Беги, Люба, беги!

— Любовь Петровна... как... вы?

Голос его срывался от волнения, и сказать правду у меня не хватило совести.

— Прекрасно... — прохрипела я, отчаянно напрягая все, что имелось в районе брюшного пресса.

Я хотела добавить еще что-нибудь ободряющее, что позволило бы Коле окончательно прийти в себя и наконец подняться, но не хватило воздуха.

— Извините, Любовь Петровна... Это случайно... — нависая надо мной утесом, в отчаянии забормотал сосед. — Я вам все возмещу...

Ферапонтова было жалко, поскольку я хорошо знала, что не смогу убедить его в том, что мне абсолютно не жаль поломанной стремянки и уж тем более — проклятого сервиза, из-за которого я так измучилась. Тут, к счастью, Колька опомнился и, живо вскакивая на ноги, подхватил и меня. Судя по характерным ощущениям в конечностях, пары-тройки хороших синяков не избежать. И с первой попытки устоять мне не удалось: ноги забавно складывались, будто решили заняться оригами.

— Ой! — удивилась я и, размахивая руками, попыталась удержать равновесие.

Проявляя поистине жонглерскую ловкость, Ферапонтов меня поймал.

— Осторожнее, Любовь Петровна! Вы так убьетесь!

Я благодарно прильнула к могучему соседскому торсу. Все-таки Коля... И в следующее мгновение вдруг смешалась, впервые ощутив от столь непосредственной близости парня странную неловкость. Ферапонтов сжимал мои плечи крепко и одновременно подозрительно нежно, а отдающийся в мою грудь перестук его сердца носил учащенный и вовсе несвойственный ему характер. Эта мысль вернула моим расслабленным мышцам первоначальные рефлексы, я утвердилась на ногах и, избегая смотреть соседу в глаза, торопливо буркнула:

— Спасибо, все в порядке!

Коля молча кивнул и взялся прибирать обломки стремянки, а я заглянула в коробку. Ее содержимое радовало глаз многообразием позвякивающих синих осколков.

«Туда тебе и дорога!» — испытывая странное чувство удовлетворения, подумала я.

— Подсвечник сломался, — горько вздохнул за моей спиной Коля, поднимая выпавших из коробки во время ее полета амуров. — Подставка отвалилась...

В глубине души мне было жаль золотых ангелочков, но я небрежно махнула рукой:

— Плевать!

Однако мучимый раскаянием Ферапонтов перебил:

— Думаю, я смогу его... — Тут он умолк, с весьма удивленным видом разглядывая внутренность отбившейся подставки. — А это еще что?

— Где? — полюбопытствовала я, заинтригованная Колькиным поведением.

— Здесь...

Протягивая на ладони золоченый кругляш, он глядел на меня как-то странно.

— И что там? — не заметив ничего особенного, заморгала я.

— Там? — усмехнувшись, переспросил Коля. — Чудо враждебной техники,прослушивающее устройство. «Клоп» то есть...

Выпроводив слабо сопротивлявшегося соседа за дверь, я села на обувную тумбочку, и отсутствующим взглядом вперилась в настенный календарь. Забавная собака неизвестной породы, демонстрируя ровные белые зубки, весело скалилась со стены.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросила я. Собака таинственно померцала умненькими карими глазками. Я вздохнула. — Вот и я тоже... Зачем ему это надо? И, в конце концов, кто он такой? — прикрикнула я на собаку, потрясая обломками подсвечника. — Ведь ты его видела? Чего молчишь?

Конечно, она его видела. Не мог же он попасть в комнату, минуя коридор! Так, так... А ведь его мог видеть и кто-то другой.... Я вскочила, сунула подсвечник на полку и вышла на лестничную клетку.

Ни Маринки, ни Валеры дома не оказалось. Теряя оптимизм, я позвонила к Марфе Кондратьевне и, как всегда, двадцать минут терпеливо разъясняла через дверь, кто я такая, зачем пришла и в каком году крестили мою бабушку. Баба Марфа много смотрела телевизор и при общении с неизвестными всегда проявляла повышенную бдительность.

— Так это ты, Любаша! — радостно всплеснула она руками, разглядев меня на пороге. — А я думаю, кто тут безобразит?

— Здравствуйте, Марфа Кондратьевна! Как поживаете? Как здоровье?

