Тайные полномочия

— Что такое? — спросила она, раз полагалось что-то сказать.

— Глубоко сочувствую вашему несчастью…

— Какому несчастью? — переспросила Липа.

— Возможно, вы не знаете, покинули особняк до случившегося, но ваш жених, князь Бобби, скончался. Основная причина — сердечный приступ.

— Ах, это… — сказала Липа. — Да, благодарю вас. А вам что надо?

— Задать вам несколько вопросов, — ответил Ванзаров.

Липа сделала такое выражение на лице, чтобы стало ясно: никакого желания говорить об этом у нее нет. Но молодой человек, кажется, не собирался отступать. Немного посомневавшись, Липа пропустила его в дом. Как раз когда появилась заспанная горничная. Очень вовремя, нечего сказать. Бросила хозяйку одну-одинешеньку. Девице приказали убираться вон, что она исполнила с большой охотой.

Ванзаров прошел в гостиную и быстро огляделся.

— Как приятно видеть в такую кислую пору года даму в прекрасном платье, прекрасном настроении, к тому же поддерживающую прекрасную спортивную форму. Гимнастика — это сила. Не бросайте ее.

Комплимент был сказан столь витиевато, что Липа не до конца была уверена: правильно ли она поняла его смысл. И весь ли смысл она поняла. Было в этом комплименте нечто подозрительное, чего она не могла уловить. И невольно насторожилась.

— Вы что, следили за мной? — спросила Липа и рассердилась на себя за такой дурацкий вопрос.

— Не имел чести, — ответил Ванзаров. — Все, что можно сказать о человеке, находится при нем. Мы все как раскрытая книга, ничего не скрываем. Только надо уметь прочитать.

Липа приняла это как вызов. Она села на диван, удобно расположившись, чтобы платье с широким вырезом показывало ее достоинства с наилучшей стороны.

— И что же вы прочитали обо мне?

— Если вам угодно… — опять отвесил поклон Ванзаров, — вы получили наследство от отца, который один воспитывал вас с сестрой. Сестра ваша умерла примерно два года назад. Вы были с ней дружны и сильно переживали утрату. Но состояние, доставшееся целиком, скрасило горе. Вы часто меняете горничных, но привыкли к старой кухарке, занимаетесь гимнастикой, наверное, в Женском гимнастическом обществе, и не имеете подруг, за исключением одной, бедной девушки, которая выросла вместе с вами. Вы не даете приемов, держите свою лошадь для манежа и обладаете главным сокровищем девушки: независимостью.

Липа подумала, что этот человек не так приятен, каким хочет показаться. Он довольно опасен, и неясно, куда может повернуть, надо быть настороже.

— В полиции везде ищейки имеются, — сказал она. — Тоже мне фокус, вынюхать про меня и сделать вид, что узнали только что.

— Уверяю вас, все сведения я получил только что.

— Каким образом?

— У вас почти нет фотографий. Одна — на ней генерал преклонных лет. Скорее всего — ваш отец. Рядом — фото молодой барышни, похожей на вас удивительно. Возле фото — завядший цветок. Что говорит о памяти, которая слега притупилась. На столе — расчетный листок прислуги. Судя по всему, последняя девушка проработала у вас меньше двух месяцев. На тарелочке оставлен легкий ужин: паштет с кусочком лимона, двумя пирожками, сардинками и остывшим чаем с явным ароматом мяты. Что говорит о постоянном вкусе, который может знать только старая кухарка. О гимнастике говорит обруч, спрятанный за кресло. О бедной подруге — скромная статуэтка, ценой рубля три, не больше, она стоит у вас на видном месте. Среди достатка так можно сделать, чтобы было приятно старинной, но небогатой подруге, которая только к вам и приходит. Отсутствие визиток на подносе говорит, что приемы вы не делаете и с дамами не дружите. Перчатки для верховой езды вряд ли нужны без лошади. Ну а все вместе говорит о вашем характере лучше любого досье.

Липа выслушала о себе столь много интересного и почувствовала, словно ее раздели. Она переменила позу, накинул на голые плечи платок и села куда более строго.

— Ради чего все это? — спросила она.

— Где вы были, когда князь Бобби произносил тост?

Вопрос оказался не так прост, как хотелось бы.

