Капкан для маньяка

– Видите ли, по идее, мне бы надо больше вас опасаться, мое лицо вы видели, а его, я так понимаю, нет. Для него вы – опасный свидетель, поэтому он и боится вас отпускать. И потом, вы говорите, чтобы вас отпустили вот сейчас, немедленно. И позвольте вас спросить, что бы вы стали делать, выйдя за порог этого дома?

– Поехала бы в город.

– Замечательно! Даже учитывая, что одеты вы теперь вполне заурядно – в спортивный костюм, то есть не будете выделяться среди деревенских жителей, известно ли вам, что автобус до Оредежа ходит через нашу деревню четыре раза в день? И если вы сейчас выйдете из дома, то вам придется торчать на остановке, – Надежда взглянула на часы, – полтора часа без малого. Все вас увидят и обсудят. Далее, денег у вас нет, потому что сумочка ваша пропала по дороге. Билет в автобусе стоит двадцать рублей – ерунда, но ни за что не повезут вас даром. Стало быть, придется вам семь километров топать пешком, а при вашей больной ноге это утомительно. Шоссе у нас достаточно оживленное, и молодую симпатичную женщину подсадит кто-нибудь и даже может до города довезти. Но учтите, что рассказами о похищении вы их не разжалобите. Тут, да и везде народ такой: либо плати деньги, либо расплачивайся натурой. Вряд ли такое понравится вашему мужу. И если все же вы героически дотопаете до Оредежа пешком и вас не перехватят по дороге те, из лагеря, а это вполне может случиться, то до города вы все равно не доедете.

– Почему же?

– Потому что вас высадят на девяносто втором километре.

– Почему именно на девяносто втором? – искренне удивилась Лена.

– Потому что перед девяносто вторым километром находится огромное садовое товарищество, там в электричку всегда садится множество людей. И сразу после этого идут контролеры, чтобы штраф брать побольше. Так вот, с контролерами у вас вообще никакого разговора не получится – высадят, и все дела. А следующий поезд через три часа, и эти три часа придется вам провести на свежем воздухе, там на платформе даже сарайчика нет. Вы не производите впечатления женщины не от мира сего. Стало быть, когда вы требовали, чтобы вас отпустили, вы хотели, чтобы вас не только отпустили, но и довезли домой, а такую услугу вам никто не обязан предоставлять.

– Я не требую, я прошу…

– А просить надо повежливее! – отрезала Надежда. – Теперь я понимаю, что Алексей в каком-то смысле прав, поместив вас сюда.

– А кто он вообще такой?

– Я и сама не знаю, – призналась Надежда.

– А помогаете ему зачем? – не унималась Лена.

– Так получилось, меня втянули в это дело случайно. Кроме того, у меня имеются смутные подозрения, что его дело – правое. Так что наберитесь терпения, я думаю, скоро ситуация разрешится.

– Но ведь мои близкие очень за меня беспокоятся.

– Понимаю. Но похитители думают, что вы погибли, может быть, теперь они оставят вашего мужа в покое?

– Не знаю. – Лена отвела глаза.

– Вы давно замужем? – спросила Надежда так просто, для разговора.

– Шесть лет, – именно столько лет была замужем Ольга.

– Представляю, муж сейчас, наверно, места себе не находит, – пробормотала Надежда, что-то обдумывая. Но в это время послышались шаги Алексея.

Лена бросилась на кровать и накрылась с головой одеялом. Надежда вышла в кухню.

– Как там, в лагере?

– Все взорвалось очень аккуратно, местные не пострадали. Крыша провалилась внутрь, а стены стоят.

– Ну надо же! Вот что значит не при советской власти строили! Ух, от сердца отлегло, а то уж я думала, пришел конец нашей местной достопримечательности, все же – восемнадцатый век… И что вы теперь собираетесь делать? Сегодня среда, в пятницу сатанисты приедут. И вообще, не можем же мы ее силой держать, это ведь тоже получается похищение.

– Я разберусь. – Он отвернулся.

– И что вы сделали бедной женщине? Ее просто трясет от одного звука вашего голоса…

– Да вам-то какое дело! Что вы всюду лезете!

