Тайные полномочия

До дома на Екатерининском канале он добрался так быстро, словно ехал на извозчике. У самой подворотни его тихо окликнули. Граве повернулся и разглядел силуэт уже знакомый. Невдалеке от него держался другой, чуть поменьше ростом.

— Поздно возвращаешься, продрогли ожидаючи.

— Нечего за мной шпионить, господин Обух, — ответил Граве и сам поразился внезапной дерзости.

Стенька-Обух тоже отметил перемену в характере карточного мастера.

— Ишь ты, какой прыткий стал, — сказал он с отеческой лаской. — Чего расхрабрился?

— Знаете, господин Обух, после того, как постоишь под расстрелом, на жизнь начинаешь смотреть несколько по-иному. Вот так.

Умея отличать правду ото лжи, как серебряный рубль от оловянного, Стенька-Обух вынужден был признать: хлыщ этот не врет. Что за чудеса такие? Свернув с непонятной темы, он потребовал отчета.

— Пока удалось не много. Составил список подозреваемых, есть кое-какие предположения, но их надо проверить, — ответил Граве.

— Ты давай торопись, Лунный Лис ждать не будет.

— Вы правы. Сегодня он нанес чрезвычайно тяжелый удар.

Стенька-Обух забеспокоился: произошло что-то важное, а он опять ничего не знает.

— Это ты о чем толкуешь?

— О том я толкую, господин Обух, что сегодня ночью Лунный Лис похитил какую-то важнейшую драгоценность, о которой я не имею ни малейшего представления. И вдобавок умер мой друг, князь Бобрищев-Голенцов, милый Бобби. А не знаете ничего потому, что всю прислугу держат под арестом жандармы. Вот такие дела…

Стенька не нашелся, что ответить. Такие новости для него были чрезвычайно неприятны, если не сказать: опасны. Авторитет держится на ниточке. Виданное ли дело, чтобы он, воровской старшина, узнавал о деле не от своих, а от фраера, нанятого за страх? Нет, никуда не годится.

— Ты давай пошевеливайся, срок помнишь, — только сказал он.

— Срок помню, да только толку от меня мало, — сказал Граве. — Я бы на вашем месте возлагал все надежды на Ванзарова. Он наверняка сумеет этого негодяя поймать.

— И что, усердно ловит?

— Усердно. Только бледный весь, как будто после болезни…

Стенька недобро усмехнулся.

— Это с каплюжниками бывает. Раз — и захворал. Такое несчастье. А ты помни: не укажешь Лиса — не взыщи.

Воровской старшина поднял воротник и быстро пошел прочь по каналу. Подручный увязался за ним. Граве в сердцах плюнул на мостовую, чего не позволял себе с гимназической юности. Когда человека припирают к стенке, хорошие манеры отлетают, как засохшие листья. Он понял, что, если сейчас не пропустит рюмку-другую чего-нибудь крепкого, до собрания у генерала не дотянет. И плевать на все эти спортивные режимы. Ни в одном олимпийском режиме расстрел не числится. После такой ночи он может позволить себе все что угодно.

21

В полицейском доме на Офицерской улице горели окна третьего этажа. Как раз, где располагалось управление сыскной полиции столицы. По тревоге был поднят отряд филеров во главе со старшим филером Афанасием Курочкиным. Он лично отобрал самых способных и сообразительных агентов. В приемном отделении стало тесно. И запах, довольно крепкий, уличный, запах сапог, мазута, окурков и снега, наполнил комнату до краев. Филеры работали на улицах, там нельзя быть чистеньким и ухоженным. Чтобы стать незаметным, надо быть как все, как простой народ, который бродит по делу и без дела. Одеты филеры самым простецким образом: кто в драном тулупе, кто в рабочей тужурке. Были и мастеровые в фуражка-московках. Глядя на такого обывателя, никогда не скажешь, что это агент полиции. А если филера можно вычислить, значит, не место ему в отряде: и задание провалит, и себя на опасность обречет.

