Тени кафе «Домино»

– Да. Там, на этой земле, похожей на театральную декорацию, я вдруг поняла, как люблю его.

– Какое счастье, Леночка…

Художник не успел договорить.

Разлетелись стекла вагона, пуля с противным визгом начала рвать стены.

– Ложись, – крикнул Винклер.

Он схватил две непочатые бутылки вина и рухнул на пол.

– Что это? – спросил актер Веденеев.

Он засел в угол, спасал початые бутылки.

В салон вбежал начальник охраны поезда.

– Банда. Ложитесь.

Где-то совсем рядом ударил пулемет, застучали винтовочные выстрелы.

Начальник охраны опустил окно и начал стрелять из нагана.

– Бандюки, сволочи. Поезда грабят, но нас им не взять. Три вагона бойцов в Москву едут.

Поезд шел мимо перелеска, огрызаясь винтовочным и пулеметным огнем.

В зале выдачи посылок на Ярославском почтамте прилавок был вытерт до блеска.

Люди получали затянутые веревкой мешки с сургучовой печатью, коробки, обклеенные рогожей, фанерные ящики.

Круглые часы приближались к цифре шесть.

За московской посылкой никто не приходил.

К стойке подошла женщина в потертом бархатном пальто, с потраченной лисицей на плечах.

– Посылка из Москвы, – громко сказал почтовый служащий.

Тыльнер, Оловянников и молоденький агент местного розыска подошли к прилавку.

– От кого посылка? – спросил почтарь.

– От братца Спиридона Тихоновича Котова.

– Прошу.

На прилавок встал крупный фанерный ящик.

Женщина вынула из сумки брезентовый солдатский ремень с желтой гренадерской пряжкой, ловко обмотала ящик.

– Вы гражданка Котова? – подошел Тыльнер.

– Ну я, чего надо?

– Мы из милиции, пройдемте с нами.

– Зачем это?

– Порядок такой.

В кабинете Андриянова на столе стоял ящик, обтянутый полотном.

– Давайте-ка, товарищ Тыльнер, вскроем его.

Андриянов достал из стола австрийский штык.

– Нет, надо понятых позвать.

– Понятых, – передразнил Андриянов, – у вас в Москве все не как у людей.

– Порядок такой, – развел руками Тыльнер.

– Ну, как знаешь. Кликните там понятых, да Котову сюда.

Понятые сели на стулья, Оловянников приготовился писать протокол.

– Гражданка Котова, Вы утверждаете, что посылку эту Вам прислал родственник из Москвы. Назовите его фамилию и имя.

– Мой брат – Котов Спиридон Кондратьевич.

– Кто? – ахнул Тыльнер.

– Котов Спиридон Кондратьевич, – повторила задержанная.

– Вот это да. Ее брат, товарищ Андриянов, воровской Иван Спирька Кот.

– Да ну.

– Что в посылке?

– Не знаю.

– В присутствии понятых вскрываем посылку.

Тут-то и пригодился австрийский штык.

– Пиши, Оловянников, – Тыльнер достал из ящика шесть новеньких женских платьев.

– Смотрите, товарищи понятые, на них еще магазинные ценники «Дамский салон», «Кузнецкий мост». В цвет, товарищ Андриянов неделю назад они подломили этот замечательный магазин на Кузнецком мосту. Поедем в гости к Спиридону Котову, а сестричку его, товарищ Андриянов, задержите.

Номер гостиницы «Метрополь, ныне Второго Дома Советов, пытался сохранить еще былую элегантность. Бронзовые бра на стенах, отделанных некогда шитым штофом, а нынче похожим на заплатанное дорогое платье.

Бронзовые полуобнаженные женщины держали в руках побитые хрустальные светильники.

Огромная люстра над потолком, порезанная и заплатанная кожаная мебель, белый рояль. Красный генерал Саблин принимал гостя. Они уже отобедали и пили кофе с ликером. Гостем был знаменитый некогда журналист, заведующий в свое время светской хроникой в редакции «Русского слова», Борис Борисович Штальберг.

– А Вы знаете, милый Юрочка, кто в восемнадцатом году стоял здесь постоем?

– Нет, Боренька.

