Правосудие в Калиновке (СИ)

Шофер, поколебавшись для приличия, кивнул, при этом, ладонь, протянутая Игорем, осталась не пожатой. Пугик молча убрал руку.

— Может, бабу свою в кабину ко мне посадишь? — предложил водитель вездехода. — Будет дорогу показывать.

Ольгу при этих его словах передернуло. Лицо Пугика вытянулось, но он не стал связываться. Быстро совладав с собой, даже попытался отшутиться, помнится, упомянул ключи от квартиры, где деньги лежат, из известного произведения Ильфа и Петрова.

Смерив моего институтского приятеля хмурым оценивающим взглядом, шофер, отвернувшись, дернул буксирный трос. При этом полы замусоленной жилетки разъехались, явив нам очередную татуировку, на этот раз, на груди. На ней обнаженная красотка в одних чулках возлежала, облокотившись на сложенную из черепов пирамидку. Второй рукой женщина обнимала за шею черную пантеру, над композицией возвышался крест с двумя поперечинами, длинной, прямой, и косой, которая была немного короче. Ольга тихонько взяла меня за локоть.

Удостоверившись, что мы, как бы это сказать, на крючке, шофер пружинисто зашагал к кабине. Глядя ему в спину, Ольга что-то пробормотала под нос. Мне почудилось слово «мразь».

— Чего вы телитесь?! — прикрикнул Пугик, ныряя за руль. — Шевелитесь, поезд уходит!

Лучше бы мы спрыгнули с перрона…

Спереди раздался истошный скрежет, шофер вездехода воткнул первую передачу. Двигатель «Газона» заревел, грузовик резко тронулся. Трос натянулся струной. Нас сильно дернуло. Игорь выругался:

— Вот дурень! Привык у себя в колхозе прицепы на жесткой сцепке тягать…

— У меня от таких — мороз по коже, — призналась Ольга, когда мы поехали. Шины, набирая скорость, зашуршали по асфальту вдвое громче обычного. Неудивительно, ведь мотор нашего «Опеля» молчал.

— От прицепов? — осведомился Игорь с нервной ухмылкой.

— От таких подонков…

Ее оценка личности водителя вездехода целиком совпадала с моей, но, я смолчал.

— Перестань, — отмахнулся Игорь, с наигранной беспечностью, как по мне. — Обычный шоферюга. Каким ему еще быть, как ты думаешь?

— Я думаю, ты сделал ошибку, связавшись с ним… — ее тон сделался ледяным.

— Что ты предлагаешь? Сказала бы лучше спасибо, что остановился. Другой бы вообще мимо проехал, и глазом не моргнул.

— Может, мне перед ним ноги расставить в благодарность?! — вспыхнула Ольга. — Кажется, он тебе вразумительно дал понять, что не против подобной мелочи?!

Я в смущении отвернулся к окну. Игорь молчал с минуту, затем предпринял очередную неудачную попытку перевести все в шутку:

— Оля, ты не любишь народ… — укоризненно молвил Пугик.

— Уголовники — не народ, — отрезала его жена, моя бывшая девушка.

— Любят у нас ярлыки развешивать, — пробормотал Игорь.

— Ты его татуировки ярлыками называешь? Так ему их никто, кроме него самого, не вешал. Точнее, не колол, или, как там они еще эту гадость себе рисуют.

— Ну, увлекается, человек… — примирительно начал Пугик. — Хобби такое…

— Ага, грабеж на большой дороге…

— Журавлев? — Пугик обернулся ко мне за поддержкой. — Хоть ты скажи: снял я с мели наше чертово корыто, или не снял?!

— Ты его туда и посадил, — отрезала Ольга, правда, уже не так агрессивно. Вероятно, тоже не хотела ссориться, к тому же, какой в этом был бы смысл? Да и что было делать Пугику? Ну, не кидаться же на грубияна с кулаками…

— Я посадил? — спросил Игорь, закатывая глаза к потолку.

— А кто еще?! Не уверен в машине — нечего на ней колесить по забытым Богом закоулкам.

— Ну, знаешь ли…

— Вечно у тебя все ломается!

— Не у меня, а у «General Motors & Adam Opel AG» …

— Он же пьяный! — не унималась она. Честно говоря, теперь наши мнения кардинально разошлись. Я не думал, будто шофер навеселе. Меня смутил его внешний вид, и еще запах, исходивший от него. Алкоголем тут — и не пахло. Наркотиками? Кто знает…

Скорее уж он под кайфом, — подумал я, но опять смолчал.