Ванзаров ввел агентов в курс дела. Необходимо взять под круглосуточное наблюдение сразу несколько домов и объектов, то есть персон. Вести их везде: когда выйду из дома, когда оправятся в гости или на службу. Особое внимание обращать на тех, кто появится с чемоданами. Убедиться, что объект наблюдения следует на вокзал, и там предпринять меры к его задержанию. Вещи не трогать, личный досмотр не проводить. Доставить в жандармское отделение при вокзале и засадить в пустую комнату без окон. Особо следить, чтобы задержанный ничего не выкинул по дороге. Следить за любой вещицей, от которой он попытается избавиться. Ничего не трогать и не прикасаться до прибытия лично Ванзарова.

Судя по строгости, с какой ставилась задача, Курочкин понял, что дело предстоит непростое. И возможно, неприятное. Сразу ясно: могут быть тяжкие последствия. Тут не слежка за убийцей, тут что-то большее. Ему страшно хотелось узнать: что же такое они ищут, что даже Ванзаров не раскрывает секрет. Но позволить себе такую вольность он не мог. Курочкин уточнил только некоторые детали: как, например, вести себя с женщинами, задерживать ли их тоже, и в ответ получил точные инструкции. Подняв отряд, он разобрал своих людей по адресам, а сам взял объект наблюдения, который попросил Ванзаров. Курочкин был уверен, что ему поручен главный подозреваемый.

Вздремнуть хоть на полчаса, даже сидя на стуле, времени не оставалось. Ванзаров не мог даже получить полицейскую пролетку. В такой час в 1-м Казанском участке, который располагался на первом этаже дома, остался только дежурный да смена городовых. Распряженные лошади стояли в полицейской конюшне, она располагалась сбоку Львиного переулка. И Ванзаров пошел пешком на Большую Конюшенную, где генерал Бутовский держал квартиру.

22

Молчание повисло в столовой, как туча. Над большим столом, застеленным хрустяще-белой скатертью, свисал красный абажур. От него на лица ложились причудливые пятна света и тени, выделяя скулы и превращая знакомое лицо в чужую маску. Члены команды сидели молча, каждый старался ненароком не поймать чужой взгляд. Говорить было не о чем, в чашках остывал чай. Сам хозяин квартиры стоял у окна, глядя в ночь. Даже Паша Чичеров, более-менее пришедший в себя (только глаза проплаканы до красноты), забился в угол и не шевелился.

— Однако господин Ванзаров так дурно воспитан, что смеет опаздывать на встречу, назначенную им самим, — сказал Рибер и оглядел сидящих рядом. Ему не ответили. Даже Немуров старательно изучал дно чашки.

— В конце концов, через шесть часов у нас поезд, у меня, например, еще вещи не собраны, — опять попробовал Рибер. Но и эта попытка потонула в молчании.

Очень кстати звякнул дверной колокольчик. Ванзаров вошел и пожелал всем доброго утра.

— Вы полагаете, столь раннее утро — доброе? — спросил Бутовский.

— Как посмотреть, — согласился Ванзаров. Он выбрал место во главе стола, оставленное Рибером, и попросил внимания. — Господа Граве, Немуров, князь Урусов и барон Дюпре, они не нашли в себе сил остаться в особняке Бобби до конца, наверняка уже осведомлены о моей скромной персоне. На всякий случай представлюсь лично: чиновник для особых поручений от сыскной полиции. Моя цель: найти вора, укравшего нечто ценное из портфеля Бобби.

— А что украл Лунный Лис? — спросил Уваров.

— Откуда вы знаете, что вор — Лунный Лис? — ответил вопросом Ванзаров.

— Что тут такого? Бобби сам в тосте кричал о том, как победил его. И вот результат.

— Хорошо, пусть будет Лунный Лис.

— Вы не ответили на вопрос! — неожиданно резко сказал Дюпре, будто больше не мог сдерживаться. — Мы ничего не знаем! Бобби говорил какими-то загадками о том, что у него в портфеле.

— Этой темы мы касаться не будем, — сказал Ванзаров. — Скажем так: вещь, которую стоит вернуть законному владельцу.

— Это не ответ! — запротестовал Дюпре, но генерал осадил его строгим взглядом.

— Другого ответа у меня нет.

— Для чего вы нас собрали в такую рань? — спросил Рибер. — Мы потеряли члена команды и даже не сможем проводить его в последний путь. А вашим обществом смогли бы насладиться сполна в вагоне.

Рибер не заметил, как признал право чужака на место в команде. После всего случившегося он постарался не замечать, что сдался и проиграл сам себе.