– Сам Мамонт Дальский, один из вождей московских анархистов.

– Вождь анархистов, – иронично ответил Саблин, – наверное, великий актер, революцию воспринял как театральное действо, а себя возомнил новым Дантоном.

– Не скажите. Великий трагик неплохо устроился в этом кровавом бардаке. Его боевики экспроприировали целую кучу бриллиантов.

– И где они?

– Не ведомо. Мамонт погиб под трамваем и унес сию тайну.

– Так не бывает. Кто-то должен был знать.

Саблин разлил по рюмочкам тягучий ликер.

– Возможно, Вы и правы, – Штальберг пригубил рюмку, – Господи, как давно я не пил Бенедектин. Возможно, но как его найдешь. Для этого нужны люди знакомые с сыскным делом. К примеру, чекисты.

– Господи, – замахал руками Саблин, – такие страсти да к ночи.

– Да разве только Мамонт баловался камушками, мы с ним дружили, ни одну бутылку «Клико», «Мартелл», «Фянь-Шампань» выпили за этим столом. А какая игра была?.. Боже, Боже мой…

Борис Борисович изобразил руками нечто необычайное.

– Империалы, Петруши, Катеньки, франки просто текли по этому столу. Играли на женщин, на выстрел. Компания, в основном, была актерская, эти за стол не садились, правда, Вася Лушин из Художественного театра рискнул и стал богатым.

– Так кто же играл, – удивился Саблин.

– Тогда в городе развелось огромное количество всевозможных комиссаров. У них были мандаты, оружие, свои отряды. Они лечили публику от золотухи, грабили чище Емели Пугачева. Вот они-то и были основными игроками.

– А Рубинштейн здесь не появлялся?

– Дмитрий Львович, Митенька. Да нет, он в самом конце керенщины ушел в Швецию, там и деньги в банках разместил давным-давно, а в сейфах золото и бриллианты.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – крикнул Саблин.

Появился адъютант с коробкой в руках.

– Как приказывали, товарищ командир.

Он вынул из коробки и аккуратно разложил на тарелках пирожные.

– Молодец, – засмеялся Саблин, – где добыл?

– У Баронессы.

– Не баба, а Наполеон, – хлопнул ладонью по столу Саблин. – Иди.

Адъютант исчез.

Саблин взял кофейник, греющийся на синем огне спиртовки, налил в чашки кофе, наполнил рюмки ликером.

– Пирожные прелесть, – Борис Борисович даже зажмурился от удовольствия.

– Так что с Рубинштейном? – продолжал Саблин.

Штальберг все понял. С лица словно стерлось восторженное выражение. Он посмотрел на Саблина с холодным любопытством.

– А Вы никак за этим в Москву-то заглянули.

Саблин молча крутил пальцами ликерную рюмку.

– Молчите, я вижу – за этим. Ну что же, могу продать информацию.

Саблин встал, подошел к бюро красного дерева, вынул толстую пачку денег, положил на стол.

– Цена устраивает?

– Вполне.

– Тогда я Вас слушаю.

Штальбург выпил, взял из портсигара, лежащего на столе, папиросу, закурил.

Затянулся пару раз.

– Давайте, дорогой друг, без актерских пауз.

– Давайте. Покойный Иван Федорович Манасевич-Мануйлов, помните такого?

– Еще бы. Известный и удачливый чиновник Охранного Отделения.

– Так вот, он поведал мне, что Рубинштейн широко скупал драгоценности вплоть до семнадцатого года. Скупал их в основном у польских беженцев. Когда немцы заняли Варшаву, в Москву подались богатенькие поляки. Скупил много, часть вывез, а кое-что припрятал в Моске.

– Где? – Саблин вскочил.

– Милый Юрочка, если бы я знал где, то давно бы сбежал в Финляндию. А лучшим его другом в нашем благословенном городе был Петя Арнаутов.

– Писатель?

– Именно.

– Вы можете на него выйти?

– Нет, не те отношения. А Вам я советую – напечатайте его новый роман, он за это и приведет Вас к лабазам каменным, в которых алмазы пламенные.

А поезд шел в Москву. Заделали фанерой пробитые окна, большой свет не зажигали.