— Да они все тут пьяные, — разглагольствовал Игорь. — Тоже мне, блюстительница нравов! Забыла, в какой стране живешь?! Мы хрен знает где, у черта на куличках, сегодня ночь с субботы на воскресенье! Кого ты рассчитывала здесь встретить, дирижера оперного оркестра в жабо и фраке?! Мстислава Ростроповича со скрипкой?!

— С виолончелью, — машинально поправил я. Никто, конечно, не обратил на мою реплику ровно никакого внимания. Ольга, не сводя глаз с мужа, фыркнула как кошка, демонстрирующая недовольство. Я подумал, она переигрывает и не так сердита, как хочет показаться. Впрочем, радоваться действительно было нечему: мы тащились в фарватере грузовика, за рулем которого сидел откровенный отморозок. Или, по крайней мере, гражданин, с которым станешь крестить детей. Ольга, на заднем сидении, насупилась. Я покусал губу.

— Ты чего надулся, Серега?

— Неприятный тип…

— И ты, туда же, Брут?

— Его наколки не очень-то похожи на тату, которыми балуется молодежь, — сказал я, прекрасно понимая, всякий силен задним умом. Да и какая была у нас альтернатива?

— Не похожи, — Пугик кивнул.

— Ольга — права, — добавил я. — Они у него — профессиональные, что ли…

— Совершенно верно, — как ни в чем не бывало, согласился Пугик. — Это татуировки, которые делают на зонах.

— Так ты знал?! — ахнула Ольга.

— И что с того? — отмахнулся Игорь. — Видели у него на пузе девчонку в чулках? Это чисто воровская картинка, символизирует смелость, преданность и жестокость.

— А клинок на плече? — спросил я, отметив, помимо эзотерики, Пугик, оказывается, рубит и в уголовной эстетике. Ну и ну…

— Если не ошибаюсь, что ее обладатель сидел за разбой.

— А перстни?

— Я не видел. А что там было?

Я рассказал. Пугик ненадолго задумался.

— Паук на наколке в виде перстня, это, по-моему, статья за грабеж. Что же до змеи, обвивающей кинжал, то она символизирует агрессию и тайную угрозу. Наш шофер отбывал за умышленное убийство.

— Я присвистнул.

— А ты думал, он служил в армии врачом? — Пугик ухмыльнулся.

— Обожди-ка, Игорь, — Ольгин голос дрогнул от едва сдерживаемого негодования. — Ты хочешь сказать, что сразу понял, кто он?!

— Естественно. Бывший урка. Ничего, чтобы было из ряда вон. Я достаточно часто мотаю по областям. Во многих маленьких городках — каждый третий — сидел. Редко у кого — всего по одной ходке. Так и что, убить его? Вышел человек, не стану утверждать, будто взялся за ум, но пока баранку крутит. Некриминальное занятие, если, конечно, по пешеходам не ездить. Доставит нас, куда и как договорились, не хуже любого другого. Любезничать с ним тебя никто не заставляет.

— Все равно, нам надо держать ухо востро с этим типом, — сбавила обороты Ольга.

— Это — никогда не помешает, — откликнулся ее муж.

— Похоже, тема была исчерпана. Я кинул взгляд на массивный откидной борт вездехода, который нам теперь предстояло лицезреть ближайший час, а то и два, пока не доберемся на место. Автоматически прочел номерной знак, крупные цифры и буквы, нанесенные белой нитрокраской через трафарет. Причем, похоже, недавно:

12 67 КРЯ

Чуть ниже и левее красовалась табличка, сообщавшая:

НЕ УВЕРЕН, НЕ ОБГОНЯЙ

И, еще ниже, у самой кромки кузова, другая:

ПАССАЖИРОВ НЕ БРАТЬ

Давно таких табличек не видел, подумалось мне, кажется, они вышли из обихода еще в советскую пору. Теперь у водителей грузовиков вошло в моду крепить на лобовом стекле таблички с надписями другого содержания, адресованными персонально гаишникам. Например, «ПУСТОЙ», а также ее вариант, «ПУСТОЙ И ТРЕЗВЫЙ». Я снова рассеянно скользнул по номеру. Поймал себя на нелепой мысли. Подумал, зловещий облик водителя совершенно не вяжется с добродушной серией, выпавшей грузовику совершенно случайно, в полном соответствии с теорией вероятности. КРЯ. Словечко — прямо из детских стишков Сергея Михалкова или Корнея Чуковского, какие и сегодня читают детворе. Разве стоит ожидать чего-то плохого от машины, носящей на борту такие буквы? Обернулся к Ольге, она была мрачнее тучи, обронил, в расчете ее расшевелить: