Ложь напрокат

– Ах ты, голубь недоделанный! – опомнилась Наташка и, схватив подвернувшуюся хворостину, попыталась выгнать нахала из машины.

Петух подскакивал, грудью отражал атаки и орал, но уже благим матом. Потом до него дошло, что перевес сил на стороне противницы, и он испуганно заметался по салону в поисках вылета.

– Ирка, да отомри ты наконец, открой свою дверь, может, этот козел вылетит! – крикнула подруга.

Я вздрогнула и выполнила приказ подруги. Петух взлетел ко мне на голову и, только прихватив клок моих волос, покинул салон. Мужественная Денька из-за моей спины яростно облаивала петуха, без оглядки лупившего в сторону своего гарема, ставшего свидетелем его позора. Подбежавшая к финалу Лариса Никифоровна укоризненно покачала головой:

– Это не петух, а тайфун! Его Терминатором зовут. Соседка давно собиралась на суп пустить, да муж возражает. Он у них вместо сторожевого пса.

– Таких петухов следует на цепи держать! – громко заявила Наташка. – И выгуливать только в наморднике!

Еще раз попрощавшись с пожилой женщиной, мы тронулись в путь.

По дороге я не торопясь рассказала Наталье о том, что мне удалось узнать и к каким выводам я пришла. Подруга на глазах мрачнела.

– Эти новости не для Татьяны. Во всяком случае, пока ей лучше оставаться в неведении, – сказала она.

Наталья вела машину на скорости не более тридцати километров в час. Лужи, казавшиеся легкомысленными, неожиданно оказались хорошо замаскированными ямами, в чем мы имели несчастье убедиться и, что еще хуже, – убедить в этом ни в чем не повинных жителей деревень. Свободное и уже подсохшее пространство на улицах местами занимали собаки и куры. И освобождать не торопились. Машина шла осторожно – по лужам, как по минному полю. Наконец выползли на асфальтовую прямую к Спас-Клепикам. Многочисленные выбоины уже не пугали, и Наталья увеличила скорость аж до пятидесяти километров. Странно, несколько дней назад дорога показалась лучше.

Обратный путь прошел без приключений. В разговорах о душе и духовном начале. Не знаю, что послужило причиной, но бравые инспекторы ГИБДД почему-то избрали именно нашу «Ставриду» в качестве транспортного средства, достойного подвезти до подмосковных Люберец священника. Правда, первоначально им, как и отцу Афанасию, не понравилось выражение лица на Денькиной морде. Не убедило даже утверждение, что собака такой и родилась. Денька обиделась и, посмотрев на священнослужителя печальными глазами, понуро улеглась, отвернув морду. Раз, мол, она вам не нравится. В смысле, морда… Неплохо бы посмотреть со стороны на свои… В смысле, гибэдэдэшные.

С этого момента в сознании присутствующих за бортом произошел коренной перелом. В результате я оказалась на заднем сиденье с Денькой, за что моя левая щека была благодарно вылизана. Вместе с ухом. Спастись от выражения собачьей признательности помешала не вовремя застрявшая в пустой сумке нога. Наталья тронулась с места, естественно не обращая внимания на мои попытки освободиться от сумки и от Деньки. Отец Афанасий оглянулся, дабы помочь – хотя бы участием. Милая собака скрепя сердце облизала и его: неудобно все-таки обиду таить.

– Сидеть!!! – раздался громоподобный глас Наташки.

Все шарахнулись на свои места и уставились на дорогу. Подруга такой исполнительности не ожидала и долго объясняла священнику, что к нему эта команда отношения не имела.

Возню я прекратила. Правая нога прекрасно доедет и в сумке, тем более что я с самого начала двинула молнию не в ту сторону. Отец Афанасий разговорился, и я окончательно забыла про неудобства. Ну когда бы и где я смогла узнать о том, что в старину святые иконы делали исключительно из липы. А липу для этих целей срубали только на новолуние. На липовую доску рыбным клеем наклеивался холст. Его олифили, потом грунтовали и покрывали тонким слоем золота, чтобы икона как бы светилась изнутри. Писать икону начинали отнюдь не с лика святого. Сначала писался фон, потом одежда и только на шестой день, очередной раз помолясь, приступали к священному лику. Ибо сам Господь создал человека только на шестой день. До этого создавал ему все подходящие условия для жизни, которые тот потом презрел.

