Убийственно красива, или Кто развел светскую львицу

– Гоги, Володя прав, – дядя Миша вынес свой вердикт. По всей видимости, этот мужчина с простым рязанским лицом, мягким и слегка глуповатым взглядом обладал непререкаемым авторитетом, так как Гоги тут же успокоился и даже как-то поник. – Мы же не в детективе Агаты Кристи. – Дядя Миша продемонстрировал свои литературные познания. Не удивлюсь, если в итоге окажется, что у него ученая степень и диплом Гарварда. Как же обманчива порой бывает внешность. – Саша – серьезный человек, и комбинации на уровне дамских романов не в его стиле. Захотел бы убить Андрея, убил бы по-человечески. Нанял бы кого надо, а еще лучше несчастный случай организовал. А вот такой глупый примитивный расклад с девкой – совсем не в его стиле.

– Дядя Миша, а может, она не по поручению Саши? – Рано я списала Гоги со счетов – он никак не хотел успокаиваться. – Может, она сама по себе Андрюшу хлопнула.

Дядя Миша внимательно взглянул на меня, как будто по лицу мог определить мою причастность к убийству. Затравленным зверьком взирала я на него из кресла, взглядом умоляя поверить в свою невиновность. Увы, это не помогло.

– Все может быть. – Произнес наконец дядя Миша. – Но тогда придется признать ее смертницей, раз решилась на подобный шаг при таком скоплении народа. А мотив какой?

Все происходящее напоминало дурной сон. Андрей все еще лежал в неестественной позе на полу, и никого это не смущало. Присутствующие испытывали скорее недовольство и удивление, нежели шок. Утрата близкого друга их сильно не опечалила. Внимательно прислушиваясь к беседе троих явных лидеров, остальные предпочитали не вмешиваться.

В зал вошел Михаил. Сразу после убийства он куда-то отлучился – я надеялась, что за полицией. И хотя, учитывая обстоятельства, встреча с представителями органов правопорядка не сулила мне ничего хорошего, в любом случае тюрьма предпочтительнее смерти. Но начальник карасиковой службы безопасности был один, что немало меня опечалило.

Он подошел к «дознавателю» и что-то тихо произнес, а затем достал из кармана и протянул флакон, который я тут же безошибочно идентифицировала.

Тихо застонав, еще глубже вжалась в кресло. Все! Теперь мне точно конец! Мужчины внимательно осматривали тот самый пузырек, который мне вручил Селиверстов для охлаждения любовного пыла Карасика. Приходится отдать Михаилу должное: он времени даром не терял – оперативно провел обыск моих личных вещей.

Тот, кого я называла дознавателем, подошел ко мне и, не говоря ни слова, протянул носовой платок. Что бы это значило? Может, казнь в духе Екатерины Медичи? Платок отравлен, и теперь на глазах у честной компании я должна совершить акт самоубийства. – Лицо вытри, – настойчиво произнес мужчина. Пора все же что-то делать со своей не в меру богатой фантазией. Сила удара у Гоги что надо, а я и не заметила, что сижу с окровавленными губами.

– Поговорим? – спросил «дознаватель» тоном уставшего, мудрого, все знающего про жизнь человека. Видимо, решил взять на себя роль «доброго следователя». А Гоги соответственно был детективом злым. Плавали – знаем, так я и поверила, что он настроен мне помочь. Прожует, проглотит и не подавится. Парень о моих мыслях ведать не ведал, потому продолжал играть «добрячка».

– Василиса, – обратился он ко мне, – здесь никто не желает тебе зла, но ты же понимаешь, ситуация так себе. Как бы нам ни хотелось тебе поверить, факты говорят против тебя.

А то я не знаю! Но ничего в свое оправдание придумать не могла. Рассказать правду означает выдать Селиверстова. Да и вряд ли эта компания сочтет шпионаж смягчающим вину обстоятельством.

Парень же не унимался:

– Расскажи все как есть, и мы тебя отпустим.

Ага, держи карман шире. Так я и поверила.

– Что за таблетки? Зачем они тебе? Где взяла? – Вопросы сыпались, словно из рога изобилия, не находя ответа. Я испуганно таращила глаза, не произнося ни слова. Возможно, мне повезет, и мужчина отстанет.

– Да что ты с ней миндальничаешь? – выступил вперед Гоги. – Дай я с ней поговорю. Увидишь, сразу расколется.

