Павильон Зеленого Солнца

— Значит, надо выяснить, что делал в это время каждый из жителей.

Элен присвистнула.

— Веселенькая работенка! Скорее всего, они уже мирно спали в своих постелях.

— Послушай, Элен. Соседям тя-ю прекрасно известно, когда приходит вечерний автобус. Если бы кто-то из них хозяйничал в доме, вряд ли бы тя-ю застала его врасплох.

Элен возразила:

— Она могла сказать, что заночует в городе, а потом неожиданно вернуться.

— Интересно, куда она ездила? Как понимаю, хозяйка чайного дома должна вечерами принимать гостей.

— В самом деле! Вызвать ее из дома могло только очень важное дело. Соседям это наверняка было известно. Похоже, кольцо подозрений сжимается вокруг жителей деревушки.

— И все-таки надо спросить, не заметил ли кто неизвестного.

— А теперь представь, что убийца — деревенский. Он много чего расскажет, желая сбить со следа…

— Решено, берем главного свидетеля под подозрение.

Элен перевернулась на бок, облокотилась о подушку.

— Одно мне не дает покоя. Почему этим делом заинтересовалась столичная полиция, а?

Они помолчали. Патриция взглянула на кассету с пленкой.

— Что здесь?

— Ничего интересного. Панорамные снимки, фотографии рыбаков. Можешь попытаться вычислить убийцу.

— Давай скорее проявим!

— Глаза слипаются. Надо хоть два часа подремать, пока Синь-эй не сделает очередную попытку пустить нас ко дну.

Патриция погасила свет, и тут только они заметили, что наступил день — как всегда, внезапно. Горизонт затянули тучи, мутно-серые волны стремительно неслись к берегу.

— По такой погоде Синь-эй, пожалуй, не приплывет, — сказала Патриция.

Элен привстала.

— Недурно бы побеседовать с дедушкой этой малышки. Если не ошибаюсь, он был в Цуане как раз в ночь убийства!

— Потом окажется — он главный злодей!

Элен покачала головой и совершенно серьезно ответила:

— Не забывай, тя-ю задушили. Выстрелить из пистолета может и старик, и женщина, и даже ребенок. Но чтобы задушить человека — а тя-ю по портрету производит впечатление здоровой и крепкой, — нужна большая сила.

— Хорошо, — согласилась Патриция. — Поговорим с дедушкой. А потом я хочу еще раз подняться на гору и встретиться с той загадочной парой.

Было далеко за полдень, когда Элен с Патрицией добрались до деревушки. Две собаки, лежавшие на дороге, дружелюбно забарабанили хвостами, взметая облачка пыли. Поднялись и лениво затрусили следом.

Близился шторм, волны с шипением проносились по песчаной полосе пляжа. Никто из рыбаков на утренний лов не вышел. Чинили сети, осматривали днища поднятых на берег лодок. Несколько человек, собравшись у самой кромки прибоя, что-то пристально высматривали на горизонте.

Первыми сбежались посмотреть на иностранок дети, вдохновленные рассказами Синь-эй, — загорелые, ловкие, шумные, как и все дети, выросшие на побережье, готовые с утра до ночи бултыхаться в волнах или наперегонки носиться по берегу. Запыхавшись, обступили Элен и Патрицию. Почему-то в толпе ребятишек не оказалось Синь-эй. Дети были босоноги и одеты очень бедно. Помятуя о повадках голытьбы во всех частях света, Элен ожидала попрошайничества и уже раздумывала, чем пожертвовать. Патриция, угадав ее мысли, фыркнула:

— Просить? У европейцев? После того как их родители выставили из страны генерала Паркера и прочих благодетелей со всеми армиями? Знаешь, у тайанцев гордость врожденная.

Мальчик лет четырнадцати, для своего возраста высокий, но худенький, что-то скомандовал остальным. Дети мгновенно расступились, образовав два ряда по краям дороги и открыв проход. Только одна маленькая девочка никак не могла решить, слева ей остановиться или справа, и несколько раз перебегала с места на место. Старший мальчик внимательно оглядел иностранок, затем очень вежливо и столь же неожиданно спросил:

— Вам помочь?

Патриция перевела Элен вопрос. Обе заулыбались. Патриция серьезно произнесла:

— Ты не мог бы показать нам дом Синь-эй?

Мальчик важно кивнул.

— Идемте со мной.

Пошел рядом, приноравливаясь к их неторопливым шагам. Не отставали и остальные. Чувствовалось, что они прямо-таки разрываются от любопытства и невысказанных вопросов. Мальчик-провожатый подал знак, и ребятишки проворно выстроились в цепочку. Шедший первым спросил:

— Как вас зовут?