– А ведь наш праотец был двоеженцем! – неожиданно воскликнула Наталья. – Наша праматушка Ева была у него второй женой! Верно? Первая была вылеплена из глины, – продолжила подруга. – Вероятно, показалась чересчур самостоятельной. Да кого ж из представителей мужского рода это устроит? Вот и решено было использовать вторсырье… Интересно, какое ребро у Адама пострадало? То-то я чувствую в некоторых мужчинах, мягко говоря, некоторую неполноценность. Это у них наследственный фактор! Ну да к чему это я все? – Наталья призадумалась. – А! Вот к чему: мой отец, царствие ему небесное, был четвероженцем! Выходит, это исторически почти оправданно. Дети всегда идут дальше своих родителей…

Полемика между отцом Афанасием и Натальей по вопросу происхождения мира и человека была увлекательна и продолжалась долго. В результате подруга пришла к знакомым постулатам: перед Богом все равны и лучше один раскаявшийся грешник, чем девяносто девять праведников. Далее разговоры коснулись и мирского. У придорожного магазинчика купили минеральной воды и заодно узнали от отца Афанасия, что слово «пиво» никакого отношения к этому хмельному напитку не имеет. Встарь это слово обозначало любое питие – квас, морс, медовуху, березовый сок и далее по списку…

Я молчала-молчала и наконец решила принять хоть какое-то участие в беседе. Доказать материальность своего присутствия, а заодно и потрясти впередсмотрящих кое-какими знаниями. Поводом послужила придорожная травушка-муравушка. Зелененькая. Ее приволокла подруга вместе с Денькой и ошметком грязи на собственных кроссовках.

Пока Наташка шаркала подошвами по земле, держась за открытую дверцу машины, я скромно поведала, что к ее ногам пристала настоящая трава-мурава. Так наши далекие предки называли спорыш – изящную травку, в изобилии росшую на наших дачах. Но блеснуть осведомленностью и далее мне не удалось. Отец Афанасий перехватил инициативу и поведал, что спорыш являлся отличным сырьем для изготовления зеленой краски путем муравления, то бишь длительного, чуть ли не полгода, томления в печках. Причем заготавливали для этих целей не всю травку целиком, а только узелки. Наташка поняла этот рассказ по-своему, решив, что ей предложили не разбрасываться ценным сырьем. В результате мне не очень любезно было предложено лично возобновить утраченный со временем процесс муравления, а не заводить дурацкие разговоры. Больше я в беседу не вступала, а когда проснулась в Люберцах, решила спросонья, что отец Афанасий не выдержал Натальиных раскольнических идей и решил бежать. Ан нет! Он просто приехал к конечному пункту назначения. Простились мы тепло и сердечно. Мне показалось, что священник испытывал ко мне при прощании более теплые чувства, чем к подруге. Не иначе как был благодарен за длительное молчание в пути.

– Вы знаете, – сказал он напоследок, – у вас с собакой удивительно похожее выражение глаз.

«Чай родня, – едва не вырвалось у меня, – все мы, как нас тому долго учили, родом из Мирового океана…»

До Кольцевой дороги обсуждали с Натальей планы дальнейших действий. Прежде всего, единогласно постановили: неделю на работу не ходить, тщательно скрывая свое преждевременное возвращение от администрации по месту работы. Практика показала, что совмещать трудовую деятельность с расследованием преступления весьма затруднительно. Потом решили заехать на бывшую квартиру мамы Танюши. Хотя Татьяна и говорила, что соседи по лестничной клетке сменились, но ведь кое-кто из старых жильцов остался. Да и новые пригодятся. Я достала справочник сельского электрика (ошибочно захватила его из дома вместо авантюрного романа) и проверила наличие фотографии, на которой Татьяна с букетом тюльпанов и мной на отшибе. Я, по моему мнению, на этом снимке была совершенно ни к чему: со здоровенным ломтем хлеба в руке и чуть большим по размеру куском колбасы лучше всего смотрелась бы в тени самовара, но… фотографировала Наташка. Не будешь же всем доказывать, что все это подруга принесла с собой и попросила просто подержать. Правда, исключая тюльпаны.