Холодное блюдо (СИ)

Причины шума оказались вполне понятны и предсказуемы: хозяин квартиры уже не только очухался, но и совершал энергичные телодвижения. Наверное, пытался освободиться или привлечь внимание соседей. Он извивался всем телом, дергал левой ногой, а правой, словно горячий степной скакун, периодически бил в пол. Точнее, лупил ступней по кафелю. Кафель не поддавался, и даже звуки ударов получались довольно тихими – сопел пленник не в пример громче, что не удивительно: Величев был обут в мягкие сандалии на тонкой подошве, едва ли не в сланцы. Такими чешками кафель не разобьешь, это вам не армейские боты. Не разобьешь и серьезного шума не создашь.

Вместе с тем возня и шумовое оформление Артему не понравились. Шум вывел его из прострации, он начал приходить в себя и даже кое-что соображать. Алкогольный барьер в сознании не рухнул, но…источился. Эмоции сквозь него по-прежнему не проникали, а вот мысли уже проскакивали. И одна из них была о том, что постоянный равномерный стук, пусть и не слишком громкий, могут услышать соседи снизу. Не дай бог, еще пойдут разбираться, кто там тишину нарушает. Для предотвращения подобного развития событий и в целях прекращения вопиющего нарушения тишины Стрельцов немедленно принял надлежащие меры. Для начала с размаха врезал нарушителю ногой в живот, а когда тот, выпучив зенки, дернулся, согнулся, насколько позволяли наручники и провод, и – о, счастье!- перестал истязать кафель и собственные конечности, спросил:

– Ты чего копытом бьешь, конь… ретивый?! Возомнил себя ахал…акелке…-Артем помял губы, сосредоточился и медленно, едва ли не по слогам, произнес:- Ахал-ке-тинцем?

Произнес и даже чуть-чуть возгордился: значит, он не настолько набрался, если сумел справиться со столь сложным словом. В бурные студенческие годы, когда выпивать приходилось не в пример чаще и интенсивнее, случалось, и на простенькие термины членораздельности речи не хватало. Артем улыбнулся, вспомнив, что в их теплой студенческой компании имелся даже своеобразный тест: тот, кто мог без запинки выговорить название популярной тогда марки пива "Адмиралтейское" признавался кристально трезвым и вообще невероятным героем-богатырем.

От неожиданно нахлынувших воспоминаний о бесшабашной юности отвлек Величев. Очевидно, приняв риторический вопрос Артема по поводу коня и копыта, за неподдельный интерес, пленник что-то промычал в полотенце. Промычал, что характерно, еще толком не разогнувшись.

– Что-что? – переспросил Стрельцов.

В ответ Величев снова издал мычание.

Догадавшись, что общение с индивидуумом, у которого рот заткнут самодельным кляпом, бесперспективно, Артем сходил в коридор за "демократизатором", вернулся, помахал им перед носом пленника и томным голосом предупредил:

– Вякать начнешь – зубы выставлю. Ясно?

Хозяин квартиры кивком обозначил понимание проблемы и готовность сотрудничать. Выглядел он, откровенно говоря, импозантно. Слезящиеся глаза, красный нос, развороченная, похожая на плохо слепленный, разбухший пельмень верхняя губа, воздвигнувшаяся над торчащим изо рта куском полотенца, потеки крови, тропинками тянущиеся от затылка к шее. Впору пожалеть, если бы было за что.

– Дергаться тоже не советую, целее будешь, – ободрил пленника Стрельцов, поставил в угол дубинку, наклонился и вытащил кляп.

Величев рекомендации принял во внимание и сидел не шелохнувшись. Только по сторонам зыркал и носом хлюпал. Подобное послушание Артем оценил по достоинству и похвалил бандита.

– Молодец. Если и дальше так спокойно себя вести будешь, может, и живым останешься. Ты мне что-то хотел сказать?

– А?- Величев выпучил свои красные зенки, в которых плескались недоумение и страх.

– Ничего не хотел? А зря,- расстроился Артем. – Я вот имею желание с тобой по душам поговорить.

– Тебе чего надо? – прохрипел пленник.