Выслушал ответ и убежал в самый конец цепочки. Так каждый задавал по одному вопросу и пристраивался в хвост.

Маленькие тайанцы постепенно выяснили, что иностранки были на Лисьей горе и пойдут еще, любят рисовые пирожки с крабами, сидеть на полу не привыкли, в шторм купаться не отважились бы, про убийство слышали, на велосипеде ездить умеют (при слове «велосипед» Элен вздрогнула) и умеют водить машину, не умеют водить вертолет, их любимые цвета — черный и лазоревый…

Взрослые тоже выходили из домов, приветливо здоровались. У них были свои вопросы. Почти все единодушно интересовались, долго ли Элен с Патрицией рассчитывают прожить в домике на сваях и вообще в Тайане, что их сюда привело, понравились ли здешние места. Элен то и дело дергала Патрицию за руку, напоминая: «Мы расследуем убийство». Патриция взглядом советовала набраться терпения: «В Тайане не принято торопиться».

Каким-то чудом они все-таки добрались до дома Синь-эй. Мальчишка-провожатый постучал, никто не отозвался. Патриция с Элен, оглядываясь, уже и сами заметили девочку — на берегу. Вместе с дедом она снимала развешанные для просушки сети. Синь-эй тоже увидела своих знакомых, хотела к ним броситься, но только потопталась на месте. Руки ее продолжали заниматься прежним делом, и вся поза говорила: «Подождите. Мне недосуг бегать и суетиться, как всякой мелюзге. Закончу дело — подойду». Элен с Патрицией переглянулись и стали терпеливо ждать.

Наконец сеть была снята и сложена. Тотчас Синь-эй подбежала вприпрыжку.

— Я хотела с утра к вам приплыть, но дедушка не позволил, а я однажды плавала в такой шторм, даже в более сильный.

— Мы сами пришли.

Ребятишки вновь окружили их плотным кольцом. Дедушка Синь-эй прикрикнул, и дети, хохоча, брызнули во все стороны. Пристроились у ступеней соседнего домика. Синь-эй чинно подвела гостей к дедушке.

Первым впечатлением было, что это мальчишка, надевший маску старика. Искрящиеся черные глаза могли принадлежать только ребенку, объятому восторгом перед миром. Нет, облик лгал, лгали худые узловатые руки и дребезжащий голос. Правдивы были только глаза, горевшие неукротимой энергией и задором.

— Бабушка поторопилась уйти в монахини, — отметила Элен.

Патриция задумалась, переводить ли подобный комплимент. Дедушка тем временем заявил, что стесняется пригласить гостей в свое убогое жилище (обычная формула вежливости у тайанцев), не согласятся ли они зайти в чайный домик? Подруги согласились и вместе со стариком направились к чайному павильону. Синь-эй увязалась следом.

В это время несколько человек, собравшихся на берегу, громко заговорили, указывая на какую-то точку в море. Синь-эй не замедлила подбежать, выяснить — в чем дело. Вернулась с известием, что все волновались за Ноэду, отправившегося навестить больного брата. Теперь можно не бояться, до настоящего шторма он успеет, лодку уже видно.

Чайный павильон, бесспорно, был самым большим и самым нарядным строением в деревне. Сквозь неплотно сомкнутые перегородки пробивались узкие полоски света. Хозяйка поднесла гостям влажные полотенца — протереть лицо и руки. Элен подумала, что этот обычай стоит запомнить. Если еще раз вздумает посетить чайный павильон — не станет пудриться.

Патриция как-то хвасталась, что в столичных чайных домах присутствуют и столы и стулья. В рыбачью деревушку веяния европейской цивилизации явно не проникли. Стульев не было — только циновки и низенькие столики.

Но по тому, как горделиво оглядывался дедушка, было ясно, что он недаром привел иностранок сюда. Пусть видят — его деревня ничуть не хуже других, даром что маленькая. Есть, где почитать стихи, побеседовать с друзьями. Предоставив Патриции хвалить деревню, домик, дедушку и внучку, Элен оглядывалась, невольно сравнивая этот павильон с павильоном в деревне Цуань. Все здесь было тихо, чинно, умиротворяюще. Никакого намека на беспорядок, царивший в доме тя-ю. Хозяйка — пожилая женщина — двигалась плавно, без суеты. Элен с трудом представляла, чтобы тя-ю из деревушки Цуань так же чинно угощала гостей. Скорее пролетала вихрем, порхала от одного посетителя к другому. «Нет, это невозможно, — одернула себя Элен. — Традиция».