Книга воздуха и теней

Майкл Грубер

«Книга воздуха и теней»

Автор хотел бы поблагодарить господина Томаса Д. Зельца из франкфуртской фирмы «Кляйн и Зельц» за помощь в разъяснении таинств закона об интеллектуальной собственности и за вид из окон его офиса — не похожий на тот, который видел юрист по интеллектуальной собственности в этом романе.

1

Стук-стук по клавишам, и на маленьком экране возникают слова. Кто прочтет их? Мне неведомо. К тому времени, когда кто-то сможет их прочитать, я, скорей всего, уже умру — как умерли, к примеру, Толстой или Шекспир. Когда вы читаете, имеет ли для вас значение тот факт, что автор книги еще жив? Я полагаю, это имеет значение. Живому писателю вы можете — по крайней мере, теоретически — набросать письмо, можете даже встретиться с ним. По-моему, о таком думают многие из читателей. Некоторые переписываются и с вымышленными персонажами, что, по-моему, довольно зловеще.

Но я пока еще со всей очевидностью жив, хотя в любой момент ситуация может измениться — потому я и пишу. Это неоспоримые факты: пишущий никогда не знает судьбы текста, который вымучивает, бумага годится на многое помимо того, чтобы выстраивать на ней слова в определенном порядке, а крошечные электромагнитные заряды моего лэптопа, без сомнений, восприимчивы к воздействию времени.

Брейсгедл, безусловно, мертв, стал жертвой многочисленных ран, полученных в сражении при Эджхилле во время гражданской войны в Англии, в конце октября 1642 года. Тем не менее перед смертью он сочинил рукопись на сорока четырех страницах, которая исковеркала мою жизнь и готова уничтожить меня — к чему точно сведется дело, я пока не знаю.

Или, возможно, в моих бедах следует винить маленького профессора Эндрю Булстроуда, подбросившего эту вещь мне, а потом позволившего себя убить. Или Микки Хааса, моего старого друга еще по колледжу: именно он направил ко мне Булстроуда. Микки все еще жив, насколько мне известно. Или некую девушку, а лучше сказать, женщину; я всерьез сомневаюсь, что погрузился бы в это дело, если бы в читальном зале Нью-Йоркской публичной библиотеки не смотрел завороженно на ее длинную белую шею, поднимавшуюся из воротника, и не мечтал страстно поцеловать ее.

Или Альберта Крозетти с его странной мамашей и еще более странной подружкой Кэролайн (если она действительно его подружка).

В общем, всех, кто открыл Брейсгедла, пытался расшифровать его и истолковать; вот оно, мое наказание, без них я бы…

Я не забыл и о настоящих злодеях, но не могу всерьез обвинять их. Злодеи просто существуют, они подобны ржавчине — тупые и элементарные в своей жадности или гордыне. Удивительно, как легко их избежать и как часто мы не справляемся с этим. Не забудем и о Марии, королеве Шотландской [2] (раз уж речь зашла о тупости); прибавим еще один заговор на ее счет, даже если участие королевы в данном деле ограничивается тем, что она просто когда-то жила на свете.

Естественно, я виню и своего отца, старого мошенника. А почему бы нет? Я виню его абсолютно во всем.

Кажется, у меня плохо получается. Ладно, попробую собраться и, по меньшей мере, придерживаться фактов. Начну с личности автора, то есть с себя: я Джейк Мишкин, профессиональный юрист, специалист по интеллектуальной собственности. Полагаю, что в ближайшем будущем некие бандиты могут предпринять попытку убить меня. К разряду юристов, чья деятельность дает основания опасаться физической расправы, я не принадлежу — и сознательно. В юности я был близко знаком с такого типа юристами, и кое-кто из них действительно пострадал. Поэтому, выбирая себе стезю на ниве закона, я предпочел ту, где опасность оказаться поджаренным сведена к минимуму.

