Музыка сфер

К решению расстаться с морем Александра в конце концов понудил не только артрит, уже начавший глубоко въедаться в его кости, но и — что было даже еще более серьезно — порча зрения. Для старых судов, на которых он плавал, навигаторское искусство все еще опиралось на положение Солнца. Александр как мог оберегал глаза, неизменно пользовался астролябией, определяя положение Солнца в зените, и все-таки начал слепнуть на правый глаз. Воспользоваться левым значило бы, что и этот глаз неизбежно стал бы таким же незрячим, молочно-белым, как и правый, и потому Александру пришлось смириться с тем, что его морская карьера завершилась.

Когда-то, прежде чем заняться навигацией, он успешно изучал музыку. И, уйдя на покой, решил стать учителем музыки и органистом и на эти скудные заработки смог поселиться в одном из деревянных оштукатуренных домиков возле церкви, где играл во время служб и настраивал колокола. Дэниэль жил с ним, его слуга и дорогой его сердцу друг.

Теперь Дэниэль опять протянул руку за сосудом, но Александр, заметив, что мальчик падает от усталости, остановил его, ласково сказав:

— Нет, мой милый. Не надо. Ты устал. Ложись спать, остальное предоставь мне.

Дэниэль наклонил голову и молча убрал сосуд. Александр следил, как Дэниэль выкатывает из-под его, Александра, кровати свое низенькое ложе на колесиках в угол, готовясь ко сну, и внезапно понял, что на несколько драгоценных секунд совсем забыл про своего брата Джонатана.

VIII

Рано на следующее утро Джонатан Эбси, крепясь против солнечного света, прошел пешком от Брюер-стрит по Хеймаркету и мимо Кингс-мьюз до Уайтхолла. Шагая по таким знакомым улицам, он все больше убеждался, что никогда еще не видел Лондона в столь боевой готовности. Солдаты из Тауэра и из казарм при Сент-Джеймском дворце попадались ему на глаза повсюду, придавая широко обсуждаемой возможности вторжения дополнительную реальность. А на плацу перед казармой конной гвардии выстроился батальон пехотинцев, чьи ало-белые мундиры выглядели особенно ярко на фоне классически серого каменного фасада. Перед строем медленно проезжали офицеры на прекрасных конях. Джонатан остановился, глядя на них, пока не раздалась команда, и солдаты не замаршировали в слепящем солнечном свете в сторону Сториз-Гейт и Вестминстера.

Эти солдаты составляли цвет лучших полков. Прочие на лондонских улицах в подавляющем большинстве были необученными новобранцами, желторотыми юнцами, заманенными в армию опытными офицерами-вербовщиками. И в довершение — тюремная голь, соблазненная обещанием помилования. Джонатан слышал, что Уильям Питт недавно заявил в парламенте о необходимости безотлагательно набрать еще пятнадцать пехотных батальонов ввиду угрожающей стране опасности.

Однако Джонатан, как и многие другие, задавался вопросом, а где удастся отыскать все эти пополнения? А еще он подозревал, что и тридцать батальонов пехоты не возместят недавних катастрофических потерь во Фламандской и Вест-Индской кампаниях.

Ступал он осторожно. Тело все еще ныло от побоев, которые он вытерпел за «Ангелом» две ночи назад, а кожа вокруг глаза темнела синяками. Накануне днем он побывал у лекаря проверить, не сломаны ли ребра. Узнал, что нет, но все равно болели они чертовски.

Затем он посетил полицейское управление на Бау-стрит, где, как сказал Бентхем, он мог навести справки про смерть весной рыжеволосой девушки. Там ничего не знали, но он обошел еще несколько участков, задавая вопросы упрямо, почти исступленно, и выяснил, что не одна, а две рыжеволосые девушки записаны убитыми После смерти его дочери в прошлом июне. Первая, Джейн Парсонс, юная уличная девка, была убита в прошлом ноябре. Вторая, Бесси Шарп, семнадцати лет, прислуживавшая в уайтчейпелском трактире и подрабатывавшая как шлюха, была убита в марте. Обеих задушили. У обеих следы на шее соответствовали использованию чего-то более гладкого, чем веревка. И поиски их убийцы не продвинулись ни на йоту.

