Уж эти мне мужчины

– Как хочешь, – пожал плечами Хосе Мануэль.

– Что за жизнь! – тяжело вздохнул Шамиль Масхаев. – Совсем в горле пересохло. Душа горит!

– Не говори! – поддержал его Азиз Шакбараев. – Плохо дело. С этой войной совсем трезвенником стал.

– Если бы в аул сгонять! – мечтательно произнес Шамиль. – Там троюродный брат моего свояка такую чачу гонит – от одной рюмки петь хочется. Аж до пяток, понимаешь, продирает.

– Ну так сгоняй в аул! – предложил Азиз.

– Ты что! – ужаснулся подобной мысли пораженный Шамиль. – Я на посту. А как же заложники?

– А что заложники? – пожал плечами Шакбараев. – Я-то на что? Заложники никуда не денутся, а командир, говорят, далеко, в Кабардино-Балкарию ночью ушел. Кому какое дело, если ты в аул за чачей сбегаешь?

– До аула, однако, больше двух часов будет, – с сомнением произнес Шамиль.

– А ты перебежками! Глядишь, и за полтора обернешься, – ободрил его Азиз. – Ты лучше о чаче подумай.

Шамиль сжал винтовку. В его душе еще продолжалась борьба, в которой чувство долга заранее было обречено на бесславное поражение.

– Ладно! – решительно стукнул прикладом о землю Шамиль. – Будь что будет! Я иду в аул!

– Вот это дело! – хлопнул его по плечу Азиз.

– Вот так я влетел на двадцать пять тысяч долларов, – закончил свое печальное повествование Иван Копилкин.

Обычно бесстрастный взгляд Серого Кардинала, как ни странно, выражал живое сочувствие.

– И как же ты расплатился? – поинтересовался он.

– Своей дочерью, – мрачно ответил Иван.

– Это как? – осторожно спросил Степан Иванович.

– Она добровольно отправилась батрачить на одного типа в течение пяти лет, чтобы меня не убили за долги.

– Вот это да! – Кашкин присвистнул от восхищения. – Мне бы такую дочь!

– Она меня ненавидит! – еще больше помрачнел Иван. – Я никогда не был хорошим отцом.

– Если выберемся отсюда, обещаю, я заплачу твой долг, – пообещал Серый Кардинал.

– Не шутишь? – недоверчиво уставился на него Копилкин. – Это ж какие деньги!

– Я никогда не шучу! – заверил его Степан Иванович. – Говорят, Господь помогает тому, кто творит добрые дела.

– Я думал, ты не веришь в Бога! – удивился Иван.

– Теперь и сам не знаю, во что верю. Я здорово изменился за эти дни, – сказал Серый Кардинал. – У меня было время подумать.

– У меня тоже, – согласно кивнул фокусник.

Дверь землянки распахнулась, и, размахивая кинжалом устрашающих размеров, на пороге появился взъерошенный Азиз.

Иван испуганно попятился.

– Что? Уже? – ошарашенно спросил он. – Говорили ведь, через месяц! Еще почти две недели осталось!

– Что – через месяц? – не понял Шакбараев.

– Казнь! – внезапно охрипшим голосом просипел Копилкин.

– Какая казнь! Совсем с ума сошел! – укоризненно покачал головой Азиз. – Я освободить вас пришел. Или вы уже не хотите деньги платить?

– Хотим, хотим! – заверил его Кашкин. – Об этом не беспокойся.

– А кинжал зачем? – с облегчением переводя дух, спросил Иван.

– Как зачем? Веревки резать! – Шакбараев сокрушенно почмокал губами. – Совсем глупый стал. А вот в карты хорошо играешь.

– Так режь! – сунул ему связанные руки фокусник.

– Ключ, пожалуйста! – обратился к консьержу Хосе Мануэль. – Кстати, сеньорита Диас Флорес у себя?

– Она вернулась около двух часов назад, – сказал тот, протягивая журналисту ключ.

«Надеюсь, они уже спят, – пробормотал Хосе Мануэль, направляясь к лифту. – К утру успею придумать какое-нибудь благовидное объяснение своему исчезновению».

Зевая, журналист повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь. Только сейчас он почувствовал, что смертельно устал. Чема нажал на выключатель, и вспыхнувший свет озарил могучую фигуру Костолома, устроившегося в кресле, и соблазнительно раскинувшуюся на кровати Мириам Диас Флорес.

– Сюрприз! – с нехорошей улыбкой произнес Костолом.

