Правосудие в Калиновке (СИ)

Но ведь не было никакого такого Подземелья. Руки были целыми, я мог преспокойно запустить их в волосы, тереть глаза и виски. Толку от этого, естественно, никакого не вышло.

Хоть до дыр их затри, — пронеслось у меня в голове, — ничего не изменится — заброшенную военную базу с рыжими космами колючей проволоки и предупреждающими надписями не натрешь, как ни старайся.

Потом я подумал, а стоит ли? Ведь, если мы с Пугиком никуда не падали, значит, очевидно, он по-прежнему жив. О чем беспокоиться? Руки-то мои целы, вот они, обе, на месте, теребят травинки, пока голова размышляет. Значит, не стрелял в них никто, а, следовательно, и грузовик, и его зловещий экипаж мне привиделись, поскольку были призраками…

Ага, только призраков видят все, а те, что появляются в голове у каждого отдельного индивида, обыкновенно, чтобы не заострять, зовут тараканами. У врачей, специализирующихся по психиатрической части, есть, конечно, какие-то свои, мудреные, переведенные с латыни определения на этот счет, ну и шут с ними.

Не забудьте уточнить у профессора, что есть шизофрения, — с немецким акцентом бросил в моей голове Воланд голосом Олега Басилашвили, обращаясь к поэту Ване Бездомному, которого сыграл Владислав Галкин. Мы с женой как раз, не далее, чем месяца полтора назад, пересмотрели экранизацию бессмертного романа Булгакова, сделанную Владимиром Бортко. Впрочем, сейчас, тут на холме, в окрестностях Калиновки (Калиновка-то, хотя бы была, хотелось верить) я, пожалуй, не нуждался в обращении к профессору, чтобы растолковал мне смысл термина паранойя — это было как раз то, что творилось со мной. Плюс — минус туда — сюда...

Взяв себя в руки, насколько это было возможно, я попытался трезво осмыслить положение. Где-то когда-то читал, шизофреники — не полные психи, и даже могут казаться вполне вменяемыми людьми. И, даже быть таковыми на самом деле продолжительные периоды времени, пока блуждающее пятно безумия, словно остров из гниющих речных водорослей, влекомых течением, не прибьет у очередной излучины, чтоб закупорить какой-то новый участок коры головного мозга, и, вот тогда — держись…

Могу я видеть прокурора? — требовал Шурик Александра Демьяненко в «Кавказской пленнице».

Можете, — соглашался главврач психиатрической клиники. — Где у нас прокурор?

В шестой палате, где раньше Наполеон был, — невозмутимо отвечала героиня Нины Гребешковой…

Шизоиды, они ведь не знают, что они шизоиды, — подал голос внутренний голос, — Верно? Верно. Знали бы — не были бы они, как ты понял, шизоидами…

Посоветовав внутреннему заткнуться по-хорошему, и очень надеясь, что ему хватит такта не спрашивать меня, если по-плохому, то это как, я попробовал сосредоточиться и прикинуть хотя бы на глаз, что же со мной могло случиться. Ведь нечто все же случилось, правильно? Я приехал отдыхать на море — это не вызывало ни малейших сомнений. Со мной были жена и дочь — это тоже совершенно очевидно. Утром вчера, или, скорее, позавчера, в зависимости от того, как долго длилось мое забытье, черт его знает, но это мы выясним, мне позвонил Юрий Максимович. Шеф, будь он неладен, сообщил, будто зашивается без меня. Что я нужен ему в офисе к понедельнику, до зарезу, хоть кровь из носу. В общем, не оставил мне выбора, не то на дворе времечко, чтобы разбрасываться рабочими местами вроде моего. Одним словом, я взял под козырек. Юрий Максимович, не извольте беспокоиться, одна нога здесь, другая — там. Светлане с Юлькой это, конечно же, категорически не понравилось, только что с того — деваться нам было некуда, почти как матросу Рабиновичу из старого советского анекдота — с подводной лодки. Мы с женой поссорились. После обеда разыгрался шторм, и чуть не забрал с собой двенадцатилетнего мальчишку, но я ему этого не позволил. Полез в волны и…

— Ты спас пацана от верной смерти… — пробормотал я.

Потянувшись, я сорвал стебелек, пожевал, он оказался сладковатым на вкус с еле ощутимым вкраплением горечи.

— Так-то оно так, только, если начистоту, зеваки на набережной вели себя немного странно, когда мы с мальчонкой выбрались на берег. Они молчали, словно проглотив языки. Как будто это они нахлебались соленой воды, а не мы…

А какими им было быть? — вмешался внутренний голос. — У них на глазах какой-то доброхот рисковал жизнью, можно сказать, за просто так, хохмы ради. Не часто, по нынешним временам, узришь подобную картину…

— Ну, допустим, — с неохотой согласился я. Вообще говоря, воспоминания, связанные с тем, что творилось в тот день на пляже у «Морского бриза», сейчас представлялись мне слегка синтетическими, что ли. Нечеткие пятна лиц, люди, огибавшие меня, словно течение реки валуны, Светлана с зареванными глазами, которая меня не узнала, пока Юлька не закричала: папочка! — Ладно. С этим разберемся позже. Поехали дальше.

