Кофе с ограблением

К тому же она ожидала, что там будет лучше, чем в тесном и мрачном изоляторе, где ежедневная прогулка оказалась не столь приятной, как она себе представляла. Вертухаи приводили ее в лишенный какой-либо растительности дворик, окруженный самыми высокими стенами, которые она когда-либо видела в своей жизни. Никаких красивых, волнующих воображение хлебных полей, как у нее на родине в Эстерлене, вокруг только грязный бетон. И даже если бы четверо заключенных встали на плечи друг другу и она оказалась на самом верху, ей не удалось бы выглянуть наружу.

Пока она, разочарованная, прогуливалась, до нее долетали пение птиц, шум поезда и прочие звуки обычной жизни, но единственное, что она могла видеть, был только серый дворик и кусочек неба над головой по ту сторону металлической решетки. Контраст между таким существованием и жизнью в апартаментах принцессы Лилиан был просто огромен, и теперь ночные концерты Граблей, когда он готовил себе пищу, и лошадиный смех Анны-Греты уже казались Марте райской музыкой. Если бы не периодические визиты священника, приносившего ей приветы от Гения, она, конечно, не выдержала бы, но стихотворения придавали ей мужества, и у нее нашлось занятие: Новый план.

– Давайте быстрее. Вы едете или?.. – призывал ее шофер. Он хотел как можно скорее отправиться в путь, чтобы избежать традиционных для пятницы пробок на дорогах, но Марта двигалась медленно в своих наручниках, и вдобавок ушло еще какое-то время, чтобы сложить ролятор. Надзиратели, естественно, помогли ей, но они же не знали, как загнуть выносной отражатель. В конце концов ей удалось проинструктировать их, и она, запыхавшаяся, села между ними на заднее сиденье. Машина тронулась с места, ворота открылись, и путешествие началось. Они ехали в сторону Эребру, и, изучая мелькавшие за окном пейзажи, Марта думала о своих друзьях по хору. Анну-Грету и Стину также должны были поместить в Хинсеберг, и она с нетерпением ждала встречи с ними. Кроме того, она ведь могла посвятить их в свои новые планы. В данной ситуации, пожалуй, было правильнее с педагогической точки зрения говорить об идеях. Требовалось привлечь их на свою сторону.

Через несколько часов пути водитель сбросил скорость, и Марта увидела белое здание за оградой и колючей проволокой. Миновав охрану на воротах, автомобиль въехал во двор и остановился, и Марта с интересом обозрела представшую перед ней картинку. Она же слышала, что Хинсеберг построили в Средние века и что он служил домом для знатных господ. Не так глупо держать заключенных в бывшем имении, подумала она, даже если многие из старых зданий давно снесли. На заднем плане виднелось озеро, здесь не было высоких бетонных стен, а металлическая ограда и колючая проволока позволяли видеть, что происходит за их пределами. Марта вышла из машины, поблагодарила за поездку и поздоровалась с новыми надзирателями. Худая блондинка средних лет с длинными волосами встретила ее.

– Марта Андерсон? – спросила она и заглянула в свои бумаги.

– Собственной персоной, – ответила Марта и протянула вперед руку. Ей стало интересно, знали ли здесь заранее о ее прибытии, ведь вряд ли кто-то из восьмидесяти заключенных мог поверить, что они получат себе на шею семидесятидевятилетнюю преступницу.

Но что такое возраст! Кто-то в девяносто мог по бодрости и живости духа не уступать семидесятилетним, а некоторые в семьдесят пять выглядели на сто. Марта же, по ее ощущениям, находилась в довольно хорошей форме. Она ведь тренировалась в изоляторе и не собиралась использовать здесь ролятор, но оставила его на случай, если опять придется реализовать какой-то преступный замысел. И пусть, насколько она понимала, остальная масса заключенных состояла главным образом из молодежи тридцати-сорока лет, это ее нисколько не смущало. Наоборот, она любила молодых, они зачастую были более деятельные, чем ее ровесники.

