Ложь напрокат

Обработка Степы-носа несколько отличалась от Монте-Витькиной. Вытянувшись в струнку и сложив руки на груди, Степа лежал на ветхой тахте, ножками у которой служили кирпичи.

Лежал он прямо в рабочей одежде. Глянув одним глазом на Наташку, недовольно пробурчал: «Сегодня воскресенье. Отдыхаем. Завтра и начнем…» «Да хоть послезавтра, хоть через месяц, – равнодушно сказала Наталья, внимательно оглядываясь по сторонам. – Так! Лежак я твой выкину к чертовой матери… Это тоже долой». Наташка смахнула с комода нагромождение хлама, в котором смогла различить только стаканы, секунду поразмышляла и сдернула заодно грязную кружевную мини-скатерочку вместе с прилипшими застарелыми остатками закуски, хранившейся с незапамятных времен. Потом пошла сметать все со стола. Жалобный звон стеклянной тары молил о спасении. Степа, матерясь, вскочил и потребовал разъяснений. Наташка поправила волосы перед засиженным мухами зеркалом, давно забывшем о своем предназначении, и брезгливо скинула его вниз. «Степа! Я переезжаю к тебе, любимый. – Степин нос отчаянно запротестовал. Руки тоже. Слов не было. Очевидно, Степа ими подавился. – Ну не стоит так волноваться, дорогой. Я не могу без тебя жить. А ты ко мне со временем привыкнешь… – Подобие покрывала с тахты вместе с матрацем полетели на пол. – И тебя вылечим! – Наталья заботливо погладила Степу по плечу. – Видишь, как твоего приятеля корежит? Он тебе расскажет о моей профессии. Нет, ты не на дверь, ты в окошечко посмотри». – На крыльце действительно дрожал крупной дрожью граф. То ли с похмелья, то ли от утреннего холода. Степа потерял способность рассуждать, но подруга упорно этого не замечала. «Если бы не крыша, мне пришлось бы завтра уехать, – порадовалась она. – Такая удача! Поживу подольше, ты поймешь, что к тебе пришла большая любовь. А то ведь уехала бы, не укрепив как следует свои и твои чувства. Кто знает, может, долг перед мужем и пересилил бы… Он мне недавно перстень подарил. С бриллиантом. Не хотелось бы возвращать ему три тысячи долларов. Ну да мы с тобой заработаем. Татьянина крыша не последняя в твоей жизни. Ладно, – заторопилась Наташка, не хочу себя компромментировать. И так задержалась. Встретимся попозже. Я сама тебя найду. Из-под земли достану, милый… Не провожай, – предостерегла она Степин нос, – плохая примета. – И выпорхнула на крыльцо. Перепуганный граф торопливо вскочил и раскланялся. – Ах, какой был мужчина! – Наташка мечтательно закатила к небу глаза. – Настоящий полковник!» Граф ломанулся в открытую дверь и полетел на встречу с неизвестным… Наташка, отметив момент приземления Монте-Витьки, удовлетворенно кивнула головой, посчитав свою миссию успешно выполненной…

Стало прохладно. Деревня, казалось, спала. Света в домах не было. Время от времени издалека доносился свист и взрывы хохота – гуляла молодежь. Иногда лаяли собаки, и Денька, лежавшая на крыльце, глухо ворчала.

– Ты уверена, что мы можем уезжать? – спросила я пригорюнившуюся Танюшу.

– Да как вам сказать? Уверена. Но не хочу, чтобы вы уезжали. С вами я успокоилась. Страх, кажется, прошел. Только не дает покоя это странное сходство погибшей женщины со мной. Ее наверняка приняли за меня… Хочется разобраться во всем.

– Для этого есть мы. – Я поправила на ее плече сползшую было куртку. – Есть кое-какие надежды на положительный результат. При первой возможности тебя отсюда вытащим. А пока не в гостинице же тебе торчать. У тебя, кстати, мобильник оплачен?

– Да. Перед отъездом оплатила. Девчонки, вы… Хотя ладно, не надо. Я вот только все думаю, почему он так сделал?

– Нашла о чем думать! Вот выясним все, тогда и будем думать, – прервала ее терзания Наталья. – Чего уж там! Все козлы. Пойдемте-ка спать. Завтра надо собираться в обратную дорогу. А то Степа-нос в партизаны уйдет. У него все-таки хозяйство – дом, две курицы и дача. На кого покинет?