Баба Марфа взбодрилась и скороговоркой принялась перечислять свои многочисленные хворобы. Закончив, она умолкла и посмотрела на меня вопросительно. Я опомнилась и вернулась в квартиру за тонометром.

— Мало на улице бываете, Марфа Кондратьевна! — осуждающе сказала я, измерив ей давление. — Все сериалы смотрите?

Бабуля смешалась и принялась оправдываться. Я сменила гнев на милость:

— Марфа Кондратьевна, одолжите луковицу! Суп варю...

— Христос с тобой! —обрадовалась бабка, поняв, что я оставила ее драгоценные сериалы в покое. — Бери, сколько надо!

Я взяла из ящика луковку и мимоходом поинтересовалась:

— Не видели ли, случайно, кого чужого на нашей площадке?

Казалось, бабка только и ждала этого вопроса.

— Посторонних-то? Как не видать! Видела. Мужчина с корзиной давеча к вам приходил... Потом тебя с подружкой видала...

— Подождите, подождите! — замахала я руками. — С чем мужчина?

— С корзиной... — упрямо повторила баба Марфа. — Хорошая такая корзина, большая... Родственник, чай?

Недоверчиво разглядывая соседку, я пыталась определить: не является ли мужчина с корзиной плодом буйного пенсионерского воображения? Почему вдруг корзина?

— А мужчина что делал?

— Что делал, что делал... — недоуменно моргая, повторила соседка, словно спрашивала сама себя. — Корзину держал! Я в «глазок» видала. А мужчина краса-авец! Как есть красавец! На мужа твово похож... Только малость покрасивше...

Никаких более конкретных описаний незнакомца с корзиной бабка дать не смогла. Также она затруднилась ответить, входил ли незнакомец в нашу квартиру или оставался на лестничной клетке.

— Тогда как раз про Штирлица началось... Когда она, сердешная, с двумя дитями в колодце висела...

Я одобрительно кивнула. Просмотр этого сериала благотворно влияет на работу сердечно-сосудистой системы российских граждан.

— Может, он чем-нибудь торговал? Ну, звонил по квартирам, предлагал...

Марфа Кондратьевна задумчиво пожевала губами, но потом качнула головой:

— Нет, мне не звонил. Если только к Мытариным али к Кольке?

— Ферапонтов в то время спал, — вспомнила я.

Опять, наверное, выпивши был, вряд ли он чего припомнит.

— Да! — горестно вздыхая, закивала Марфа Кондратьевна. — Жаль парня! Что-то совсем последнее время Колька сдурел... А какой парень был! Мать его, Вера, царствие ей небесное, нарадоваться не могла. А таперича, — старушка безнадежно махнула рукой, — пустое дело!

Решив поговорить с Мариной, когда она появится, я распрощалась с бабой Марфой, незаметно сунула луковицу обратно в ящик и пошла к Ферапонтову.

Узрев меня, Колька удивился. Пятнадцать минут назад я выставила его за дверь, не отвечая ни на какие вопросы, и вот теперь явилась с вопросами сама.

— Коленька, мне нужно с тобой кое о чем поговорить...

— Пожалуйста... — растерянно заморгал окончательно сбитый с толку сосед, отступая в коридор. — Проходите, я сейчас...

Как правило, квартира молодого холостяка представляет собой весьма живописное, в смысле беспорядка, зрелище. Однако Колькино жилище являло собой приятное исключение, что вызвало во мне приступ невыносимого уважения к незаурядным способностям молодого человека. Застилать кровать, если ты не уверен, что нагрянут гости... Это, как говорится... не подвиг, конечно, но что-то героическое тут есть. Безусловно, квартира была далека от идеала. Аккуратно сдвинув в сторонку валяющиеся тренировочные брюки, я села на краешек дивана. Хозяин уселся напротив меня в кресле и ободряюще улыбнулся. Я улыбнулась еще шире.

— Помнишь, несколько дней назад я к тебе заходила, искала Олега?

К моему большому удивлению, он уверенно кивнул.

— Я тогда тебя, кажется, разбудила? — Парень кивнул снова. — А перед тем, как уснуть, ты не заметил ничего необычного?

Он покачал головой.

Может быть, к тебе кто-то звонил, или ты сам видел кого-нибудь на площадке?

— Нет, — сказал Колька и снова уставился на меня в ожидании.