– Чего мне надо…- Артем задумался. В голове все еще царил сумбур, мысли проскакивали алкогольный барьер, но не останавливались и продолжали скакать дальше, и сосредоточиться было сложно. Стрельцов желал сказать и спросить очень многое, но, что именно говорить прямо сейчас, как выстроить последовательность слов, не знал.

Для того чтобы чуток протрезветь, встряхнуться и если не привести мысли в относительный порядок, то хотя бы их обуздать, пришлось снова прибегнуть к апробированному средству – умыванию холодной водой. Только теперь воспользовавшись услугами водоснабжения не на кухне, а непосредственно в ванной комнате.

Безотказное средство вновь подействовало – струя холодной воды неплохо провентилировала мозги, несмотря на то, что Артем ограничился смачиванием физиономии. Закруглившись с водными процедурами Стрельцов повернулся голову к Величеву, провел ладонью по лицу и добродушно улыбнулся.

– Мне много чего надо…

– Мне много чего надо…- Мужик провел клешней по мокрой морде и плотоядно ухмыльнулся.

От этой страшной крокодильей ухмылки Серегу едва не перекосило. "Он что, умом подвинулся?" – мелькнула испуганная мысль. Впрочем, "испуганная" – слишком мягко сказано. Скорее, судорожно-паническая.

Когда Серега увидел какого-то странного мужика на лестничной клетке, он не испугался. Ведь окликнул его явно не Тумановский ликвидатор – запыхавшийся от пробежки по лестнице краснорожий крендель на киллера не тянул. А разных упырей бояться Велик не привык. Узнав в запыхавшемся мужике того самого воскресшего Стрельцова, который так и не сподобился откинуть сандалии на острове Гладышева, тоже не устрашился. Не откинул сандалии, значит, в ближайшее время откинет. И получив от "крестничка" струю ядовитой дряни в рыло с присовокуплением ударов по зубам и…другим уязвимым частям тела, не струхнул, просто времени не было бояться. К тому же в тот момент другие чувства…нахлынули, настигли, скрутили. Даже очнувшись после удара – чем скотина приложил, интересно, битой что ли? – по кумполу и обнаружив себя прикованным наручниками к батарее, Величев испугался, но не слишком…активно, поскольку и не в таких переделках бывал. Да, к батарее его никогда не приковывали, но он и в перестрелках участвовал, и в стрелках, и на ножах приходилось… А однажды, лет десять назад, ребята Имама Гусейнова, с которым в то время враждовал Туман, поймали Велика, упаковали и бросили в багажник "Волги". Серега пролежал в багажнике почти сутки, не ел, не пил, ходил под себя, и ничего, выжил. Конечно, беспомощное состояние угнетало, но Величев справился со страхом и даже стал совершать активные действия: проверять бдительность спеленавшего его урода и прочность опутавшего ногу провода.

Сейчас же, увидев ужасную ухмылку Стрельцова, Велик запаниковал. Он забыл о гудящей башке, слезящихся глазах, свербящем носе, ноющих губах и прочих…причиндалах. И осознал, что в ТАКИХ переделках он еще не бывал. И, вероятно, уже никогда не будет. Потому что его самого не будет. Ведь спокойный отстраненный взгляд и сердечная улыбка "восставшего из мертвых" ничего хорошего Сереге не сулила. Во взгляде "крестника" Величев прочел приговор самому себе. Прочел, хотя и не особо-то умел по глазам читать и соображал после всех этих ударно-газовых процедур туго. А тут сразу уразумел, что Стрельцов напал на него и приковал к батарее совсем не для того, чтобы стихи при луне читать. И что мужик вполне способен его пришить, а выручить Серегу, как в случае с ребятами Имама, некому.

Велик никогда не испытывал подобного страха. А ведь последнюю неделю он только и делал, что боялся. Отстрелявшись в прокуратуре, он в тот же день в полном соответствии с полученными инструкциями позвонил Косте Масальскому и кратко поведал, как его прокурорская морда мытарила. Кратким изложением Масальский не удовлетворился, и Велику пришлось являться пред очи и излагать подробности при личной беседе. Туманов встретиться с ним не и пожелал. К счастью.