Хосе Мануэль устало прикрыл глаза.

– А я-то думал, вы давно уже спите, – безрадостно произнес он.

– Где ты был? – все с той же нехорошей улыбкой поинтересовался Костолом.

– По-моему, мы еще не женаты, так что сомневаюсь, что должен давать тебе отчет о своих перемещениях, – недовольно ответил журналист.

Гарик неторопливо взял со стола пустой стакан, повертел его в пальцах, внимательно посмотрел его на просвет, а затем резким движением впился в него зубами. Откусив здоровенный кусок стекла, Костолом, к ужасу Хосе Мануэля, с громким хрустом принялся его жевать.

Чема, обладающий типично испанской впечатлительностью, почувствовал, как его рот наполняется слюной. Ему казалось, что острые неровные осколки терзают его собственные губы и десны. Представив, как стекло разрезает на части его горло, неторопливо опускаясь вниз, в пищевод и желудок, журналист испустил тихий стон. Он был сломлен, и Костолом это прекрасно понимал.

– Еще раз спрашиваю: где ты был? – с громким чмокающим звуком проглотив осколки, повторил Гарик.

– Я был с той женщиной, – покаянно признался журналист. – Вы уж простите, сам не знаю, что на меня нашло. Конечно, я должен был предупредить вас, но боялся, что упущу ее, пока буду объясняться с вами.

– А я что говорила! – победно воскликнула Мириам. – У этих мужиков всегда только одно на уме.

– Я не верю тебе, – сказал Костолом.

Журналист развел руками.

– Ну, с этим я ничего не могу поделать, – произнес он. – Я лично сказал тебе чистую правду. Если хочешь, можешь проверить меня на детекторе лжи.

Гарик поднялся с кресла и, подойдя к Хосе Мануэлю, ткнул его указательным пальцем в грудь. Журналист пошатнулся.

– Сейчас уже поздно, идем спать, но имей в виду, мы с тобой еще не закончили, – угрожающе сказал Гарик.

Мириам соскользнула с кровати и, нежно взяв Костолома под руку, повела его к выходу.

– Спокойной ночи, – зевнул им вслед Чема.

– Шамиль! Азиз! – оглядываясь по сторонам, позвал Волк. – Эй, кто-нибудь!

– В чем дело? – спросил Стрелок. – Что-то не так?

– Все так! – рявкнул Дарасаев, рысцой направляясь к землянке.

Пинком ноги распахнув дверь, Волк влетел внутрь и застыл, глядя на валяющиеся на полу обрезки веревок, когда-то связывавших руки и ноги узников. Не помня себя от ярости, чеченец выхватил пистолет и под аккомпанемент самых изысканных ругательств выпустил всю обойму по беззащитным кускам веревки.

Стрелок вздрогнул, услышав выстрелы.

– Ты псих! Ты что, убил их? – закричал Дмитрий Сергеевич, врываясь в землянку с пистолетом наперевес.

Кроме подвывающего от ярости и продолжающего ругаться Волка, в землянке никого не было.

– Но здесь же никого нет! – констатировал очевидный факт Стрелок. – Так в кого же ты палил?

– Уйди! Убью! Не хочу тебя видеть! – отрывисто восклицал Дарасаев, шаря по карманам в поисках запасной обоймы.

– Ладно, я могу уйти, если ты так хочешь, – пожал плечами Борисов. – Только сначала скажи мне, где заложники.

– Где заложники? – вскинулся Махмуд. – Ты спрашиваешь меня, где заложники! Может быть, ты сам скажешь мне, где они?

– А я-то откуда могу знать? – удивился Стрелок. – Вроде это твои люди их охраняли.

Дарасаев глубоко вздохнул, задержал дыхание и с шумом выпустил воздух из легких.

– Заложники исчезли, – неожиданно спокойно объяснил он.

– Как – исчезли? – не понял Дмитрий Сергеевич. – А где же охрана?

– Тоже исчезла, – сказал Волк.

– Но что произошло? На охрану напали? Их убили? Захватили в плен? – продолжал спрашивать Стрелок.

– Я знаю не больше тебя, – мрачно сказал Махмуд. – Но у меня есть кое-какие соображения.

– Может, поделишься со мной?

– Генсек! – злобно рявкнул Волк. – Уверен, что это дело рук Родина.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Дмитрий. – Не думаю, что тут замешан Родин. Сначала надо понять, что именно произошло. У тебя есть хорошие следопыты?