Роза Версаля

– Ну, я… – равнодушно подтвердила Анастасия. – И что ты теперь со мной сделаешь? Задушишь, как Отелло несчастную Дездемону?

– Не знаю я твою Дездемону и знать не хочу! – вскричал взбешённый супруг. – А с тобой я найду, как поступить! Завтра же подам прошение в Церковное ведомство о разводе! И не получишь ты у меня ни копейки! Полину тоже заберу к себе, никогда ты её больше не увидишь!

У Анастасии подкосились ноги.

– Ты не посмеешь, – едва слышно произнесла она.

– Ещё как посмею! Ты – любовница моего брата! Суду этого будет вполне достаточно.

– А я буду всё отрицать! Скажу, что все обвинения – твои домыслы, поскольку ты сам решил жениться на другой! Тебе никто не поверит.

Василий рассмеялся:

– Ещё как поверят! Я приведу десяток свидетелей, которые подтвердят мои слова. А если понадобится – куплю судей с потрохами!

У Анастасии потемнело в глазах. Василий развернулся и с победным видом покинул оранжерею, оставив жену в полном смятении.

– Чтоб ты сдох, сволочь… – прошипела она ему вслед.

* * *

Выйдя из дома брата, Илья решил не дожидаться экипажа и пошёл в сторону Бахметьевского переулка пешком, благо до квартиры было всего минут сорок ходу.

Илья поднял воротник: ветер усиливался, вдобавок повалил мокрый снег. Глызин-младший дошёл почти уже до Саймоновского переулка, когда услышал гнусавый голос уличного попрошайки:

– Подайте, господин хороший… Подайте Христа ради…

Илья очнулся: он стоял перед храмом Похвалы Богородицы, что почти вплотную приткнулся к Алексеевскому женскому монастырю. Илья Иванович машинально пошарил в кармане и извлёк из него мелкую монетку.

– Вот, возьми, – небрежно бросил он денежку попрошайке.

– Благодарствуйте, барин, – пропищал тот.

Вид церкви привёл Глызина-младшего в благостное чувство, он перекрестился.

– Прости меня, Господи! Знаю два греха за собою. Первый, что не остановил тогда брата… Второй, что прелюбодействую с его же женой…

Достав портмоне, Илья начал раздавать нищим щедрую милостыню. Те падали ему в ноги и наперебой благодарили.

– Люди добрые, помолитесь за меня, – попросил Илья Иванович.

– А как нарекли-то тебя, господин хороший? – прошамкала беззубая старуха.

– За раба божьего Илию помолись.

– Помолюсь, помолюсь, родимый, – пообещала старуха. – Видать, много ты нагрешил, коли деньгами от Господа откупиться хочешь…

Илья вздрогнул.

– Нагрешил, каюсь…

Старуха поклонилась и поплелась к своему месту у кованой изгороди.

Илья почувствовал некоторое облегчение.

Неожиданно он вспомнил: «Где-то поблизости, на Волхонке, находится издательство бульварной газетёнки “Тайны Москвы”, пользующейся у обывателей необычайной популярностью… А что, если?.. – пришедшая в голову мысль сначала испугала Илью, но затем начала нравиться всё больше. – Раз не захотел делиться со мной по-братски, значит…»

Илья стремительно свернул с Саймоновского на Волхонку.

* * *

Илья Иванович Глызин подошёл к обшарпанному трёхэтажному дому, на котором красовалась вывеска «Тайны Москвы». Напротив здания стояли несколько экипажей. Не решаясь войти, Илья Иванович топтался у входа, пока его не окликнул дежуривший неподалёку полицейский из Пречистенской полицейско-пожарной части, зорко следивший за вверенной ему территорией.

– Что вам угодно, сударь? – вежливо поинтересовался служивый, окидывая Глызина профессиональным взглядом.

– Да вот… хотелось бы, в общем, переговорить с кем-нибудь из журналистов, – признался Илья Иванович.

Полицейский, убедившись, что имеет дело с добропорядочным горожанином, охотно пустился в объяснения:

– Насколько мне известно, сударь, особо охоч тут до жареных новостей некий журналист Терехов. Чаще всего именно к нему граждане ходят…

– Благодарю вас, – сказал Глызин, слегка поклонившись, и вошёл в издательство.

Его обдало запахом табака: вероятно, на первом этаже располагалась курительная комната.

– Кого ищете, любезный? – полюбопытствовал мужчина, с которым Глызин случайно столкнулся в коридоре.