Разобравшись с бумагами Марты, блондинка с конским хвостом на затылке отвела ее в приемное отделение. Здесь Марте, к сожалению, пришлось снять одежду для осмотра. Конечно, было унизительно раздеваться донага перед чужими людьми, когда ты не выглядишь как в лучшие дни, но приходилось подчиняться. Понятно, что надзиратели хотели проверить, нет ли у нее чего-то запрещенного.

– Как вы думаете, почему у человека появляется столько морщин в старости? – спросила Марта и показала на складки у себя под подбородком и на животе. – Какая польза от них?

Женщина с конским хвостом посмотрела на нее, но ничего не сказала.

– Нельзя ведь, как на лице, делать подтяжку на всем теле, как бы это выглядело? – продолжила Марта и, не сдержавшись, улыбнулась собственной шутке.

– Поднимите руки.

– Ага, да. Я, конечно, могла что-то спрятать под мышками. Но гораздо больше места под обвисшей грудью.

Лицо надзирательницы осталось непроницаемым.

– Она идеально подходит, чтобы спрятать бриллианты, даже если они могут натереть немного, – прощебетала Марта и показала на два потерявших былую форму воспоминания о прошедших временах.

– Понимаете, золото ведь слишком тяжелое и скатывается вниз.

– Извините? – поинтересовалась надзирательница.

– Как вы поступаете с грудными имплантами, кстати?.. У вас есть специальный сканнер?

– Вы можете снова одеться, – сказала обладательница конского хвоста, и Марта не заметила у нее на лице даже намека на улыбку. – И затем вы должны проследовать со мной к доктору.

– Я не больна.

– Нам надо осмотреть ваше тело.

Марта сразу же поняла, о чем речь, сделала глубокий вдох и с шумом выпустила воздух через рот.

– Вы очень добры, это приятный сюрприз, я давно не была у такого врача, но, честно говоря, вы потратите время зря. Я же не спрятала картины там.

Надзирательница одарила ее убийственным взглядом, и Марта замолчала. Наверное, она выбрала неправильные время и место для шуток. Это ведь в любом случае была тюрьма. И в то самое мгновение она догадалась, что ее ожидает. Пребывание в Хинсеберге вряд ли могло стать таким приятным, каким она себе представляла.

43

Время содержания в следственном изоляторе закончилось, и сейчас Гения ждал переезд. Он сидел в камере и перебирал полученные от Марты стихотворения. Мог ли он сохранить их? Ведь их могли изъять и проанализировать в новом месте. Одновременно его мучили сомнения, сможет ли он запомнить то, что она написала. Ему требовалось, конечно, взять их с собой. В худшем случае он же мог солгать и выдать все за собственное творчество.

Он перечитал стихотворения снова. В первых она делала акцент на деньгах в водопроводной трубе, а в последних выдвигала конструктивные предложения о том, как поступить с миллионами. Конечно, она собиралась помогать престарелым, культуре и бедным, она явно стала сентиментальной и жалела музеи, чье финансовое положение оставляло желать лучшего, поэтому предложила вернуть часть добычи в Национальный музей, например в качестве дара от неизвестного мецената. Много богатства искусству вернуть, или как там она написала.

В следующем стихотворении ее мнение явно изменилось. Что похоронено в теснине вод проточных, пусть там и остается навсегда. Значит, если он правильно понял, деньги должны были оставаться в трубе в любом случае, но, возможно, речь шла об одном из ее обычных обманных ходов?

Священник, который тайком читал всю их переписку, приходил во все большее недоумение, и Гений сразу объяснил ему, что заключение явно сказалось на Марте не лучшим образом. А в двух последних стихотворениях она взяла быка за рога.

То есть Марта хотела, чтобы они отдали деньги другим, но сохранили какую-то часть для себя, для поездки в жаркие страны. А потом им требовалось запустить в работу Воровской фонд и поддерживать его функционирование каким-то образом.