Беги, Люба, беги!

— Что ты имеешь в виду? — ахнула я. — Ты сошел с ума!

— Слава богу! — зло рассмеялся Олег. — Теперь-то мы знаем, кто здесь сумасшедший! — Он вскочил на ноги и, шагнув к двери, оглянулся:

— Что ж, можешь в тишине мечтать о разводе. Мечтать, как утверждают, не вредно!

Я долго смотрела ему вслед, перебирая в уме сказанное мужем. Вывод поразил своей простотой и очевидностью:

— Кажется, он только что отказал мне в разводе...

Ближе к обеду в кабинет зашла дежурная сестра.

— Любовь Петровна, зайдите в перерыве к Исмаиляну.

— К Исмаиляну?! — охнула, вскидывая ладошки, Жанна. — Точно, нажаловалась старуха... Уволят... Теперь как пить дать уволят!

За несколько дней работы я уже немного освоилась с лабиринтами «Медирона», поэтому до кабинета замглава добралась довольно быстро. Однако в животе тоненько посасывало, и где-то в подсознании я тайно мечтала заблудиться. Но мечтать, как сказал любимый супруг, не вредно. И вот я стояла возле неплотно прикрытой двери Акопа Ашотовича, судорожно перебирая в уме, что сказать в первую очередь.

Внезапно до слуха донесся женский голос. Я напряглась, поняв, что в кабинете находится Шушана Беркоевна Циш.

— Одумайся, Акоп! — воскликнула она, и я моментально юркнула в сторону. — С этим не шутят! Сейчас ты думаешь не мозгами, а совсем иным местом! А она явно ошиблась. Они же не виделись много лет. И это лишь слова! Со временем из ягненка вырастает баран, и слова надо проверять делом.

Послышался скрип стула, потом звук открываемого письменного ящика. Видимо, Исмаилян копался в своем столе. Он вздохнул:

— Перестань, Шушана! Ты же хорошо ее знаешь и знаешь, что она никогда нас не подводила. Вот, прочти еще раз... Ну, что тебе еще нужно? Исполнительность,

. преданность, скромность...

— Снова одни слова! — яростно взвилась Шушана. — Говорю тебе, одумайся, пока не поздно! Скромность и преданность — не совсем то, что нам нужно...

— Деньги сделают то, что надо, Шушана, не забывай, — тихо произнес Акоп Ашотович. — Она хороший специалист, и у нее мало денег...

— Мало? — фыркнула она в ответ. — У ее мужа нет денег?

Я стояла, прижавшись всем телом к стене, боясь шевелиться. Странный разговор, который я слушала, почему-то пугал, хотя у меня не было оснований считать, что он относится именно ко мне. Но сердце колотилось, внося смятение и тревогу, и теперь я думала о том, как бы незаметно отсюда убраться.

— Кстати, насчет исполнительности — уже был сигнал с поста... А скромность? О чем может идти речь, если она ни в грош не ставит пациентов? Ни с того ни с сего назвать почтенную женщину блохастой сучкой...

— Не сучкой, а валенком, — возмущенно поправила я, внезапно оказываясь в кабинете. (Как же это я решилась войти?) — К тому же это был кобель. Здравствуйте!

Увидев выражение лиц Шушаны и замглава, я опомнилась и похолодела. Подумала: «Уже уволили...» — и поняла, что терять теперь практически нечего.

— Извините, я, кажется, забыла постучать! Дверь была .открыта. — И, продемонстрировав лучшую из своих улыбок, уточнила: — Я не вовремя?

Первым пришел в себя замглав.

— Э-э-э... — затянул он, словно собираясь исполнить что-то национальное. — Что вы, Любовь Петровна, проходите... Здравствуйте! Ну, как вам у нас работается?

Я подивилась изощренному коварству замглава, но вовремя вспомнила о повадках бабы-яги: сначала помыть,покормить и только потом слопать.

— Прекрасно! Замечательный кабинет, отличное оборудование, чуткие пациенты... Мне благодарности еще не писали?

— Нет, — растерялся Исмаилян.

Не растерялась Шушана Беркоевна:

— Зато жалобы на вас были, голубушка.....

— Да? — удивилась я. В этом центре жалобы на

врачей медсестрам пишут?

Шушана так клацнула ртом, что прикусила язык. Может, и не прикусила, но рта она больше не раскрывала.