Люди, занятые проблемами интеллектуальной собственности, порой производят впечатление буйно помешанных (может быть, не так уж редко); но когда они выкрикивают непристойности и грозятся убить вас и вашего клиента, их угрозы по большей части являются фигурами речи.

К тому же этот их яд обычно предназначен для участников судебного процесса, а я никогда не участвовал в судах. У меня не тот характер. Я человек мирный. Я убежден, что почти все тяжбы — в особенности по поводу интеллектуальной собственности — глупы, а подчас и нелепы; разногласия, лежащие в их основе, разумные люди способны уладить в течение двадцатиминутной беседы. У тех, кто выигрывает суды, голова устроена иначе. Эд Геллер, наш старший партнер, — вот он умеет судиться. Это агрессивный, речистый, несносный маленький человек, отличная мишень для непристойной адвокатской остроты. Тем не менее он (заслуживающий, по-моему, величайшего уважения как профессионал) никогда не слышал свиста выпущенной в него пули и не дрался с бандитами, пытавшимися его ограбить; и то и другое стало теперь частью моей жизни.

Должен сказать, что законодательство по интеллектуальной собственности состоит из раздела об индустрии, куда относятся торговые марки и патенты (компьютерные программы, по всей видимости, тоже), и раздела об авторском праве, охватывающего любые виды искусств — музыку, литературное творчество, фильмы, всевозможные изображения, Микки-Мауса и так далее. Кстати, я только что инстинктивно нажал соответствующую клавишу и добавил священный знак © к имени этого мелкого грызуна, но потом убрал его; это произошло потому, что писать на компьютере для меня внове.

Моя фирма «Геллер, Линц, Гроссбат и Мишкин» занимается проблемами авторского права, и, хотя каждый партнер владеет всем спектром знаний в области копирайта, специализация у нас разная. Марти Линц занимается ТВ и фильмами, Шелли Гроссбат — музыкой, Эд Геллер, как я уже сказал, выступает в судах. Моя специальность — литература, и я много времени провожу с писателями. Этого времени достаточно, чтобы понять: я не принадлежу и никогда не буду принадлежать к их числу.

Многие клиенты говорили мне — подчас покровительственным тоном и с разнообразными цитатами, — что юрист душит в себе поэта. Я никогда с ними не спорил; ведь они беспомощны, точно котята, в любой реальности, кроме собственного воображения. Мне ничего не стоит пресечь иронические замечания в свой адрес, но я редко так поступаю, потому что, по правде говоря, восхищаюсь этими людьми. Только представьте — придумать историю и записать ее так, чтобы другой, совершенно посторонний человек прочел ваши слова, понял и испытал настоящие чувства к выдуманным персонажам!

Приходилось ли вам, к вашему несчастью, оказываться в самолете или поезде рядом с парой идиотов, рассказывающих анекдоты? Какое желание у вас возникало — от скуки перерезать себе горло, правильно? Или убить их. Рискуя повториться, скажу: это чертовски трудно — изложить связную законченную историю. Один клиент как-то говорил мне, что писать книгу нужно так: сначала вспомнить все, что когда-либо случалась с героем, а потом выбросить куски, не имеющие отношения к делу. Конечно же, он шутил. Однако я, похоже, занимаюсь сейчас чем-то подобным.

Возможно, я слишком скромничаю: профессия юриста предполагает определенную долю творчества. Нам приходится много писать; правда, почти все наши бумаги интересны лишь коллегам юристам. Кроме того, нужно уметь изложить суть дела, подготовить сцену, распределить факты и предположения. Молодой Чарльз Диккенс начинал в качестве судебного репортера, и исследователи полагают, что именно этот опыт сформировал присущую его произведениям атмосферу человеческих драм. Кроме того, почти все романы Диккенса повествуют о преступлениях, совершаемых, главным образом, в среде служащих. Так утверждает Микки Хаас, а он знает, что говорит, поскольку преподает английскую литературу в Колумбийском университете.