Джонатан подумал: «Я платил сыщикам, чтобы они узнали для меня все это. Мне обязаны были сообщить эти сведения. Мне следовало бы знать про эти смерти…»

Угрюмый констебль в Уайтчейпелском полицейском участке отвечал на его вопросы о Бесси Шарп одним-двумя словами. Когда он туда зашел, никого из начальства там не было. Но в Хэттон-Гарден, где была записана смерть Джейн Парсонс, Джонатан побеседовал с платным магистратом Аароном Грэхемом, который выслушал его с некоторым сочувствием.

— Две ночи назад убили молодую женщину, — с горячностью объяснял Джонатан, наклоняясь к Грэхему через большой разделявший их стол. — Ее задушили удавкой, не оставившей ссадин. У нее, как и у остальных, волосы были рыжими. Три смерти, и все такие похожие: Джейн Парсонс, Бесси Шарп, Присс из «Голубого колокольчика». По-моему, их всех убил один человек. — Он положил на стол выписки, которые сделал касательно смерти Бесси и Присс.

— Вы не упомянули свою дочь, — сказал Аарон Грэхем негромко. — Вы думаете и о ней?

Джонатан промолчал. Потом он сказал:

— О ней я думаю не переставая.

— Да, — сказал Грэхем. — Да, конечно, прошу прощения.

В Хэттон-Гарден Аарон Грэхем был прямо назначен Министерством внутренних дел. Он пользовался большим уважением, и его влияние распространялось далеко за границы официальных пределов его должности. Джонатан вновь наклонился вперед.

— Вы не оказали бы мне одну услугу, мистер Грэхем? Не отправите ли новый доклад об убийстве этих трех девушек главному магистрату? Ведь после девушки в «Голубом колокольчике» должны быть приняты какие-то официальные меры?

Грэхем заколебался. У Джонатана упало сердце. Грэхем сказал:

— Я был бы очень рад помочь вам. Но…

— Но они были шлюхами, — горько докончил Джонатан.

Грэхем развел руками.

— Система вам известна не хуже, чем мне.

— Но они были такими юными. И не заслуживали подобной смерти.

Грэхем решительно встал и собрал бумаги, принесенные Джонатаном.

— Я сделаю, что смогу, — сказал он. — Ну конечно.

Джонатан тоже встал, чуть пошатываясь из-за затвердевающих синяков и разламывающейся головы. Он пожал руку Грэхема.

— Благодарю вас, — сказал он.

Вот так на следующее утро он устало явился на место своей службы, поднимаясь по лестнице очень медленно, потому что за ночь его ушибы вызвали окостенение. Его кабинет находился в здании, носившем название Монтегю-Хаус, где нижний этаж занимало Министерство торговли, а Министерство внутренних дел — второй. Здесь он в качестве сборщика и передатчика государственных бумаг получал словно бы нескончаемый поток подозрительных почтовых отправлений, которые пересылали ему с указанием на разные степени неотложности портовые агенты, почтмейстеры и блюстители порядка в графствах: в эти беспокойные времена они писали о зреющих бунтах и измене во всех английских графствах. Газеты, местные листки и даже журналы Корреспондентского общества — все было зерном для жерновов Джонатана; однако главной его обязанностью было проверять перехваченные письма иностранцев, временно задержанные перед отправкой их пакетботом на Континент. Авторами подавляющего большинства их были французские беженцы, переполнявшие Лондон и без исключения подозреваемые бдительными агентами Министерства внутренних дел в шпионаже. Иногда такие письма казались Джонатану достаточно важными, чтобы быть показанными его начальнику Поллоку. Они могли быть представлены и выше, иногда даже и очень-очень высоко, поскольку начальник канцелярии подчинялся товарищу министра, который в свою очередь был в прямом подчинении министра внутренних дел, самого герцога Портлендского.