Беги, Люба, беги!

— Да-да! Все правильно! У него села батарея... А перезарядить не успели, поскольку Олега сорвали внезапно...

Я поблагодарила замороченного бухгалтера и повесила трубку. Торжественный ужин в одиночестве — это, конечно, оригинально, но не ново.

Прождав до половины одиннадцатого, я поглядела в темное слепое окно и невесело усмехнулась. Впрочем, мне грех было жаловаться — последнюю неделю мы с Олегом прожили душа в душу, что перекрывало обычную норму почти в два раза. Лимит на тихое семейное счастье снова заканчивался.

Налив «Мартини» в бокал, я чокнулась с бутылкой и провозгласила:

— За любовь!

Бутылка отозвалась звонким дребезжанием. Я выпила бокал до дна и со стуком отставила в сторону. Потом уронила голову на руки и заплакала.

Вряд ли найдется еще одна бутылка вермута, которой удалось за один вечер выслушать столько слез и жалоб. Моя безмолвная подружка оказалась благодарной слушательницей. Она не давала советов и не унижала жалостью. Просто слушала и, наверное, оттого пустела так быстро.

— Алло! — Алкоголь притупил остроту реакции, и я ответила на телефонный звонок прежде, чем осознала; что делаю. — Это ты, Олег? — Я вдруг рассмеялась. — Ты опоздал! Ей-богу, опоздал! Я уже почти все выпила!

Мой возбужденный голос проваливался в черную глухоту телефонного пространства, увязая в нем, словно в болоте.

— Олег, — голос мой предательски дрогнул, — ведь это ты?

— Не хотелось бы тебя расстраивать, — металлически гулко раскатилось в трубке, — но Олега здесь нет...

Я сжалась в комок, испытывая острейшее желание бросить трубку на аппарат. А еще лучше — об стену. Но пальцы помимо воли вцепились в нее так, что побелели костяшки.

— Ну, здравствуй... Не буду спрашивать о здоровье, думаю, с ним все в порядке... Да?

- — Да, — хрипло квакнула я и неожиданно расхрабрилась: — Хотя вы только что пообещали про него не спрашивать.

Человек усмехнулся:

— Ты меня подловила... Обещания надо выполнять.

— Может, пообещаете больше сюда не звонить? — Я запнулась, внезапно поняв, что подсознательно ждала этой странной игры, желая услышать завораживающий глухой низкий голос. — Приличные люди не звонят в незнакомый дом так поздно.

— Приличия — выдумка высохших старых дев. Не говори больше об этом.

— Да я вовсе и не собиралась с вами разговаривать! Это вы досаждаете людям в неурочный час, разводя глупую таинственность и понапрасну занимая телефонную линию. Скажете, я не права? — Собеседник не отзывался, и я разошлась: Может, вы телефонный маньяк, которому нравится пугать слабонервных женщин? Тогда знайте: я вас ни капельки не боюсь! И вообще, когда позвоните в следующий раз, то разговаривать будете уже с милицией...

— Прекрати... — подал голос незнакомец, и чувствующаяся в нем искренняя досада заставила меня прикусить язык. — Просто невероятно, что иной раз приходит в голову пьяной женщине. Я бы на твоем месте забыл слово «милиция», как православный христианин слово «черт». Однако я бы помнил, что тот, кто не может на нее рассчитывать, должен быть осторожен вдвойне.

— Вы мне угрожаете?

— Дура... — Он протяжно вздохнул. — Дура и есть. И отчего мне показалось, что ты не дура?

Полупустая уже стеклянная подружка глянула на меня выразительно, и, несмотря на мой ангельский характер, в груди моей начало клокотать, как в закипающем котелке.

— Сам дурак! — Я произнесла непривычное словосочетание со вкусом и настоящим удовольствием. — Нельзя толком объяснить: в чем дело?

— Вряд ли тебе понравится то, что ты можешь узнать.

— Может, я сама разберусь, что мне нравится?

— Может. А может, и нет. И еще один последний бесплатный совет: не стоит ничего менять в жизни, крепко не подумав...

Не успела я подать голос, а в трубке уже бойко пикали короткие гудки.

— Свинья! — торопливо крикнула я, впрочем, прекрасно сознавая, что меня уже никто не слышит. — Пугай свою бабушку! Нахал! Козел! Придурок!