— Не помню… Кажется, с кем-то говорила.

— Вы видели, как он упал?

— Только когда начались крики… Была такая паника.

— И вы не попытались узнать, что с вашим женихом?

— Да, это было так странно и неожиданно…

— Почему же убежали?

Липа сама хотела бы это знать. То, что она поддалась общему настроению, чего-то испугалась, было трудно, да и не нужно объяснять.

— Мне нечего было там делать, — сказал она.

Ванзаров остался доволен ответом.

— Принимали гостей в качестве будущей хозяйки дома? — спросил он.

— Бобби устроил прием таким экспромтом, что сообщил мне в последний момент. Хорошо, что у меня было в запасе новое платье.

— Барышне нельзя без нового платья в шкафу, — согласился Ванзаров. — Кстати, хотел спросить: что у вас украл Лунный Лис?

Она только плечами пожала:

— Такая ерунда. И говорить не стоит.

— Мне любопытно, — настаивал Ванзаров.

— Брошь. Подарок Бобби.

— Как это произошло?

— На приеме олимпийской команды.

— Очень, очень любопытные подробности…

— Какие подробности! — Липа несколько повысила голос. — Заглянула в мешочек, а там нет броши.

— Мешочек дамский, что носят на руке на шелковом шнурке?

Липа вынужденно согласилась.

— На какой руке вы его держали?

Она подняла левую, но сразу же поменяла на правую.

— Вот здесь, — показал она на запястье. — Вас устраивает точность?

— Вполне, — согласился Ванзаров. — Не затруднит показать, как завязываете узел шнурка?

Чтобы отделаться от несносного господина, Липа не поленилась принести мешочек и быстрым движением затянула шелковую горловину. Накинув на руку, она прошлась с ним.

— Вот так он у меня и украл, — сказала она. — Ваше любопытство насытилось?

— Не знаю, как благодарить вас, — сказал Ванзаров, вставая. Ему явно указывали, что время визита исчерпано. — Только один вопрос: а где записка, которую Лунный Лис подбросил на место броши?

— Бобби скомкал ее и выбросил.

— Такая жалость, — сказал Ванзаров с глубоким сочувствием. — Еще раз выражаю вам свое сочувствие, госпожа Звягинцева, в связи с постигшей вас утратой.

— Благодарю вас, — ответила Липа, выпроваживая его.

— Наверное, теперь поездку в Грецию отмените? — спросил он, выходя в прихожую.

— Жаль пропустить исторический момент. Все-таки первая Олимпиада.

— Утром на поезд?

— Да, надо успеть упаковать чемоданы… Новые горничные хуже прежних, все придется делать самой.

— Я бы на вашем месте не спешил со сборами, — сказал Ванзаров и закрыл за собой дверь.

Что значит, не спешить со сборами? Поезд в одиннадцать часов. До этого так много надо сделать. Вся ночь — бессонная. Она должна была стать такой радостной. А теперь все испорчено. Ей показалось, что молодой человек недоговаривает значительно больше, чем делает вид. Что-то он скрывает. И от этой неизвестности стало неприятно. Как от глотка прокисшего молока.

20

После всех приключений Граве захотел дойти до дома пешком. Он брел по пустым улицам, а в ушах у него грохотали выстрелы. Он никак не мог отделаться от картинки, что мерещилась в каждой темной подворотне. Вот бедный Паша Чичеров стоит у мраморной стены, а вот он уже сползает в полном ужасе. И еще эти разводы у него на штанах. Какой стыд, так издеваться над человеком! К горлу подкатывало, он сжимал кулаки и ускорял шаг. Справиться с этим было чрезвычайно трудно. Видение засело в мозгу занозой и не желало вылезать.

Граве примерял на себе: что бы делал, если бы его выбрали встать у стенки? Конечно, он стоял бы перед расстрелом с гордо поднятой головой. Как подобает спортсмену и олимпийцу. Но что-то в душе у него ехидно усмехалось и говорило: нет, брат, ничем ты не лучше Чичерова, еще, чего доброго, обделался бы и разрыдался как баба. Кишка у тебя тонка, нечем тебе гордиться. От этих размышлений Граве бросало в жар, он шептал яростные опровержения, но так и не смог переубедить смеющийся голосок.