Охотники за прошлым

20

– Вы обратили внимание, Виталий Иннокентьевич, что бородач остановил машину у дома вдовы? – сказал майор Савин.

– Ну и что это означает, по-вашему, Александр Степанович?

– Это означает, что он собирался побывать в доме вдовы. Что он там был!

– Остановил машину, полюбовался домиком – это еще не значит, что он собирался туда забираться ночью. Ну, а если даже забрался, допустим, не ночью, а в вечерний час, что из того? Замок он не ломал, дверь ему открыла хозяйка. Она испустила дух в его присутствии? Очень печально, но врачи утверждают, что Бирута Маркевиц давно страдала болезнью сердца... Он рылся в ее вещах? Рылся? В вещах? Позвольте! Как только он увидел, что она упала без чувств, то тут же убежал в страхе... А зачем он к ней приходил? За клубникой. Он очень любит клубнику с грядки. И специально покупает вечером, чтобы к завтраку ягоды были свеженькими.

Вы чувствуете. Александр Степанович, бородач шутя расправится с вопросами. Поэтому пока трогать его не будем. Нужно продолжать и продолжать разработку. Бородач сказал, что он геолог с Тянь-Шаня, приехал на Балтику в отпуск? Пошлем в Киргизию нашим товарищам телеграмму, попросим проверить.

И во Фрунзе полетела телеграмма: «Срочно сообщите, работает ли в какой-либо из геологических партий на Тянь-Шане Виктор Леонидович Серфик, 28 лет. Если работает, то где он сейчас?»

Через сутки пришел телеграфный ответ: «Серфик Виктор Леонидович работает в 12-й геологоразведочной экспедиции. В настоящее время находится в отпуске».

21

Гроб с телом вдовы Маркевиц установили в каплице – небольшой полутемной часовенке на кладбище. В каплицу входили люди, их было немного, клали на гроб цветы, о чем-то перешептывались, стояли, поглядывая в открытую дверь каплицы, где ярко светило солнце и зеленели деревья.

Был поздний утренний час. Несколько отдыхающих из местного дома отдыха, возглавляемые энергичным молодым человеком спортивного склада, решили осмотреть это довольно старое кладбище. Энергичный молодой человек – это был лейтенант Лактионов – еще вчера во время вечерней прогулки предложил совершить сию экскурсию, которая и в самом деле оказалась интересной.

Кладбищенские надгробия представляют собой своеобразную летопись, рассказывают об ушедших людях. На этом кладбище перед экскурсантами, переходившими от могилы к могиле, воскресали эпохи, судьбы. Надпись на одной изъеденной временем серой гранитной плите сообщала, что под ней покоится прах генерал-аншефа «из свиты его величества императора Александра I». Не думал генерал-аншеф, что рядом с ним через полвека займет место купец первой гильдии «русский человек Иван Пузырев». Прошли католическую часть кладбища и вышли к особняком находящемуся участку скромных небольших белых надгробий. Это были могилы советских воинов, освобождавших Прибалтику.

Шаг за шагом экскурсанты подошли к каплице. Вышедший навстречу немолодой мужчина довольно неопрятного вида, хотя на нем и был черный костюм с белой рубашкой и галстуком, попросил оказать содействие сраженному горем сыну: помочь донести гроб до могилы: «А то нас тут только два мужика, остальные все бабы». Мужчины-отдыхающие вошли в положение, согласились. Скоро над останками вдовы Маркевиц вырос земляной холмик. Сын покойной стал настоятельно приглашать на поминки.

Тот, кто привел экскурсантов (то есть лейтенант Лактионов), сказал: «А почему бы и нет?» – чем сразу необычайно расположил к себе сына, который уже был слегка навеселе.

За столом собралось человек десять. Хозяин махнул рукой приглянувшемуся гостю.

– Садись рядом! Меня зовут Витаутас. А тебя как?

– Алексеем.

Печали за столом хватило ненадолго. Раза два гости выпили по рюмке, удерживая на лицах подобающее моменту выражение, но, захмелев, оживились, заговорили громко, перебивая друг друга. Какая-то смешливая тетя взвизгнула, кто-то опрокинул рюмку, кто-то попытался рассказать анекдот. Начался обычный застольный шум.

Витаутас на правах сраженного горем сына поначалу пытался было управлять поведением гостей, но, увидев, что это – безнадежное дело, махнул рукой и принялся потчевать своего нового приятеля. Витаутас захмелел, и Алексей попросил его рассказать, что все-таки случилось с его мамашей.

– А то неудобно – сижу на поминках и ничего не знаю, – сказал Алексей.

