Холодное блюдо (СИ)

Еще одним раздражающим фактором оказалось отсутствие условий для отправления естественных человеческих…надобностей. На специально предназначенное для этого дела помещение, которое в публичных местах обычно разделяется по половому признаку и обозначается соответствующими буквами алфавита, Артем не претендовал, но хотя бы кустики… могли бы расти поблизости. Увы, около дома номер сорок семь с литерой "А" ни на приличный кустарник, ни какую-нибудь развалившуюся сараюшку, ни даже на металлические коробки гаражей взгляд наблюдателя не наталкивался. Жилые дома, детская площадка, редкие деревья, за которыми не спрячешься, фонарные столбы, машины, рекламные стенды – избавиться от избытка жидкости в организме было негде. Окружающее подъезд пространство отлично просматривалось, что хорошо для наблюдения, но не для… облегчения души и тела.

Отсутствие "ракушек" и сараев не удивляло; элитный дом – здесь подобные детали пейзажа неприемлемы. Но кусты-то где?! Нормальные кусты, а не голые перекрученные прутья под окнами квартир на первом этаже. А как же озеленение города, о котором на каждом углу кричат. Или эти прутья, чахлая трава и четыре тополя – это и есть озеленение? Или, может, почва вокруг дома для посадок не подходит?

Поскольку воду Артем поглощал – пусть пасмурно, но прохладой не пахло- в изрядном количестве, проблема… стояла в полный рост. Или бросай к чертям собачьим наблюдение, или…при всем честном народе штаны снимай. Правда, честного народа набиралось немного.

В ареале "наблюдения", ограниченном домом сорок семь "А", двумя пятиэтажками, магазином и куском дороги, обычно тусовались пять-шесть молодых мамаш с колясками, отдельные граждане выгуливали собак, по детской площадке стайками рыбок носились одуревшие от каникул школьники. Мамаши и хозяева четвероногих друзей периодически менялись, одни заканчивали моцион и удалялись, другие прибывали, сновали туда-сюда немногочисленные прохожие, кто-то входил в подъезды, кто-то из них выходил, вдалеке мелькали автомобили. Жизнь не то чтобы кипела, но…побулькивала. Улучшить момент для…облегчения души и дождаться, пока окружающее пространство совершенно обезлюдеет, было нереально. Тем более, не во дворе (двор, как таковой, отсутствовал), а скорее на прилегающей территории имелся постоянный контингент – извечные, словно планеты, бабушки – старушки, избравшие местом дислокации скамейку около второго подъезда пятиэтажки.

Они появлялись тут едва ли не раньше Стрельцова, скапливались в количестве от двух до пяти… языков и рассасывались ближе к полуночи. Невзирая на тонировку стекол, Артем перманентно ощущал кожей их любопытные, а иной раз и подозрительные взгляды и даже где-то бабушек понимал: стоит автомобиль, в нем целыми днями почти безвылазно сидит здоровенный бездельник. Очень подозрительно. Спасибо, что в милицию не сигнализировали. Вдруг в машине злыдень какой притаился, готовый покуситься на честь и имущество пенсионерок, да и ребятишки бегают…

Гуляй поблизости от места дислокации старушек их внуки, или болтайся Артем по детской площадке, его наверняка посчитали бы маньяком. Педофилом или, вообще – геронтофилом. И тогда бы точно пришлось объясняться с представителями правопорядка. А так был шанс, что его за мента в засаде примут или за ревнивого мужа ветреной дамочки. Стрельцов даже хотел нанести превентивный удар, подойти к старушкам, перекинуться парой фраз и наплести им что-нибудь про неверную супругу и любовника из дома напротив. Любовника с приметами Сергея Величева. Этим бы он сразу двух зайцев убил: и подозрения бы с себя снял, и информацию об образе жизни Величева и о вероятном времени его возвращения домой выяснил. Однако, раскинув мозгами, решил от данной идеи отказаться.

Во-первых, разговаривать лучше с одной пенсионеркой – тет-а-тет человека и обдурить проще, и втереться к нему в доверие легче, а бабульки, как назло, в количестве меньше двух-трех около скамейки не околачивалось. И рожи старушек, прости господи, ему не нравились категорически. Прямо-таки собрание мегер и мымр. А во-вторых, кто ведает, как его встреча с Величевым обернется, не ровен час, дойдет до…рукоприкладства. Или еще до чего… похуже. И тогда лишние свидетели, готовые подтвердить, что "…энтот парень тем мужчиной интересовался…", ему не нужны.