Наташка права. Сначала следует во всем разобраться, а потом страдать. Куча накопившихся вопросов и так не давала спокойно спать. Вся беда в том, что столь скорого возвращения члены наших семей не ждали. Если хорошо подумать, то не могли же мы, приехав поздно в пятницу, за выходные дни отправить мою бедную тетушку в интернат! Причем не имея на руках так называемой путевки в интернатовскую жизнь. Следовало для приличия пару денечков выждать. С другой стороны, не хочется терять времени, о чем я прямо и сказала.

Наталья призадумалась, но не надолго:

– А почему бы нам твою тамбовскую тетушку не похоронить?

Я даже слегка испугалась:

– Как это так сразу?

– Очень просто. Будем считать, что это производственная необходимость. Не можем же мы допустить простоя в работе.

– Не знаю… Не уверена… Что-то слишком много похорон. Да и жалко ее как-то.

– Ты лучше Татьяну пожалей. И меня тоже. Тетушка твоя пожила, слава богу. Нам бы до таких лет дожить!

– А сколько ей лет, ты не помнишь?

– Интересно! Тетушка-то твоя… Подожди, где у тебя тетушка?

– В Тамбове…

– Да нет там у тебя никакой тетки! И никогда не было. Мы ж ее выдумали.

– ?..

– Дошло? – Наташка радовалась, как ребенок. – Вот как выдумали, так и похороним. Не дождалась она нас. Приехали, а там такое горе! Сегодня и похоронили. А завтра, значит, в дорогу.

– Ой, – вскрикнула я, – так мне же следовало позвонить Димке и сообщить печальную новость.

– А ты ему вообще-то звонила за эти дни?

– Не-ет. – Я запоздало раскаялась.

– Немудрено: пожалела любимых людей. А потом, когда ж тебе было звонить, так закрутилась! И я с тобой тоже – сплошная беготня. Завтра и позвоним.

Со сборами в обратную дорогу не торопились. Из Тамбова, если не гнать, скоро не приедешь. Осень очередной раз взбрыкнула, и с утра опять установилась теплая погода. Солнце, извиняясь за временный прогул, вовсю старалось подсушить многочисленные лужи. Наталья деловито проверила запасы продуктов в холодильнике и все запоры на дверях. В десять часов прибежала Нина и попросила прихватить до Николинского Шурку. У них произошло радостное событие: честно заработавший чекушку муженек выпил ее в одиночестве и всю ночь не вылезал с огорода. К утру рвота измотала мужика вконец, и он слабым голосом попросил привезти ему какое-нибудь лекарство из аптеки. Наташка понимающе кивнула и велела купить фестал и церукал.

– Две таблетки фестала и одну церукала. Оклемается.

В одиннадцать мы были готовы к отъезду. Соседи вышли нас провожать. Шурка сунула мне в руки какой-то пакет:

– Это вам с теть Наташей. Мое хобби. Только рамки мне папка делал.

Денька нехотя забралась на заднее сиденье. Татьяна тихонько плакала, Наташка тоже. Я не успевала их уговаривать. Только слова о том, что они тормозят расследование и увеличивают время вынужденной ссылки, заставили их прекратить рыдания. Лицо Танюши приобрело скорбное выражение великомученицы. Наташкино – суровое и решительное. И тут, уже сидя в машине, всплакнула я. Подруга решительно рванула с места, Денька, как всегда, свалилась вниз и моментально вскочила назад.

– Сколько километров со мной отмахала, а никак не научится правильно ездить! – сделала собаке выговор Наташка.

– Ой, я валяюсь! – заорала Шурка. – Смотрите, смотрите! Степа-нос вас провожает!

Из-за угла последнего дома осторожно выглядывал Степушка. Наташка с любимым не попрощалась…

В Николинском высадили Александру, и она, помахав нам рукой, бодро понеслась в аптеку. Забежали к Ларисе Никифоровне попрощаться и попросили наведываться к Танюшке.

– Да я ее уговорю ко мне переехать. Мои ребятки в отпуск собираются, к родителям Лерочки, а потом на море. Нам вдвоем замечательно будет, – сказала она.

Я уже уселась в машину, когда услышала оглушительный визг подруги, решившей было поправить сумку в багажнике. Непонятно откуда взявшийся оголтелый петух, сверкая белым оперением, налетел на Наталью, и она, прикрываясь рукой, с визгом отскочила в сторону. Петух не рассчитал, видно, и влетел в машину. Денька расторопно сиганула с сиденья вниз и на всякий случай вжала морду в передние лапы. Петух, по-своему матерно выражаясь (а откуда ж ему было набраться хороших манер), пошаркал лапами о сумку, покосился на мое каменное изваяние, захлопал крыльями и победно заорал: «Кукареку!!!»