На этом я выдохлась и умолкла, тщетно пытаясь выудить из памяти еще что-нибудь оскорбительное. Но ничего подходящего случаю в голову больше не шло, и я поостыла, напоследок задумчиво протянув:

— И чего он ко мне привязался?

Не прошло и десяти минут, как я услышала звук открываемой входной двери. На пороге комнаты показался Олег. Увидев сервированный стол, покрытый нарядной белой скатертью, он изумленно выгнул брови.

— Это еще что? — Взгляд его упал на бутылку. — Ничего себе! Люба, да ты вроде как пьяная?

В голосе мужа зазвучали привычные нотки. Еще через десять минут об пол грохнулась первая фарфоровая тарелка. Завершение ужина по поводу перехода на более престижное место работы было громким и прошло, как говорится, с размахом.

Две недели промелькнули незаметно. Телефонный незнакомец бесследно исчез, как видно, действительно исчерпав во время последнего разговора запас полезных советов.

Наступил долгожданный день. На небе сияло солнышко, и денек обещал быть жарким. Проснувшись пораньше, я неторопливо приводила себя в порядок. Мурлыкая привязавшуюся песенку, с легким сердцем вспоминала вчерашнее прощальное чаепитие в родимой поликлинике, где коллегами про меня было сказано немало хороших и добрых слов. С такой характеристикой не стыдно было бы отправляться и в последний путь — место под райской яблоней мне точно обеспечено.

Во время завтрака позвонила Лидка. Поздравила, строго наказала не трусить и на провокации главной медсестры не поддаваться. Больше меня поддержать было некому — Олег снова пребывал в командировке.

То ли в Саратове, то ли где-то еще. Поэтому телефонный звонок, заставший меня уже в коридоре, заставил сердце забиться чаще. Все-таки он помнит обо мне... любимый...

— Хотел бы тебя поздравить, но язык не поворачивается, — металлом зазвенела трубка, и я молча хапнула ртом воздух, и готовое сорваться радостное: «Олежек, ты откуда?» застряло в горле. — Ты намеков не понимаешь ни прямых, ни косвенных...

Нежданный звонок оказался сродни бензиновому пятну в прозрачной чистоте светлого озера весенним утром. Во рту появился отвратительный привкус, и горячая волна раздражения от собственной беспомощности разом залила лицо.

Пять минут назад я чистосердечно считала, что окончательно избавилась от странного собеседника. Но он появился вновь, причем в то самое утро, когда я собралась совершить столь важный шаг в жизни. И если раньше я была уверена, что совпадения в его словах были случайными, то сейчас эта уверенность таяла. Он знал обо мне если не все, то многое... Кто-то за мной следит? Но зачем? Своих секретов у меня не было, чужих я не знала. На любовный флирт такое поведение тоже мало походило...

— Что вам, в конце концов, от меня нужно?

— Оставь все по-прежнему,— попросил незнакомец и вздохнул. Гулкое металлическое эхо раскатилось по трубке и тоже вздохнуло. — Поверь, так будет лучше.

— Что? —не поверила я своим ушам. Вдруг показалось, что тупее меня не сыскать человека в целом свете. Я не понимаю решительно ничего. — Что оставить?

— Не надо перемен, — упрямо отозвалась трубка.

— Почему?

— Ну... ты осложнишь мне... — он замялся, пытаясь подобрать слово,все...

«Это сумасшедший, — неожиданно поняла я, мгновенно окунаясь в волну липкого страха. — Точно сумасшедший! Такой запросто подскочит на улице и ткнет ножиком в спину... И будет доказывать, что ему голос сверху был...»

Закусив губу, я судорожно искала подходящий в столь деликатной ситуации ответ, одновременно жалея, что в свое время занялась кардиологией, а не лсихиатрией. И поскольку никакого опыта в задушевных беседах с психами у меня не было, я решила схитрить и пойти по пути наименьшего сопротивления.

— Хорошо, — сказала я, думая о том, что пора купить телефон с определителем номера. — Мне не хотелось бы, чтобы у вас из-за меня были проблемы. Я не буду ничего менять, не волнуйтесь...

Псих весело хмыкнул:

— Удивительная трезвость .мышления! До подозрительной