Пособие для начинающих шантажистов

Псы спущены, травля началась, осталось только дождаться финала. Жертва знает о преследователях, тяжело дышит, поминутно оглядывается и перебирает ногами изо всех сил. Успеть! Успеть добежать до спасительной черты, за которой «свои», за которую нет входа служителям порядка. Нарядные кружевные барышни из зрительного зала восторженно хлопают белоснежными ладошками и требуют от гордо выпячивающих животы кавалеров бинокли. Они-то знают, что никакой «черты» не существует, что миф о ней придуман специально, дабы спровоцировать «неустойчивых» на преступление и обеспечить элитное население завораживающим зрелищем. Они-то знали, что преступник обречен. Псы неутомимы, они будут преследовать жертву всегда. Пока, окончательно выбившись из сил, жертва не прекратит преследование сама, развернувшись лицом к преследователям и, соответственно, к жаждущему крови залу. Так будет, потому что так заявлено в программке. И благоухающие барышни пытаются не упустить ни единой подробности. Им хочется быть ближе к жертве, хочется подробнее рассмотреть каждую каплю выделяемого ею пота, острее прочувствовать привкус страха и бессилия, которыми покроется всё в радиусе метра вокруг роковой схватки. Им интересно. Им нужно видеть. Чтобы потом назидательным полушепотом рассказывать подругам и детям, как зло было настигнуто и наказано. Внутренне содрогаясь от ужаса и, в то же время, испытывая какое-то сладостное возбуждение при воспоминаниях. Не видя ничего неестественного в том, что за одну единственную провинность, за одну единственную попытку вырваться из объятий серости и нищеты, человека скормили механическим (ибо на службе у государства любые псы становятся механическими) псам.

– Ты в порядке? – Жорик тряс меня за плечо, – Катерина, не пугай меня!

Воображение отпустило, и я вернулась на Викину кухню.

– Извини, задумалась, – я чрезмерно резко откинула его руку, залпом выпила полчашки горячего чая, даже не ощутив, как обжигает он горло.

– С ней бывает, не обращай внимания, – услужливо объяснила всегда готовая меня унизить Виктория, – Она у нас слегка не в себе. Если вдруг о чем всерьез задумается, выпадает из реальности. Я её всё гоню к психотерапевту, а она сопротивляется. Я, честно говоря, тоже б не пошла. Зачем такой дар убивать анализом?

– А чего ж тогда гонишь? – язвительно спросила я.

– Ну не могу же я открыто признать, что одобряю твоё сумасшествие, – пожала плечами Вика, – Ну, рассказывай, что на этот раз показывали?

Я ужаснулась, вспомнив о приписываемых мне Викторией пророческих данных.

– Чепуху всякую, – деланно бодро отмахнулась я, – Запугивали всячески. Это просто сегодняшняя сцена с Санькой на моё воображение так повлияла, – уговаривала я сама себя, – Теперь всякие погони видятся.

– Будем надеяться, что это было видение о прошлом, – задумчиво произнесла Виктория.

– Прекратите мистифицировать! – возмутился Жорик, – И так голова скоро лопнет от всего этого. Итого, что мы имеем? – он снова принялся что-то чертить на салфетке.

Опыт показывал, что подобные, на первый взгляд совершенно безобидные, манипуляции бывшего опера приводили к поимке преступника. Я готова была наброситься на него и отобрать рисунок.

– Шантажист является работником Клюшкиного агентства, нанятым когда-то Викторией… Достойное поведение для человека, дорожащего собственной репутацией, ничего не скажешь! Этот шантажист кидается цветами, дабы открыть свою личность. Хочет подтвердить обширность познаний о жертве. Виктория, вы явно недоговариваете что-то… Какого именно обвинения Вы опасаетесь?

– Одного того, что я была клиентом Агентства Пикантных Услуг достаточно. Кроме того, я многое рассказывала о себе, о чем предпочитаю молчать сейчас, – холодно ответила Вика, – Да и, пожалуйста, избегайте впредь насмешливого тона в отзывах о моем поведении. Мне придется уволить Вас, а это не рационально.

Жорик моментально сделался презрительно – корректным.

– Прошу прощения. Я нечаянно позволил себе определить наши с Вами отношения, как дружеские. Вот и говорил, то, что думаю. Впредь буду вести себя согласно схеме «наемник-клиент».