По лицу Акопа Ашотовича трудно было понять, как он отнесся к моей выходке. Не обращая больше внимания на главную медсестру, мы с ним вполне серьезно поговорили о работе. Меня сильнейшим образом подмывало обсудить привычку местных терапевтов направлять к специалисту здоровых пациентов, но я сдержалась. В конце концов, я здесь без году неделя, и, возможно, у них есть на то свои причины.

В конце нашей почти дружеской беседы Акоп Ашотович сделал мне замечание:

— С поста доложили, что вас не было при сдаче ключа. — Я промолчала. — Постарайтесь больше такого не допускать. Порядок есть порядок, и правила должны выполняться неукоснительно.

На этом мы распрощались. Закрывая за собой дверь, я краем уха услышала:

— К черту, Шушана! Уж лучше баран, чем овца!

На выходе из «Медирона» меня ожидал приятный сюрприз — я бросила мимолетный взгляд на дорогу и увидела «Жигули» Христенко. Он выруливал из ворот швейного объединения, расположенного на противоположной стороне дороги метрах в пятидесяти от нашей проходной. Игорь Федорович активно вертел головой, пропуская встречный транспорт. Тут на глаза ему попалась я. Лихо развернувшись, он подкатил к бордюру:

— О! Опять ты?

«Что значит «опять»? — с неодобрением подумала я. — Или он считает, что я его тут специально караулю?» И сухо кивнула:

— Добрый вечер!

— С работы? — Не дожидаясь ответа, Христенко мотнул головой: — Ну, залазь!

— Спасибо. Но у меня денег нет.

В глазах водителя что-то погасло. Пару секунд он боролся с собой, потом махнул рукой:

— Черт с тобой! По дороге что-нибудь интересное расскажешь.

Роль радио меня не слишком вдохновила. Однако в воспитании Игоря Федоровича, особенно по части обращения с женским полом, имелись явные пробелы. Решив, что данная тема и будет превалирующей в моем рассказе, я устроилась на сиденье.

Очутившись дома, я первым делом собрала со стола злополучный сервиз и сложила в картонную коробку. Сверху пристроила амуров со свечками.

— И всех дел! — громко сказала я, вышла на лестничную клетку и позвонила к Ферапонтову.

Тот оказался дома.

— Коленька, — ласково улыбнулась я, исподволь выглядывая на физиономии молодого человека следы очередной попойки. После блестящей лекции, прочитанной мной только что Христенко, меня отчего-то потянуло в воспитательные дебри. Но ничего достойного внимания на лице соседа не отображалось. — Помоги, пожалуйста, поднять коробку на антресоль.

— Конечно, Любовь Петровна, — заторопился парень, — конечно...

Мы вернулись в квартиру. Коля достал с балкона видавшую виды стремянку, аккуратненько пристроил в коридоре и спросил:

— Где коробка?

— Вон в комнате, — махнула я рукой. — Осторожно, тяжелая...

Он подошел к вопросу с пониманием, но, сунув под коробку ладонь, снисходительно усмехнулся. У нас с Колей было разное представление о тяжестях.

— Не упади... — заволновалась я, услышав, как обреченно скрипнули под богатырским весом соседа перекладины лестницы. — Я тебе помогу...

— Не надо, не надо! — не меньше моего взволновался Ферапонтов, балансируя на ступеньке. — Любовь Петровна, пожалуйста, уберите руку... Любовь Петровна, я вам пальцы отдавлю... Любовь Петровна!

Я честно хотела как лучше. Просто придержать стремянку, чтоб не качалась. И как мои пальцы попали Кольке под ногу — до сих пор ума не приложу. Но, когда они туда попали, от неожиданности я заорала и стукнулась лбом о железную стойку. Ферапонтов с перепуга отдернул ногу, перекладину перекосило, и она вылетела из крепежей... Стремянка сложилась, словно карточный домик у нерадивого фокусника. Поняв, что сейчас произойдет, я взвыла. Удержать разом нас троих — меня, стремянку и коробку — Коля не смог, хотя и отчаянно пытался. Первой упала я. И уже снизу наблюдала, как Коля в полете одной рукой героически оттолкнул в сторону лестницу, а второй попытался придать коробке оптимальную траекторию. Поскольку сервиз упал мне не на голову, а чуть дальше, можно считать, что с задачей он справился. Однако, занимаясь всеми этими манипуляциями, Коля напрочь упустил из виду еще одно летающее тело, а точнее говоря — свое собственное. Я успела самую малость сгруппироваться, и сосед рухнул сверху, лишь в последний миг кое-как сумев удержаться на руках. Но он тут же резво отжался надо мной от пола, испуганно хлопая голубыми глазами.