– Мне бы журналиста Терехова…

– А, Григория?! Я вас провожу… А что, у вас для него горячий материальчик? – многозначительно подмигнул незнакомец.

Илья растерялся.

– Право, и сам не знаю. Возможно, как вы выражаетесь, и впрямь горячий…

– Вот так всегда: всё самое интересное – Терехову! – делано вздохнул мужчина и распахнул перед Ильёй дверь: – Вот, проходите…

Григорий Сергеевич Терехов восседал за изрядно захламлённым бумагами столом, напротив него сидел рисовальщик.

– Нет, не то… Не похоже… – Терехов рассматривал эскиз рисовальщика. – Причёску измени, вот тут подправь…

Наконец он перевёл взгляд на вошедшего:

– Что вам угодно, сударь?

– Да я, собственно, к господину Терехову… – робко начал Илья Иванович.

– Ну, я – Терехов. Слушаю вас…

– Добрый день! Хочу рассказать вам весьма занимательную историю, – воодушевился Глызин.

– Вы, я гляжу, из купеческих? – перебил журналист, опытным взглядом определив статус визитёра. – Тогда имейте в виду: рассказы о коммерции и коварных конкурентах меня не интересуют!

– Нет, нет, я не об этом… Я хотел поведать вам таинственную историю о некоем розовом бриллианте…

Брови Терехова встали «домиком».

– Ах, вот как?! Интересно, весьма интересно… Прошу вас, присаживайтесь, – журналист указал на продавленный многочисленными визитёрами стул, обтянутый протёршимся уже в некоторых местах гобеленом.

– Так вот, случилась сия история с моим братом Василием Ивановичем Глызиным во Франции, во время войны 1812 года… – неторопливо начал Илья своё повествование.

* * *

Глызин-младший покинул редакцию газеты примерно часа через два – лишь после того, как господин Терехов тщательным образом записал его рассказ. На улице он окликнул извозчика.

– Куды угодно, барин? – мигом отозвался тот.

Илья задумался: а действительно, «куды» ему сейчас угодно? В контору не хотелось, в пустую квартиру – тоже… И тогда он решил отправиться в ресторан «Ренессанс», что располагался неподалёку от Бахметьевского.

Сев в экипаж, Илья Иванович приказал:

– В «Ренессанс»! Трогай, голубчик…

Как ни старался Илья не думать по дороге о правомерности своего поступка, противоречивые чувства сами по себе начали одолевать его. С одной стороны, Илья Иванович искренне считал, что поступил правильно: поскольку шкатулка была общим военным трофеем, он просто отомстил за жадность брата. С другой стороны, Василий говорил сущую правду: если б не его жестокость во время войны, вряд ли они стали бы купцами и имели сейчас своё дело аж в самой Первопрестольной…

Илье вдруг страшно захотелось напиться.

Ресторанчик с громким названием «Ренессанс» был хоть и небольшим, зато отличался чистотой и отменной кухней, а по вечерам здесь душевно пели цыгане. Илья любил сюда изредка захаживать. Помнится, даже привечал в своё время одну молодую цыганку, Грушеньку, но, увы, так и не решился открыться ей в своём интересе…

Глызин-младший, обстоятельно изучив меню, заказал стерляжью уху, индюшку с грецкими орехами, расстегаи с печёнью налима и… штоф водки.

«Напьюсь, – твёрдо решил Илья. – До дома, благо, недалеко, как-нибудь доберусь…»

* * *

Василий Иванович открыл секретер, достал початую бутылку французского коньяка. Плеснул немного в рюмку и заглотнул залпом, словно водку.

– Кхе… Ядрёный напиток, однако «Московская»-то, пожалуй, покрепче будет…

Купец плюхнулся в кресло, ожидая желаемого воздействия хвалёного напитка… Увы, легче не становилось. Василий Иванович повторил процедуру.

«Чёрт знает что! – принялся он мысленно возмущаться. – Жена – шлюха и доносчица! Брат – последняя сволочь! Одни Иуды вокруг… Ну, и куда мне, бедному, теперь податься? Кому я нужен? – Купец едва не плакал. – Дочери разве что, Полинушке? Да и то, пожалуй, покуда замуж не выйдет… Матильде? Эх… этой тоже только деньги подавай… Все, все бабы одинаковы! Но Матильда хоть в любви горяча, не то что супружница законная… Всё! Не поеду в контору! Отправлюсь в Измайлово! Хоть время приятно проведу…»