– Да что рассказывать, – горько и пьяно усмехнулся Витаутас. – Убили старушку, убили маму. И я даже знаю кто.

– Как убили? – удивился Алексей. – Я на кладбище слышал, что мама твоя умерла.

– Ну, не убили, так доконали, – продолжал настаивать Витаутас. – Сердце слабое, прикрикни на нее погромче, она и готова! Я знаю, кто это сделал. Ее бывший дружок. Старый гад, которого она в руках держала... Лесник Розенберг! При немцах на этом месте его дом стоял. Но сгорел. И, когда мы с матерью вернулись из эвакуации, из этого самого, из Урен... Из Уренбурга, вот откуда!

– Оренбурга, – поправил Алексей.

– Не перебивай! – вдруг закричал Витаутас. – Я сам перебью... Слушай! Когда мы сюда приехали, на родину отца... Отца я не знал, ни разу не видел... Командир орудия... Гвардейская дивизия. Убили под Кенигсбергом, теперь это... теперь это Калининград. Ну... о чем я говорил?

– О том, как вы приехали.

– Приехали, нам дали этот участок, одни развалины, как вдове строиться? А мне было пять лет тогда... Ну, он и помог.

– Кто?

– Да он же, Розенберг. Тебе говорят, что он тут жил, потом в лес на свой новый участок переехал... Помог построиться, машину достал, рабочих привез. Часть казна заплатила, пособие нам дали, а часть – мать за свои кровные, за пенсию... А кушать что? Картошку посадила, козу купила. Начали жить, сперва плохо, потом, когда курортники появились, хорошо стали жить. Розенберг с матерью одних лет был, он к ней подъезжал, а она ему от ворот поворот...

– Знаешь что, – предложил Алексей, – давай возьмем бутылку да выйдем на свежий воздух.

– В теплицу пойдем, – обрадованно заорал Витаутас, – под свежий огурчик выпьем. – Он схватил со стола начатую бутылку водки и, круто повернувшись, так, что едва не упал, пошел к двери.

В теплице Витаутаса окончательно развезло. Из его сбивчивой, пьяной речи Алексей понял, что, когда сыну было уже тринадцать лет, мать надумала расширить свой земельный участок. Она опять обратилась к Розенбергу. Тот приехал, помог. Даже сетку для ограды привез.

– А п-потом я начал копать землю и нашел ж-железный ящик... нет, не ящик, а коробку нет, не кор-робку, а... ну, в общем, вот такой длины и такой толщины. – Он показал ширину сантиметров в семьдесят и высоту сантиметров тридцать.

– Такой плоский! – удивился Алексей. – Разве такие бывают?

– Быв-вают, не перебивай!

Выяснилось, что ящик по всей длине был запаян металлической лентой. Мать, увидев, испугалась, крикнула: «Брось, может, это мина!» Но мальчишка плоскогубцами отодрал ленту, – ящик, похожий на патронный, раскрыли. В нем оказались бумаги. Пролежав в земле несколько лет, они не только не отсырели, но даже чернила не выцвели.

– Чернила? – снова как бы удивился Алексей.

– Ну да. Пот-тому, что п-подпись была там. Через день мамаша показала один лист Розенбергу. Он понимал по-немецки и сказал, что бумаги секретные. Поинтересовался, н-нет ли еще каких бумаг, но мать сказала: «Нет!» Она у меня была хитрющая!

– Ну, а потом?

– Потом суп с котом. – Пьяно усмехнувшись, Витаутас опустил голову на грудь.

Он спал.

22

Майор Савин, задумавшись, сидел в кабинете за столом. Происходящие события не поддавались логическому анализу. Если у бородача есть хозяин и этот хозяин – второй аквалангист, то на кой леший аквалангист нужен вообще? Чтобы принять от бородача какие-то документы? Но, судя по докладу лейтенанта Лактионова, полученному после разговора с Витаутасом, сыном вдовы, эти документы скорей всего взял Розенберг, который давно знал об их существовании и давно ими интересовался. Если же Розенберг должен передать документы бородачу, а уже тот – хозяину, то почему Розенберг и бородач до сих пор не встретились? А это было известно точно. И еще. Сам бородач живет у мамы, причем не у липовой, а у самой настоящей, у себя дома. Это тоже было проверено. Да, сложность следствия достигла того уровня, когда собственного чутья и собственного опыта Савину оказалось недостаточно, теперь необходимы были не только эрудиция и отличное знание своей специальности, но и другая масштабность мышления. Умение в горе фактов пробить тоннель именно в том месте, которое выведет точно на цель. И этим умением, масштабностью мышления обладал всегда спокойный, чуточку ироничный полковник Сторожев.