потом неловко пожимает. И тут звучит спасительный гудок, под который мы спешно грузимся в вагон.

2

От столицы до Вичуги путь неблизкий, и стоило бы познакомиться, но я смотрела на своего спутника и не ощущала ничего кроме раздражения. Не будь рядом Усти — прикрылась бы требованиями хорошего тона и сослала в другое купе, но мелко это. Да, конечно, мальчик не виноват, его так же отдали в уплату по семейным счетам, но что тут с сердцем поделаешь? Внутренний голос, очнувшийся от многомесячного стенания по покойнику напомнил, что и Тюхтяева я поначалу тоже без радости воспринимала. Но это ж бред — равнять этих двоих.

— Андрей Григорьевич, а Вы бывали в Вичуге раньше? — я прервала тишину незадолго до ужина.

— Н-н-нет. — выдавил господин Деменков и покраснел еще больше. Отличная пара переписчиков — отмороженная вдовица и заикающийся гимназист.

— Это очень красивое поместье. Там похоронен мой первый муж. — я акцентировала речь на числительном.

— С-с-соб-б-б-болезн-н-н-ную. — он не отрывал взгляда от инструкции к переписному листу. Не очень вдохновляющее чтение, если уж начистоту.

— Благодарю. — я решила не быть сегодня доброй и открыть карты с самого начала путешествия. — А мой второй муж был убит накануне нашей свадьбы.

— М-м-муж? — видимо, об этом Ольга решила не распространяться. И поделом тебе, малыш, если уж тебя приставили попасть в мою постель, то нужно было домашнее задание лучше готовить.

— Жених. В день нашей помолвки. — я буравила его взглядом. — Полагаю, что не очень удачлива в матримониальных делах. Хотя, конечно, два случая еще не тенденция, а лишь совпадение.

Деменков осторожно отодвинул локоть от меня. Правильно, бойся черной вдовы, мальчик, бойся, раз уж родственники твои страх Божий утеряли напрочь.

— А чем Вы занимались до начала чиновничьей карьеры?

Коллежский регистратор — низшая ступень пищевой цепочки в государственной службе, да и туда взяли только по протекции высокопоставленного мужа дальней родственницы, поэтому вряд ли ты покуда этим гордишься. А вот откуда тебя такого принесло?

— В г-г-гимн-мн-мназии уч-ч-чился.

Гимназист. Я только глаза прикрыла.

— И давненько ли окончили? — насчет возраста стало еще интереснее.

— П-п-прошл-л-лоым л-л-летом. — он уже не мог пунцоветь дальше.

И как мы с ним разговаривать-то будем? Есть, конечно, один способ.

— Вам по возрасту алкоголь-то позволителен? — прозвучало как вызов, и мальчик вскинулся.

— К-к-конечно! — гордо выдал он, почти и не заикаясь.

По-моему, здесь нет административной статьи за распитие алкоголя с несовершеннолетними. Ну, я надеюсь, что статьи нет. Теперь меня, если что, выручать некому. Уголки губ опустились книзу и лицо окаменело так, что стянуть его в светскую гримасу потребовало неимоверных усилий. Пока бы уж перестать, но я каждый день его вспоминаю, черт возьми, каждый день и каждую ночь.

После первого штофа вина, которое я лишь пригубливала, наблюдая за спутником из-под полуопущенных ресниц, стало немного проще. Он продолжал заикаться, но робость слегка растерял.

— Нас у папеньки с маменькой четверо осталось. Сестры замуж вышли, а братья маленькие еще. — он с аппетитом набросился на невнятный ужин, который в этом поезде готовили куда хуже, чем в привычном мне курьерском. Или тогда еда больше радовала, а сейчас все, как трава, или растущий организм не особо избалован. Вряд ли мальчонку держат в усадьбе, скорее всего, снимает какой-то дешевый угол, где на провианте экономят.

Итак, что же у нас есть. По особому блату или как всем прочим нам придется обойти 200 дворов. За один день. Интересный у нас аттракцион получится — 6 минут на семью. Это, мягко говоря, непросто.

— Итак, Андрюшенька, планов у нас — громадье, а времени — маловато. — оповестила я своего напарника за ужином. Мысль о том, что этот субъект может иметь какое-либо собственное мнение о грядущем, мне в голову не пришла.

Собственно Старая Вичуга едва не прошла мимо нас. Во-первых, это, как выяснилось вовсе даже не хиреющий поселок городского типа, каковым он стал в начале двадцать первого столетия, а весьма себе преуспевающий центр прядильно-ткацких мануфактур, с населением крепко за двести дворов, причем предполагаемый уровень грамотности давал возможность многим из жителей заполнять бланк самостоятельно. Подозреваю, что графу моя самодеятельность все же пришлась не по сердцу, так что обеспечил он мне полный пакет погружения в реальный крестьянский мир, выделив более экзотичный маршрут.

На нашу с господином Деменковым долю доставались Вичуга и небольшие поселения, которые в самом ближайшем будущем станут единым населенным пунктом, а покуда еще хранят определенную самобытность.

Села Хреново. Мне уже нравится это название и прямо-таки хочется заиметь прописку в этом месте. Может, поговорить с графом и прикупить сельцо по соседству с родней? И тогда все лето они будут контролировать каждый мой шаг… Отдых получится хреновым во всех смыслах. Но как звучит-то: хреновцы и хреновки, хреновчане, добрую весть принесли мы в ваш дом.

Село Углец. Тоже земной поклон за название. Тут все звучит как песня. И хорошо сочетается с предыдущим населенным пунктом.

У меня хватило ума обдумать будущую работу заранее, и управляющий Вичуги сразу после завтрака встречал нас со старостами чудеснейших поселений.

Оба представителя местной муниципальной власти оказались столь схожи внешностью, что стоило заподозрить чей-то игривый нрав, поскольку фамилии мужчины носили разные.

— Их Сиятельство графиня Ксения Александровна. — важно произносил управляющий, светловолосый статный мужчина лет сорока, явно посолиднее покойника Евлогина. — лично обойдет дворы с переписью.

Две пары глаз угрюмо изучали подол моей юбки. Так пристально, что я не устояла, тоже скосила взгляд — вроде бы чисто все, опрятно.