Рецепт на тот свет

— Не знаете ль, матушки, где найти сбитенщика Демьяна по прозванию Пугач? Он этого прихода.

— Зятек мой, — отвечала одна из женщин. — А какая в нем нужда?

— Опять чего натворил? — ехидно спросила малорослая тетка, из тех, кому вечно всюду нужно сунуть нос.

— Требуется для услуг в Рижский замок, — отрубил Маликульмульк.

— А ты, батюшка, кто будешь? — полюбопытствовала Демьянова теща.

— А я в замке служу. Так где ж он?

— На том берегу, днем еще побежал.

— Скажи зятю — с утра чтоб был и караульным солдатам сказал, что его к себе требует господин Крылов.

Отдав это распоряжение, Маликульмульк отошел к саням. Сейчас можно было ехать куда угодно — княгиня вроде на вечер не звала. Но куда? К Гринделю разве? Еще можно к фон Димшицу — узнать, как насчет приглашения от Видау. Как неохота раскапывать всю эту давнюю суету вокруг бальзамного рецепта!

Однако если князь твердо решил спасти Лелюхина, то придется.

Какое странное занятие для журналиста, драматурга, музыканта, поэта, картежного академика и начальника генерал-губернаторской канцелярии наконец! Воистину — неисповедимы пути Господни.

И тут вспомнилась фрау Векслер — ее слова о Божьем замысле вспомнились. Если Господь тебе чего-то все не дает и не дает — значит, оно тебе и не надобно. Не дает Господь огня, необходимого, чтобы писать и получать от того радость, — стало быть, тебе это более не надобно. А чем же заниматься? Посылает Господь каких-то странных людей на пути, вон — купца Лелюхина послал, и изволь на них тратить время. Зачем-то Ему понадобилось употребить твое время именно таким образом.

— Хватит тебе лежать на диване, побегай-ка, погоняйся-ка за злоумышленником! — вот что молвил бы глас с небес, если бы сейчас прозвучал. — Для твоей же пользы — ишь, бока отрастил…

Но вместо словесного гласа был колокольный. Красивая деревянная Благовещенская церковь созывала прихожан на службу.

Считать ли сие ответом на вопрос?

Благодарить ли за такой ответ?

Велев орману еще подождать, Маликульмульк вошел в храм. Народу собралось много, к образам пробиться, чтобы поставить обязательную свечку, он не смог. Постояв немного и дождавшись начала службы, он понял — душа собралась играть в игрушки, искать знаки, ловить намеки, летящие с небес, не дело это…

И ушел.

В аптеке Слона собрался целый дамский клуб — молодые женщины, пришедшие за лекарством для простудившихся детей, никак не могли расстаться. Гриндель блистал в этом клубе, а герр Струве отдыхал в задних комнатах. Маликульмульк спугнул женщин — они, увидев огромную фигуру, занявшую собой весь дверной проем, притихли. И напрасно Давид Иероним рекомендовал им приятеля наилучшим образом. Они скоренько попрощались и убежали.

— У женщин странные вкусы, любезный друг, — сказал Гриндель. — Только что они друг перед дружкой выхвалялись дородством своих мужей.

— Это уже не дородство, — отвечал Маликульмульк, гладя себя по брюху. — Это иная, высшая степень. Не всякому дано понять! Где мое любимое кресло?

— Садитесь. Итак?

— Итак, я побывал в полиции и с радостью передаю вам благодарность за вмешательство в расследование смерти Илиша, — твердо произнес Маликульмульк. Гриндель в ответ улыбнулся и велел Теодору Паулю приготовить неизменный кофей.

— Им удалось найти убийцу? — спросил Давид Иероним.

— Они подозревают купца Лелюхина.

— Лелюхина? Но где же тут повод?

— Повод — все тот же проклятый рецепт бальзама. В полицейской управе убеждены, что его тайно приобрел у Абрама Кунце кто-то из аптекарей, а Лелюхин выкрал. И вот теперь он испугался, что при расследовании это станет известно.

— Какая глупость! Но знаете ли, полицейские не сами до этого додумались, — Гриндель хмыкнул. — Кто-то им подсказал…

— Именно так! — воскликнул Маликульмульк. — Это для них чересчур мудрено и в то же время нелепо.

— Они это не считают нелепым.

— Или же не хотят считать. Мне сегодня объясняли про споры внутри Большой гильдии и магистрата, а Лелюхин ведь состоит в Большой гильдии, и если его обвинят в убийстве — это сильный удар по той партии, что хочет восстановить Городовое уложение.

