Не спрашивай

Нет, неверно. Франкенштейн жил в замке, а его лабораторией было огромное помещение с высоченным каменным потолком, как в церкви, может быть, как в соборе «Реки крови». Эта же комната представляла собой каюту или три объединенных вместе каюты с низким потолком, где на металлических столах хаотично стояли и лежали разнообразные банки, колбы, металлические коробки, горелки Бунзена, кипы брошюр-инструкций, кучи фотографий и другой мусор. Напротив столов разместились высокие табуреты. Окон не было, на стенах висели увеличенные фото кости, рентгеновские снимки, полученные с помощью негатоскопа, календарь с изображение двух пасущихся на лесной полянке оленей — что же случилось с календарем улыбающейся девушки с разводным ключом в руке? — огнетушитель и вымпел Массачусетского технологического института.

И никакой охраны. Дверь открыта.

Внутри комнаты — двое мужчин в белых халатах (На настенной вешалке возле двери виднелось еще полдюжины лабораторных халатов). Один из мужчин угрюмо уставился в микроскоп, а другой пристально смотрел на экран компьютера. Когда Градец и Дортмундер вошли, они подняли свои головы, как те пугливые олени на календаре.

Градец улыбнулся работнику возле микроскопа, который был ближе к нему:

— Привет, Джон, а вот и еще один Джон. Джон Макинтайр из исследовательского университета Джонса Хопкинса, позволь представить тебе Джона Диддамса.

Макинтайр — смущенный парень с оранжевыми усами, с двумя рыжего цвета бровями, как у моржа и взлохмаченными волосами такого же цвета по всей голове, протянул руку, но нахмурился и спросил:

— Диддамс?

— Валлийские предки.

— О-о.

Между тем Градец повернулся ко второму мужчине, который отвлекся от своего компьютера, обошел несколько металлических столов и направился к ним.

— Кажется, я не знаком с вами, — сказал Градец, но не с подозрением, а как хозяин, устроивший большую вечеринку с кучей приглашенных. Вот они — пресловутые меры безопасности на судне.

— Боюсь, что еще один Джон, — послышался голос с английским акцентом. Протянув руку Градецу, он представился: — Джон Мицкельмусс, Кембридж. Джон Файерведер попросил приехать и помочь ему в течение нескольких дней.

— О, да, конечно, — согласился Градец не в силах скрыть растерянность.

— Я так понимаю, вы — посол Краловц?

— Мы не придерживаемся формальностей. Зовите меня просто Градец.

«Ты, без сомнения, не придерживаешься правил», — думал Дортмундер, глядя на то, что должно было быть само по себе вещью, простым предметом. Это покоилось на куске черного бархата и почему-то освещалось голубым светом. Оно выглядело гораздо меньше, чем ожидал Дортмундер. Возможно, молодая девушка из средневековья не была очень высокого роста. Под лучами голубого света кость мерцала неземным блеском, как если бы это была отполированная слоновая кость, клык слона, а не нога умершей святой. Удивительно белая с едва различимым бледно-голубым отливом, какой можно увидеть только на очень бледной коже.

Мысли Дортмундера о реликвии прервал Джон Мицкельмусс, который нахмурившись, спросил:

— Диддамс?

— Валлийское.

На этом, как правило, и заканчивался разговор, но внезапно он добавил:

— Я знал одного Диддамса из Кардиффа.

— Может быть, — ответил Дортмундер.

— Подойдите взглянуть на реликвию, — позвал его Градец.

10

— Но ведь это самая обыкновенная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни, — сказал Дортмундер. — Мне даже немного стыдно идти на это дело. Мы могли просто позвонить ему и попросить отдать кость или послать ребенка за ней. Все так просто, невероятно.

Они снова встретились на месте Тини, но на этот раз без Ж. К, которая по словам Тини, решила взять отпуск.

— Она взяла билет на самолет и сказала мне, что «я вернусь, когда я вернусь». Нет, наверное, наоборот, — рассказывал Тини остальным.

— Мы понимаем, — отозвался Дортмундер.

