Капкан для маньяка

– Верно, Володенька, верно ты говоришь, – Васенька с видимым трудом распрямился и потер поясницу, – нечего в ету политику лезть было. И Аркадию Ильичу все как есть передам, – с этими словами он коротко и страшно ударил Резаного, вонзив ему свой огромный нож под ребра, и повторил с мягким укором: – Все передам… как ты дружка своего продал и на смерть обрек… все передам.

Люська сонно пробормотала что-то и перевернулась на другой бок.

Николай Иванович Гудыма был человеком мечты. Всю свою сознательную жизнь он мечтал стать министром. В конце той исторической эпохи, которую теперь принято называть периодом стагнации, министерское кресло чуть было не раскрыло ему свои гостеприимные объятия, но тут очень не вовремя скончался его тесть, завотделом ЦК, и в кресло плюхнулся проныра-конкурент… А потом начались новые времена, и Николай Иванович вписался в новые условия игры, нашел свое место в жизни, но министром так и не стал. Зато он стал человеком, который очень много мог. Когда кто-нибудь из знающих людей вспоминал огромный оборонный концерн «Интеграл», он тут же вспоминал и Николая Ивановича Гудыму. Хотя тот и не был ни генеральным директором концерна, ни председателем правления, но именно он негласно дирижировал всем, что происходило на каждом из входящих в концерн заводов, в каждом конструкторском бюро или НИИ.

Если где-то в Воронеже нищим конструкторам выплатили зарплату за прошлый год – значит, Гудыма дал негласное распоряжение профинансировать какую-то разработку… Короче, он был тем, кого называют «серый кардинал».

Николай Иванович привык вставать рано. Пока он делал зарядку и принимал душ, ласковая, хорошо сохранившаяся жена приготовила завтрак. Он просмотрел газеты, не спеша оделся и взглянул на часы. Словно ожидая этого сигнала, от дверей подъезда позвонил по телефону его водитель и охранник в одном лице Сережа.

– Николай Иванович, можете спускаться.

Гудыма попрощался с женой и вышел из дома. Черная «Вольво», с успехом заменившая его прежнюю черную «Волгу», стояла на обычном месте. Задняя дверца была приоткрыта, но Сережа не стоял, как обычно, снаружи – его силуэт просматривался сквозь тонированное стекло на водительском месте. Николай Иванович, по утреннему времени благодушный и погруженный в сложные финансовые расчеты, не обратил на это внимания и спокойно сел на заднее сиденье машины. В салоне пахло кожей, дорогим табаком, хорошим мужским одеколоном и еще чем-то неуловимым, чуть сладковатым.

Машина тронулась, Николай Иванович приоткрыл окно и закурил.

– Сережа, на Вернадского! – сказал он водителю и похолодел.

Перед ним на месте водителя сидел не Сережа. Вместо привычного светлого ежика он увидел гладкие темные волосы. Николай Иванович схватился за ручку двери, но замок был заблокирован, да и прыгать из машины на полном ходу в его возрасте и физической форме было бы просто самоубийством.

– Кто вы? Чего хотите? – спросил Гудыма хриплым от волнения голосом.

Водитель не шелохнулся, будто не слышал вопроса.

– Где Сережа? – снова попытался Николай Иванович добиться хоть какого-то ответа.

Сережа был ему в общем-то безразличен, но ведь он только что звонил ему по домофону, значит, это он приехал на «Вольво». И тут он увидел Сережу. Точнее, он увидел кисть руки в белой манжете, высовывающуюся из-за правого переднего сиденья. Он понял, что это был за сладковатый запах, примешивающийся к знакомым запахам дорогого автомобиля. Хотя ему не приходилось раньше сталкиваться с подобными проявлениями насилия, но он каким-то инстинктом, шестым чувством, может быть, памятью своих диких предков понял, что именно так пахнет кровь. И так же ясно он понял, что никогда больше не вернется в свою уютную квартиру, никогда не увидит жену и уже точно никогда не станет министром.