– Однако и манеры у вас, – не осталась в долгу Надежда. – Слушайте, вы мне надоели. Осточертели вместе со своими террористами и секретными материалами. И как знать, может, вы вообще все это придумали насчет международного терроризма, а в лагере устроили базу безобидные мафиози? Так что я ухожу. Ничего не знаю, ничего не видела, никуда не ходила с вами ночью. Разбирайтесь тут сами, а у меня огород зарос, кот от дома отбился и… – Она хотела добавить, что работы на компьютере невпроворот, но вовремя прикусила язык.

– Не уходите, – Лена стояла в дверях и умоляюще смотрела на Надежду, – я его боюсь.

Алексей молчал. Что же это с ним происходит? Казалось бы, после нынешней ночи он должен был успокоиться хотя бы на время, но нет, он был заведен, как никогда. Проснувшись утром, он страшно разозлился, что ночью не сумел себя сдержать. С ней-то все понятно: богатая дама, с жиру, что называется, бесится. Захотелось небольшого приключения – вот, пожалуйста, подвернулся человек в маске, так даже интереснее. Она – красивая, тут любой бы не устоял, а он все-таки пять месяцев был один. Но он чувствовал, что сегодня его тянет к ней еще сильнее, значит, дело не только в физиологии? От этого он злился на нее, на себя и даже на Надежду, которая уж и вовсе тут ни при чем.

– Тише! – Он взял себя в руки. – Не хватало еще, чтобы тетя Шура нас услышала. Вечером разберемся, – и ушел, подгоняемый стыдом перед Леной и Надеждой за то, что нахамил.

Женщины посидели, помолчали. Надежда включила чайник и насыпала в чашки растворимый кофе из принесенной с собой баночки – ее и так уже мучила совесть из-за того, что они забрались в чужой дом и выпили там чай и кофе.

– Вы даже отдаленно не представляете себе, чего могут хотеть от вашего мужа похитители? – осторожно начала Надежда.

– Не знаю, может быть, денег? – неуверенно предположила Лена.

– Не думаю, – наугад ответила Надежда, – скорее всего, это шантаж с политическими целями.

– Муж не посвящает меня в свои дела, – слишком поспешно, на взгляд Надежды, ответила Лена.

– Да, конечно, но у вас хорошие отношения?

– Разумеется. – Лена пожала плечами.

Надежда перебирала в памяти все, что она знала о Никите Шувалове из газет и телевидения. Вообще-то политической жизнью страны она мало интересовалась не по лености ума или равнодушию, а следуя собственной теории. Теория эта не была особенно оригинальной. Надежда считала, что политикой, как и всяким другим делом, можно заниматься только профессионально. Вот и пусть занимается этим маленькая кучка политиканов, а если все будут пытаться управлять страной, то ничего хорошего из этого не выйдет. Пробовали уже кухарку приспособить к управлению государством. За семьдесят лет она такого наворочала – до сих пор не разобрались!

Муж Надежды Сан Саныч очень не одобрял такого ее отношения к политике и называл это обывательщиной. Надежда только отмалчивалась. Но как-то в порыве откровенности рассказала ему, что в свое время чуть не поссорилась из-за политики со своей лучшей подругой Алкой. В то время город как с ума сошел – выбирали в депутаты некоего Петрова. Уж такой он был популярный – просто-таки звезда. Алка была натура увлекающаяся, прониклась Петровым до самых печенок, и когда Надежда, не подумав, ляпнула про Петрова что-то нелестное и присовокупила, что голосовать будет не за Петрова, а не то за Сидорчука, не то вообще за Соловейчика, Алка пришла в неистовство. Слово за слово, они наговорили друг другу гадостей, Алка хлопнула дверью. И если бы опомнившаяся Надежда не вернула ее с лестницы, уговорив посмотреть на себя со стороны и увидеть, как две взрослые женщины оскорбляют друг друга из-за некоего Петрова, который их никогда и в глаза-то не видел, то дружба могла бы закончиться навсегда.

Рассказав все это мужу, Надежда добавила, что до сих пор чувствует себя полной дурой из-за того случая, потому что хоть Петрова и выбрали тогда депутатом, но многим очень скоро стало ясно, что он не только ничего не изменит к лучшему, но никогда этого делать и не собирался.