Авось бабки и без разъяснительной работы не достигнут высшего градуса бдительности и не начнут в милицию названивать. Общаться с сотрудниками правоохранительных органов Стрельцову совсем не хотелось. Пообщался уже, достаточно.

Старушки ареал наблюдения не покидали, поэтому Артем испытывал… страшные неудобства. О том, чтобы нагадить где-нибудь на прилегающей территории под прицелами нескольких пар бдительных глаз, и речи идти не могло, тогда бабки его точно запишут в извращенцы, и объяснений с милицией не миновать. И продолжать слежку после подобного "акта вандализма" будет бессмысленно – старушки со свету сживут. Если раньше наряд ППС в отделение не заберет за мелкое хулиганство.

А бегать искать нормальный туалет – тоже не выход. Пока бегаешь, ищешь, появление Величева можно пропустить. А вдруг он вообще на пять минут домой заскочит и снова уедет? Ведь, судя по тому, что за несколько дней Величев в квартире не соблаговолил нарисоваться, дома он гость редкий. И когда он еще появится, вилами по воде писано. Хоть в пустую бутылку из-под минералки отливай.

Стрельцов все-таки приспособился. Терпел до последнего, а когда становилось совсем невмочь, бегал в расположенный на соседней улице институт, в котором имелся общедоступный ватерклозет, где и справлял нужду, а затем возвращался обратно. Вернее, не бегал, а сначала шествовал чинно до угла, провожаемый глазами старушек, а затем несся вприпрыжку до института. Безусловно, рисковал пропустить "клиента", но иного ничего придумать не сумел. Да и риск сводился к минимуму – пробежка туда и обратно занимала всего от четырех с половиной до пяти минут.

Если проблема с отправлением нужды худо-бедно решалась, то другая беда изводила Артема невероятно, и справиться с ней шансов не было. От человека, находящегося в засаде, в "гнезде наблюдателя", в обязательном порядке требуется умение концентрировать внимание, а по этой части у Стрельцова имелись…сложности. Обладая взрывным темпераментом и весьма деятельным характером, он даже в оптимальном состоянии здоровья и пары часов безотрывного наблюдения за одним определенным объектом не выдержал бы, а сейчас, после ранения – тем более. А с учетом постоянного недосыпания и почти непрекращающегося давления на мочевой пузырь сосредоточиться исключительно на наблюдении за подъездом было выше его сил.

Полюбовавшись обстановкой около пресловутого дома номер сорок семь "А" минут десять, Артем неизбежно отвлекался. Он постоянно ловил себя на том, что или закрывает глаза и начинает проваливаться в легкую дрему, или пытается прочитать заметку в газете, которая лишь миг назад лежала на пассажирском сиденье, или тупо пялится на дисплей приемника и крутит тумблер громкости. Причем тот момент, когда он отвлекался, ускользал от сознания. Казалось, пару мгновений назад бодрствовал, а уже чуть ли не сон приснился, газету вроде и не брал, но половину статьи успел одолеть. Похлопывание по щекам, растирание бровей и век, самокритика, изложенная сквозь зубы в непарламентских выражениях, и даже поливание головы минералкой не помогали. Вернее, помогали слабо. На пяток минут хватало, а потом все начиналось снова. Раздражение и усталость к ночи накапливались в таких количествах, что Стрельцов был готов кого-нибудь убить. Перед сном. Перед долгим и глубоким сном. И убить чрезвычайно жестоким способом. Жестоким, но желательно быстрым – когда настолько умаялся, затяжные формы членовредительства, типа колесования, подвешивания за ребро или сажания на кол, не прельщают. Скоренько, не затягивая процесс, отрезал головушку, и баиньки.

Каждый следующий день был еще тяжелее предыдущего. Искомый субъект не объявлялся, и мировосприятие, и без того не оснащенное очками со слащаво-розовыми стеклами, упало до отметки "бесконечное уныние". И где этот ублюдок шляется?! Он дома совсем не бывает?