— Да, это так. Вы его читали? Могу дать — оно у меня есть на немецком. Любопытный документ — как будто в нем все правильно, а не пришелся здесь по вкусу никому — ни магистрату, ни цеховым мастерам, ни даже подмастерьям. Подмастерья буянили, их усмиряли. Впрочем, спросите лучше у герра Струве, он все помнит.

— Как он себя чувствует?

— Отменно… — Давид Иероним вздохнул. — Я прописал ему полнейший отдых. Даже посетителей не пускаю.

— Это вы хорошо придумали.

— Хорошо, что он мне пока верит больше, чем врачам. Лишь бы только не вышел на улицу и не наслушался новостей. Потом как-нибудь расскажу, со всей осторожностью…

— Но меня-то к нему отведете?

— Вас — отведу. Он сейчас курит трубочку потихоньку от супруги, читает русские комедии и хохочет.

— Он же не понимает по-русски.

— В немецком переводе. Верно ли, что их сочинила сама покойная государыня?

— Покажите мне книжку, тогда скажу.

Это и впрямь оказались комедии Екатерины Алексеевны на немецком, более того — изданные в Риге пятнадцать лет назад: «Обманщик», «Обольщенный» и «Шаман сибирский».

— Я сейчас как мальчик на салазках, — сказал герр Струве. — Бегал, катался, играл, и вот наконец еду с крутой горки, склон кончается, и я еду все медленнее. И могу уже посмотреть по сторонам, повеселиться, глядя на чудачества других… вот, получаю удовольствие от смешной книжки. Вам, молодые люди, все это еще предстоит. Сейчас вы читаете то, что нужно для дела или для умного вида в обществе, а тогда будете читать то, что просто развлекает. И знать, что вы заслужили этот отдых…

— Не слишком ли вы устаете в аптеке? — спросил Маликульмульк. — Давид Иероним отлично справится без вас. Сейчас зима, скользко, холодно, для чего вам выходить из дома?

— И терпеть заботы моей драгоценной супруги? Благодарю покорно! Да она своей любовью скорее загонит меня в могилу, чем самая лютая зима! Нет, я лучше буду приходить сюда, здесь меня найдут давние приятели, а если устану — я отлично знаю, где стоит диван. Или же я возьму под руку Карла Готлиба и пойду в Зеленую аптеку — вынюхивать секреты старого пройдохи Илиша!

Маликульмульк и Гриндель переглянулись — нужно было как-то объяснить старику, что Илиша больше нет, а его жизнь в опасности, но так, чтобы он не слишком разволновался.

— Я бы посоветовал вам, герр Струве, сегодня просто полежать на диване, — сказал Гриндель. — И любой доктор бы это посоветовал, глядя на ваш цвет лица и померив ваш пульс.

— Этот юноша злоупотребляет моим доверием, — пожаловался аптекарь. — Он знает, что я помню, как его приглашали профессором в столичную академию медицины и хирургии! Это правда, герр Крылов! Он умнее, чем кажется, он умнее, чем положено быть в его годы! Вот какого ученика я воспитал! Шесть лет он был в моей аптеке учеником — и за это время наилучшим образом выучился вить из меня веревки!

Гриндель рассмеялся.

— Я посижу с вами, и вы расскажете мне о своих странствиях, — предложил Маликульмульк. — А Давид Иероним будет принимать посетителей.

И он действительно около часа провел со старым аптекарем, но напоминать об Илише и давней истории с бальзамом опасался. Герр Струве рассказал о приключениях юных лет, когда был бродячим подмастерьем, — главным образом смешные истории.

— А вот еще был случай в Бремене. Там я, любезный герр Крылов, попал в большую аптеку, где хозяин держал, кроме меня, еще подмастерье и троих учеников. Все было превосходно, и еда, и постельное белье, он многому нас научил, но вот беда — он обожал музыку и пение. Вечером он собирал нас на ужин, а после ужина заставлял петь. Это было ужасно, никто из нас не имел ни голоса, ни слуха, но наш хозяин, очевидно, тоже — и, слушая нас, он был счастлив. Эти кошачьи концерты прекратились внезапно — он зазвал в гости своего друга, который вернулся в Бремен после долгой отлучки. Угощение было превосходное, и наконец нам приказали петь. Делать нечего — мы запели. После первой же песни гость, мужчина прямого характера, попросил нас замолчать и сказал, что мы только дерем глотки и пускаем петухов. Мой хозяин огорчился, но вздумал оправдаться. Они, все пятеро, — так сказал хозяин, — может, и не придворные тенора и баритоны, зато все — прекрасного поведения и спиртного в рот не берут ни капли, разве что немного пива. И тут гость выразился так: уж лучше бы твои воспитанники пили, да хорошо пели! Больше нас вокальными упражнениями не мучили.