Тайна

Девушка вздохнула.

— Если бы я что-нибудь знала! Раз только встретила одного подлеца с проседью, его зовут Рука, фамилии не удалось выяснить. Принимает в квартире Блендовского, ездит на машине Блендовского, а Блендовский погиб. Но этот, с проседью, не шеф.

— А кто?

— Неизвестно. Кто-то, кто сидел на самом верху, имел доступ ко всему. Предвидел перемены в стране, вычислил, когда точно произойдут. Был шефом и остаётся им. Не представляю, как он выглядит, а вот Крысу знаю. Вы насчёт Крысы ориентируетесь?

— Наслышана, нед… Стшельчик мне говорил.

— Он вышел на пенсию досрочно, работает по договорам. По профессии электронщик, я случайно слышала — следит за всеми этими приборами.

Чуть заметным движением она кивнула на свою сумку. Я решила прекратить расспросы — слишком много неясностей и в главном и в деталях, а инстинкт подсказывал — дальше разговор не продолжать. Я нажала аут, не глядя, что на кредите.

— Садитесь на моё место. Я ещё чуть-чуть посижу около вас, сделаю вид, будто слежу за игрой. Где механик?..

— Только осторожно, — прошептала Пломбир. — У них тут явно подсадная утка. Рука всегда в курсе, каков выигрыш до последнего гроша…

Я не села с ней рядом — в казино никогда такого себе не позволяла, не следовало этого делать и теперь. Стояла за спиной у девушки и смотрела на экран.

— Как им сказать насчёт Стшельчика, о чем он вам сообщил? — спросила она тихо, по видимости, абсолютно занятая игрой.

— Ничего. Мы болтали о литературе все восемь лет знакомства, поскольку он сочинял всякую графоманскую белиберду. Как-то забеспокоился насчёт коллеги, который куда-то исчез, а я почти не обратила внимания и больше ничего на сей счёт ведать не ведала…

— Нет, — прервала моя собеседница, — они слышали, как он вам звонил и что говорил по телефону. Надо подробнее…

— Если слышали телефонный разговор, прекрасно ориентируются, что ничего не сказал. Только собирался. Когда я пришла, он уже умер. О коллеге говорил дважды: сперва упомянул — пропал, мол, приятель, а во второй раз сообщил мне, что видел тело. Я рассказала ему, когда мой сослуживец обследовал участок и здание на Праге для проекта, наткнулся на труп, и Стшельчик заключил: возможно, это его коллега. Все удивлялся и ничего не понимал. Я тоже. А следующий разговор был как раз по телефону, вот я и осталась в полном неведении. Все остальное время обсуждали его произведения, планы будущих творений и так далее. До последних двух встреч это святейшая правда, так что можете развернуть, как вам покажется нужным, а меня представить кретинкой.

— Кретинка из вас никак не выйдет, а все остальное передам. Вы в абсолютном неведении. В случае чего, как вас найти?

— По телефону. Случается и работает. И договоримся раз и навсегда: через двадцать минут после звонка встречаемся здесь у автомата, если здесь уже закрыто, то в «Марриотте». Разве только понадобится время сразу что-нибудь прокричать. А вы мне дайте свой телефон. Само собой, разговаривать будем про всякую общедоступную дребедень…

Я оставила девушку и ушла из казино, от обилия впечатлений не сообразила отправиться поиграть где-нибудь ещё.

Гутюша явился сам на следующий день, нашёл меня около фруктового автомата и сел рядом. Я тут же передала все, что узнала от Пломбира, не говоря об источнике. Гутюша слушал, и его мимика отражала восхищение, недоверие, подтверждение подозрений. В конце концов, энергично покрутил головой.

— Валленрод?.. Стало быть, втёрся к врагу и притворяется? В любом случае не я — никуда не втёрся, разве что в архитектурно-проектную мастерскую, но мы электроникой не занимаемся. Ты лучше подумай: тот твой экс… Ну, тот… Ниточка-иголочка…

— Что?..

— Ну, может, иголочка-ниточка. Или гулюшки-гули.

Сначала я подумала, Гутюша, верно, спятил, а потом залилась краской.