Впятером, попивая пиво, они сидел в гостиной Тини. Они обсудили несанкционированный уход Дортмундера с «Маргарет К. Моран». Джон обратил внимание, что все их прогнозы, когда он покинул тот якобы буксир — больше похожий на прыгающий мячик, именно такой образ всплывал в его памяти — оказались ошибочными. Его не арестовали, план не был разоблачен, его связь с Тсерговией не вышла наружу. Кроме этого, он избавился от «приятной» поездки с ними, а также внезапного шквалистого ветра на Баттери на обратном пути, о котором остальные предпочли не говорить.

Произошла только одна вещь — встреча с послом Вотскоэка, с действительно приятным парнем, который показал Дортмундеру весь корабль. В том числе и кость.

— Он пользуется дурной славой, — мрачно заметил Грийк, — говорят, что Градец Краловц убивает младенцев и ест их.

— Ну, по крайней мере, он не был замечен ни в чем подобном, пока я находился на корабле, — возразил Дортмундер. — Все, что он сделал — всего лишь показал мне судно. Мы прогуливались туда и прогуливались обратно, перебрасываясь косточкой словно мячом, и никаких проблем

Келп, Стэн, Тини и Грийк смотрели на него заинтересованно.

— Расскажи нам, — попросил Келп.

И Дортмундер рассказал им.

11

— Пен-та-гон се-годня про-ин-фор-ми-ро-вал Кон-гресс, — Линда — диктор на телевидении, задыхалась, путала слова, а капли пота скатывались с шеи вниз между двух неестественно упругих грудей, — я боль-ше не могу, ах!

Лежа на спине на чем-то, что иногда заменяло якорь, Градец Краловц восхищенно улыбался женщине с разгоряченным лицом. Она сделала паузу в своей декламации, но продолжила аэробику, часто и тяжело дыша.

— Обожаю, когда ты говоришь о политике, — подстрекал он ее.

В течение многих лет он задавался вопросом, почему корреспонденты женщины в телевизионных новостях говорили одним и тем же ритмичным, пульсирующим тембром, не обращая внимания на смысл того, что они вещали. Теперь тайна стала явью.

— Еще, — настаивал он, подстегивая ее ритмичной пульсацией своих бедер. — Еще. Снова.

— Пре-зи-дент присоединился к сам-миту в Жене-е-е-е-е-е-е-е-ве! А! А! А!

Кончить вместе с ней? Градец пришел к выводу, что приятный душ вдвоем будет хорошим продолжением начатой активности в кровати. Зазвонил телефон!

Черт его побери, он отбросил его.

Но не Линду. Ее красный огонек был прекрасен и хорошо горел — Линда летала. «Забудь о телефоне, почувствуй мой ритм. Лети со мной».

Смельчаки парят в воздухе, крыло к крылу, виражи в облаках, бок о бок перед ровной посадкой, касаясь друг друга внизу; вздох. И двигатели прочь.

Светлые волосы обрамляли ее анонимно красивое лицо. Линда улыбалась сверху этому послу — второстепенного государства в Восточной Европе, согласен, но и она была лишь «кормом» местного производства, так что они нашли друг друга — и промурлыкала:

— Мы скоро повторим.

И она сползла с него и легкой походкой направилась в ванную комнату: прекрасная, мерцающая, словно маяк надежды в темном и опасном мире. Посол перевернулся, крепко сжал трубку телефона, стоящего возле кровати и чуть более жестко, чем это было необходимо, произнес:

— Да? (Он профессиональный дипломат, поэтому должен сдерживать брюзжание и жестокость внутри себя, под маской спокойствия и любезности).

Звонил Ласк из офиса, конечно:

— Диддамс — посол.

Что? Что за детский лепет? Градец переспросил:

— Ласк? Что ты сказал?

— Джон Диддамс, посол. Мужчина, с которым ты познакомил нас.

Джон Диддамс! Незваный гость с моря. Или правильнее сказать с реки.

— Держи меня в курсе событий, — попросил он парня дипломатическим тоном и будь он проклят, если не послушается его.

«Верно», — сказал Градец сам себе и присел, прислушиваясь к звуку льющейся воды в туалете — возможно, ему стоит поговорить с Гарри Хочменом, чтобы кто-нибудь из службы сервисной поддержки поставил более тихую сантехнику — и нажал кнопку приема звонка.