Ближе к вечеру, когда волнение слегка улеглось, а горячий душ согрел меня, уняв дрожь, мы вышли в парк, где нос к носу столкнулись с Игорем и Ольгой. Мои старые друзья, точнее, люди, которых я когда-то считал моими друзьями не разлей вода, свалились нам прямо на голову. Светлану их появление не порадовало, а потом Пугик еще и напугал ее своими россказнями о сечевых стрельцах, которым, как кость в горле, корабли черноморского флота России, ржавые железяки, по сути дела, жалкие обмылки советского ВМФ, как будто нет других, настоящих проблем. Вечером Ольга и Пугик заехали за мной, как мы и договаривались тремя часами ранее. Игорь выбрал, должно быть, самый дурацкий маршрут из всех возможных.

— Срежем через горы, — так он сказал.

В дороге я заснул, и во сне очутился в Египте эпохи Осириса, строившего пирамиды вместо фараонов, как недвусмысленно указывают учебники истории, чтоб сокрушить какой-то Барьер, возведенный неизвестно кем, и заточивший человечество в одном из гипотетических семи миров. Усилия Осириса пошли прахом, Барьер уцелел, а вот бунтовщик и его супруга Исида, у которой было лицо Ольги, стали жертвами заговорщиков. Задавшись целью сжить со свету обоих, они, ничтоже сумняшеся, сдали венценосную парочку одетым в деловые костюмы менеджерам, преспокойно летавшим по воздуху…

Кто бы сомневался, что это был сон?

Тем не менее, именно он спровоцировал припадок, мне сделалось по-настоящему дурно. Игорь, чтобы растормошить меня, был вынужден остановить машину. Впрочем, ему бы в любом случае довелось дать передышку перегретому мотору. Двигатель «Опеля», что называется, сыпался и, вопреки всяческим ухищрениям водителя, окончательно отказал в окрестностях городка Калиновка. И началось... Сначала на пустынной дороге объявился «кентавр» верхом на мотоцикле, за ним к месту будущей трагедии прибыл раздолбанный «Газон». Тем не менее, у него хватило прыти, чтобы утащить нас в глухое местечко, подходящее для самых темных дел. Что случилось дальше, я прекрасно помнил. Дорого бы дал, лишь бы забыть, только сомневался, что сумею.

Ну и что из всего вышеперечисленного претендовало быть зачисленным в ирреальное?

Ответа я не знал, отчего голова моя шла кругом. Стало ясно одно, у подножия скифской бабы отгадку мне не найти. Следовательно, настало время выбираться отсюда. Чего сидеть, ожидая у моря погоды, тем более, что и морем-то никаким не пахло. Я встал, пошатываясь, будто пьяный. Оперся на изваяние, оставшееся от кочевников. Мгла, в которой купалась долина, быстро рассеивалась с наступлением рассвета. Он уже брезжил на востоке, вдоль ломаной линии горизонта проступила широкая бледно-розовая полоса.

Пока доплетешься до трассы, совсем рассветет, — напомнил себя я, не спеша, тем не менее, расставаться с бабой, на которую продолжал опираться. Одна моя часть, не растерявшая надежды на благополучный исход, алкала возвращения в мир себе подобных, из которого меня вырвала какая-то неведомая сила. Дорожные бандиты или безумие, как знать? Homo sapiens, единственный уцелевший представитель семейства гоминид из отряда приматов — существо стадное, это общеизвестно. Жизнь в современном стаде — не сахар, но она позволяет, взамен свободы, переложить часть ответственности на плечи соплеменников. Другая, прагматичная часть, уверяла: не в этом случае, дружище. Твердила, что для начала, до того, как я повстречаю первых людей, неплохо бы прикинуть мало-мальски удобоваримый план. Хотя бы в общих чертах определиться, как быть? Нет, правда, что именно мне надлежало предпринять в первую очередь? Искать ближайшее отделение милиции (таковое, вероятно, находилось в Калиновке), и озвучивать там историю своих злоключений? Пожалуй, это был заведомо провальный вариант. Да одного рассказа о моих простреленных капитаном-оборотнем руках, чудесным образом исцелившихся после падения в шахту, которая на рассвете испарилась, уже бы хватило с головой, чтобы на мне оказалась смирительная рубашка. Или, за неимением ее, наручники. Значит, требовалось что-то еще. Но, вот незадача, я даже отдаленно не представлял себе, что. Больше всего на свете мне хотелось прижаться к жене и дочери, снова очутиться с ними в «Морском бризе». Что же до всего остального? Что до остального, каюсь, я мечтал, как можно скорее перевернуть страницу. Выбросить из головы, как дурной сон. Тем более, что я, похоже, утратил способность отличать сны от реальности.