Именно эти подробности про Божидара я всячески скрывала. В самом начале знакомства до меня случайно дошло, что в интимных контактах дамы ластились к нему совершенно по-идиотски, какими-то младенческими гули-гули, ниточкой-иголочкой, воробышком, котей-лапой и прочим. В довершение всех бед выяснилось — он сам все это для себя придумывал. Подобные глупости, разумеется, я держала в строжайшей тайне, отчаянно надеясь, что никто об этом не проведает, хотя сама как-то видела: точно так подписывался в письмах к какой-то идиотке. Ещё немного, и меня гулями и гулюшками можно было бы шантажировать. Взрослый мужик, метр восемьдесят, физиономия с рекламы супермена, с железной серьёзностью называет себя птенчиком — это решительно выводило меня из терпения. Я понятия не имела, что за ниточка-иголочка, но сами слова бессмысленны, не говоря уж об увековечивании в письмах всей подобной несусвети! Откуда, черт побери, Гутюша мог пронюхать?..

Я молчала, совсем языка лишилась. Гутюша слегка засмущался.

— Так его, говорят, называли. Вроде бабёнка какая-то рассказала. Я думал, может, ты…

— О Господи…

— Нет?..

— Нет!!!

— Ну, не моё дело. А был такой?

— Был. Нету его уже.

— Помер?

— Нет. Пожалуй, нет. Ничего на эту тему не знаю. Он меня бросил, и я потеряла его из виду.

— И уже больше около тебя не увивается?

— Нет.

— Ну, тогда вообще не знаю. Сама говоришь, будто говорят, около тебя вьётся тот, Альдонии [4]…

Гутюшины дедукции импонировали, только откуда я ему достану Валленрода? Божидар отпадает — уже скоро год, как мы расстались, а делишки крутятся актуальные, пылью не покрытые. Надо мне поразмыслить, с кем я вообще разговариваю, особенно на эту тему… Абсолютно ни с кем уже много месяцев, только с Гутюшей…

Я вспомнила наш телефонный разговор.

— Кто около меня отирается, решительно не знаю. Не исключено, кто-нибудь нас подслушал по телефону, когда ты говорил о сморчке, об этом Медзике. Не тут ли собака зарыта? А не Подслушивают ли все мои телефонные разговоры?.. Но детали мы только однажды обсуждали с тобой по телефону.

— По телефону никто не вьётся, — рассудил Гутюша. — Лично должен виться. Постой, подумаю, не слышал ли я чего?..

Некоторое время мы молча тыкали в клавиши, не обращая внимания на эффект. Гутюша задумчиво пробил три сливы, выиграл и как будто очнулся.

— Ага. Знаю. От приятеля. Старое дело, года три прошло, а то и четыре. Один тут вылетел из милиции, потому как больно вникал во все, здоровый, то есть по болезни — придумали ему там, что надо, чтоб получал пенсию и никому дыру в голове не вертел. Только поди уволь козла из огорода — знакомства у него остались, кто попорядочнее, всегда ему все скажет, вот он этак тихонечко, из угла, руку на пульсе и держал всегда. Мне сдаётся, и посейчас держит, только вот не уловлю никак, кто это. Может, как раз твой?

— Мой. Мне бы тоже не мешало уловить, чем владею.

— Тогда подумай, кто за тобой приударяет, — выдал Гутюша поразмыслив. — Если кто приударил, он и есть. Посчитай их всех.

Гутюша меня явно переоценивал, долго считать не приходилось, едва трое, четвёртый маячил где-то на периферии. Его-то я как раз и предпочла бы, да он явно задерживался с выходом на ристалище, а жаль… Из первых троих ни один не годился вообще ни на что, а кроме того, ни с нем сенсации не обсуждала. Отпадали все кандидатуры. Валленрод, если существует в самом деле, законспирировался не на шутку.

И вдруг я вспомнила другой телефонный разговор.

— Представь, возможно, слышала, как он именно вылетал, — сообщила я Гутюше. — Я встряла случайно в чужую связь и запомнила разговор, хотя наверняка не один такой вылетел, а я попала на кого-нибудь ещё.

— Ясно, не один полетел. Кто чересчур вникал, того и сплавляли подальше. Клика одна осталась, а порядочные люди — или стой на задних лапах, или вон. Погоди-ка, похоже, стоит попытаться ещё кое-что за хвост поймать…

— Ну?

— Мне сдаётся, началось уже давно, несколько лет назад. Всякие дела, про которые ты говорила, и трупы, напиханные черт-те где, все не без причины. И я тогда влип, то есть вместо меня Юзеф, точно, из-за бриллиантов начался переполох, а Юзефа я им не прощу, вот только одно удивляет, почему оставили в покое? Ведь не убили же меня?