Черная машина выехала на прямую улицу, в конце которой виднелся парапет набережной. Темноволосый водитель оглянулся на Николая Ивановича – его невыразительное восточное лицо лишило Гудыму последней надежды. Затем этот страшный человек распахнул дверцу и выскочил из машины на ходу. Ловко перекатившись, он вскочил на ноги и спокойно пошел к стоящим у тротуара «Жигулям». А большая черная машина, проломив ограждение и на мгновение зависнув в воздухе, рухнула в глубокую темную воду.

Виктор Николаевич Андрейченко был обеспокоен. Сегодня утром Гудыма должен был позвонить и сообщить условной фразой, что деньги, поступление которых они так долго готовили и прохождение которых они по сложной финансовой цепочке контролировали, пришли на секретный счет «Интеграла». Деньги эти на первом этапе своего долгого пути были грязными, криминальными. Чем дольше они продвигались со счета на счет, из банка в банк, тем чище, добропорядочнее становились и, оказавшись на счету концерна «Интеграл», должны были окончательно отмыться. Это должно было произойти сегодня, а Гудыма почему-то не звонил. Виктор Николаевич очень беспокоился. Наконец он решился на шаг крайне неосмотрительный: он попросил секретаршу соединить его с Гудымой. Когда секретарша сообщила ему по интеркому, что Николая Ивановича все еще нет на работе, Андрейченко испугался.

Чтобы Гудыма опоздал на работу в такой день? Здесь что-то было не так, Виктору Николаевичу стало как-то неуютно в большом пустом кабинете… Что могло случиться с Гудымой?

Он попросил секретаршу позвонить Гудыме домой, и, когда жена сказала, что Николай Иванович уехал на работу в обычное время, он испугался по-настоящему.

Большие деньги, разумеется, всегда связаны с большим риском… Сейчас, положим, ему ничто не угрожает – охрана внизу, в проходной, охрана на каждом этаже, личная охрана в секретарской комнате… Но не до ночи же он будет здесь сидеть – придется выйти из здания, пройти до машины по открытому месту, где его может подстрелить снайпер… Боже мой, кто может на него охотиться? У него такие могучие покровители, он так хорошо защищен… Но Гудыма пропал! Возможно, этому есть какое-то вполне безопасное объяснение?

Андрейченко вышел из-за своего огромного стола и стал ходить по кабинету взад-вперед, как тигр по клетке…

Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Резко повернувшись, он увидел, что за окном висит рабочий в люльке и моет закрепленной на палке губкой огромное окно его кабинета.

«А ведь об этом совершенно не подумали, когда разрабатывали систему безопасности. Точно так же, как этот работяга, на веревке с крыши может спуститься наемный убийца, и вся моя хваленая охрана ничего не успеет сделать…»

Виктор Николаевич покосился на рабочего за окном, с легкой неприязнью отметив его неопрятную спецодежду и невыразительное восточное лицо. Этот стекломой, конечно, не похож на убийцу, он не внушает никаких опасений, но вероятность покушения на него через окно существовала.

Секретарша Виктора Николаевича уже сорок минут самозабвенно полировала ногти. То, что шеф не звонит, ничего не требует, даже не просит кофе, нисколько ее не беспокоило: она наслаждалась временной передышкой. Но когда позвонил директор нижнетагильского оборонного завода и попросил соединить его с Андрейченко, а интерком в ответ на ее вызовы молчал, ей пришлось неохотно встать и процокать в кабинет.

То, что она там увидела, испортило ей настроение на целых двадцать минут. Конечно, шеф был зануда, дергал ее по пустякам. Но все же проработала она с ним целых три года.

Виктор Николаевич Андрейченко полулежал в своем глубоком начальственном кресле с открытыми глазами, не подавая признаков жизни. Врач, примчавшийся через пять минут, констатировал смерть от обширного инфаркта миокарда – наиболее частая запись в свидетельствах о смерти людей, находившихся долгое время на ответственной работе. Само собой, работа нервная, постоянные стрессы…

Тело Виктора Николаевича осторожно вынесли из кабинета. За чисто вымытым окном не было ни рабочего, ни даже пустой люльки.