Я содрогнулась. В том, что парень способен вести допрос с пристрастием, сомневаться не приходится. Как и в том, что, возьмись он за дело, надолго моей стойкости не хватит.

– Гоги, угомонись, – в голосе дяди Миши слышалась сталь.

– Ласточка, – обратился дядя Миша уже ко мне, – не держи это в себе. Облегчи душу, расскажи, как до жизни такой докатилась. Ты же хорошая девочка.

Ой, ну прям дедушка родной, сейчас расплачусь от умиления. Трудно было отказать милому старику, но я сумела совладать с собой и по-прежнему не проронила ни слова.

Дядя Миша обреченно вздохнул и прикрыл глаза, как будто раздумывая, что ему делать дальше.

– Хорошо, тогда слушай меня. Если где-то ошибусь, ты ведь поправишь, да?

У меня хватило сил и благоразумия кивнуть в знак согласия.

– В общем, дело было так. Сюда ты приехала не просто так. – Дядя Миша не спрашивал – он констатировал известный ему факт. – Твой хозяин Селиверстов подослал тебя, чтобы ты установила прослушку, что ты успешно и сделала. – Я молчала, не соглашаясь и не возражая. – Кстати, тебе почти удалось обмануть Андрюшу, царствие ему небесное. До сегодняшнего дня он и не подозревал о твоих намерениях. Выяснилось это случайно. На вашу с Сашей беду, у Воронина Михаила чуйка на всякий шпионаж. Он возьми да и установи в последний момент камеру наблюдения в комнате. Ну, а тут ты со своими манипуляциями. Как на ладони. Мы решили использовать ситуацию для себя и слить твоим хозяевам «дезу». Встречу перенесли на завтра, а сегодня устроили показательное шоу для Селиверстова и компании. План обязательно бы удался, если бы Андрей не умер.

Я молчала, лихорадочно соображая, чего это дядя Миша так разоткровенничался. Видимо, живой оставлять меня никто не собирался, а посему и таиться нет смысла.

Старика мои переживания волновали мало, поэтому он продолжал как ни в чем не бывало.

– До этого момента мне все ясно, а дальше требуется твоя помощь. Скажи, девочка, это… – дядя Миша кивнул головой в сторону трупа Карасика, – твоих рук дело?

Этот вопрос в который раз прозвучал за вечер, поэтому я даже начала потихоньку к нему привыкать. Поэтому не вздрогнула, не разрыдалась, не упала в обморок, а просто отрицательно замотала головой, предпочитая по-прежнему держать рот на замке.

Дядя Миша ободряюще улыбнулся мне. Примерно так, наверное, улыбается хирург, собираясь отрезать пациенту руку или ногу. Ничего, мол, страшного – люди и без конечностей живут.

– Девочка, – проговорил он, – я очень хочу тебе верить, но ты тоже помоги мне. Скажи, как так произошло, что в бокале Андрея оказался яд, а в твоей сумке странный пузырек?

– Я не знаю, – пролепетала я, безуспешно пытаясь сделать так, чтобы голос звучал не так жалобно. – Вернее… я не знаю, как и кто отравил Андрея, а в этом пузырьке обычное лекарство.

Дядя Миша внимательно посмотрел на меня и спросил участливо:

– Тебе недужится, деточка?

Я даже не сразу поняла, о чем он, а, поняв, сильно опечалилась. Выдать содержимое флакончика за собственные лекарства вряд ли удастся – таблетки наверняка быстро проверят, и что тогда? Интересно, а этот препарат женщинам подходит? Может, сказать, что у меня сумасшедшее либидо и я принимаю лекарства, чтобы совладать с чрезмерной любвеобильностью? Так себе версия, конечно, но другой нет. Правду рассказывать отчего-то совсем не хотелось, поэтому я предпочла снова уйти в несознанку и замолчать.

Дядю Мишу это не смутило, и он продолжил:

– Смотри-ка, а флакончик заполнен ровно наполовину. Ты их выпила или все-таки с Андрюшей поделилась?

Опа! А вот это новость! Когда Селиверстов передал мне флакон, тот был полон. Правда, потом пузырек я не открывала ни разу.

– Откуда мне знать? – Я сорвалась на крик. – Я ничего не знаю! Ничего не подсыпала. – И я не нашла ничего лучшего, как разрыдаться. Не то чтобы это вышло произвольно, просто, в конце концов, мне не каждый день доводилось попадать в подобный переплет, привычки не было, а у меня, как говорят в Одессе, нервы.