Вика явно смутилась.

– Господи, я совсем не хотела тебя обидеть, Жорик, – она намеренно перешла на «ты», – Просто не надо издеваться, мне и так не слишком-то хорошо…

– Договорились.

Когда Виктории что-то требовалось, она была готова поступиться даже собственной обидчивостью.

– Знаете что, – Жорик глянул на меня и сочувственно покачал головой, – Сегодня был очень тяжелый день. Давайте перенесем обсуждение происходящего на завтра. Думаю, к тому времени у меня уже появится хоть какой-то план действий.

Жорик еще раз заставил Викторию повторить все известные об Александре сведения и сделал какие-то пометки на салфетке, которую бережно свернул и сунул себе в карман. Из рассказанного я поняла, что Вика утаила от опера только информацию о самоубийстве мужа. Всё остальное Жорику было известно. Я понимала одно: мне необходимо срочно переговорить с Шуриком.

Приложив массу усилий, мне удалось отговорить Жорика от соблюдения ритуала провожания. Остановились на том, что опер посадит меня в такси и запомнит номер машины.

– Всю жизнь я возвращалась домой одна, и до сих пор жива! Нашел за кого беспокоиться. Все маньяки и преступники обходят меня стороной, потому как «зараза к заразе не прилипает», – усердно отшучивалась я уже на лестничной площадке.

– Мало ли, вдруг ты встретишь какого-нибудь порядочного человека, – в тон мне проговорил опер, потом вдруг остановился, – Постой минутку, я хочу исследовать выход на чердак.

Сопротивляться было бесполезно, и я молча поплелась наверх за этим сумасшедшим. Как и ожидалось, чердак оказался вполне дееспособным.

– Только не говори, что ты собираешься туда лезть! – заныла я.

– Хорошо, полезу молча, – Жорик уже протягивал мне руку с верхней ступеньки.

Самая здравая мысль из всех пришедших мне в голову по этому поводу советовала снять шпильки и идти босиком. Остальные были еще бредовее, и я решила не обращать на них внимания.

– Приятно, когда находятся компаньоны для подобных вылазок, – Жорик подсвечивал зажигалкой и мы, натыкаясь на торчащие всюду балки и провода, с трудом пробирались к центру чердака, – Я сразу понял, что ты «наш человек».

– Дурак дурака видит издалека, – прошептала я, обеими руками вцепившись в опера и мысленно доказывая себе, что привидений не существует.

Пыльное чердачное окно резко очерчивало освещенную площадку, пропуская на чердак тусклые лучи звездного неба и городские блики. Посередине этой площадки в пыли четко вырисовывался след от ботинка.

– Ага, – Жорик бросил мою руку и в два прыжка оказался под окном, – След от мужского ботинка. Сорок третий размер. Как у меня.

Я с грустью подумала, что могла узнать размер ноги своего бывшего мужа и при менее драматичных обстоятельствах. Дабы не остаться одной в объятиях пугающей темноты, я была вынуждена совершить короткую пробежку. Наткнувшись на какую-то деревяшку, я взвизгнула и упала прямо в объятия оперу. Провидение толкало меня на непорядочные поступки.

– Поймал! – улыбнулся Жорик, и чиркнул зажигалкой, дабы посмотреть, обо что я споткнулась.

Из-за его спины сквозь грязные разводы на окне подглядывало удивительно звездное для городской ночи небо. Огоньки зажигалки плясали в смеющихся глазах.

– У тебя паутина на лице, – не вынимая взгляда из моих глаз, Жорик провел большим пальцем по моему подбородку.

Я невольно потянулась щекой к его ладони. Жорик неуверенно, едва касаясь кожи, пробежался пальцами по моей щеке . И я, конечно же, сделала то, что должна была сделать: томно притушила взгляд ресницами и подставила губы для поцелуя. Это не были страстные объятия давно желавших связи любовников. Нет, мы как бы пробовали друг друга. На вкус, на ощупь, на запах. А я тем временем незаметно вытягивала из кармана Жорика салфетку с пометками, грозящими разоблачением Шурика. Потом комкала её и засовывала себе в куртку, мысленно браня себя последними словами, как за подобное надругательство над чувствами, так и за то, что мне, в сущности, очень нравилось целоваться с этим человеком.