Диверсия [= Федеральное дело]

И вновь кулаком в подбородок.

Правильно выбранный, узнаваемый на уровне безусловных рефлексов тон обращения возымел свое действие. Козловский-Баранников начал ломать пароли. Очень быстро. Примерно с такой же скоростью, как вытряхивал когда-то в детстве мелочь из карманов в ладони хулиганствующих старшеклассников.

Есть первая степень защиты

Есть вторая

В углу злобно шипел наблюдавший за происходящим Хозяин кабинета. Но молчал. Наверное, у него в подростковом возрасте тоже не все складывалось благополучно. С учащимися старших классов.

Есть третья.

Компьютер открыт. Для пользователя. То есть для меня.

— Больше сюрпризов не предвидится? Нет? Ну смотри! — показал я кулак Козловскому-Баранникову. Который уже мало напоминал Козловского-Баранникова. А больше боксера-профессионала после вчистую проигранного боя, сопровождавшегося частыми падениями на ринг. Лицом вниз.

— Интересно, как вы собираетесь стирать память, если программы уничтожения на этом компьютере попросту нет, — подал голос Начальник. — Рашпилем?

— Дискетой.

— Не смешите меня. У вас не может быть никакой дискеты.

— Это почему не может?

— Потому что вас до прихода сюда обыскали три раза.

— И даже в ванне помыли. И даже во все скрытые от широкой общественности места заглянули.

— Ну вот видите! Нет у вас никакой дискеты. Неоткуда ей взяться. Лучше давайте прекратим эту комедию. У вас еще остается шанс…

— У меня точно дискеты нет. И не могло быть. Но вдруг она была не у меня, а у моего сообщника? Который до поры до времени не высовывался. Например, у вашего телохранителя. О таком повороте сюжета вы не размышляли?

— У моего телохранителя? — в голос расхохотался Хозяин кабинета. — Который ваш сообщник… Выговорите абсолютную чушь.

— А вдруг не чушь? Вдруг так оно и есть? Ведь покупаются все! А кто не покупается, тот убеждается. Разными действенными способами. Разве не так? Разве он исключение из правил? Ну подумайте сами… Ну вдруг? Иначе зачем бы я лез волку в пасть? Без надежды выбраться обратно…

Я подошел к все еще находящемуся без сознания охраннику и перевалил его на живот. И жестом фокусника достал из заднего кармана его брюк дискету. Ту самую, на которую у меня была вся надежда.

За что ему, моему врагу-сообщнику, самое искреннее спасибо!

Ну как бы я, без помощи самого главного охранника, смог протащить нужную мне вещицу через все препоны и рогатки, что он же здесь и понаставил? Я же понимал, что меня, если поймают, пересмотрят и перещупают с ног до головы, как жених невесту в первую брачную ночь.

Долго я голову ломал, как мне умудриться сделать то, что сделать практически невозможно И вспомнил о «ювелирном деле». О котором нам, еще курсантам, инструктор по спецподготовке рассказывал.

— Допустим, вам нужно украсть бриллиантовое колье. И спрятать, не выходя из помещения ювелирной лавки, — давал он вводное. — Что вы будете делать? Пять минут на размышление!

И мы начинали размышлять. В рамках сидящих в наших головах стереотипов.

Мы вскрывали полы и ковыряли штукатурку, давясь и царапая пищевод, глотали бриллианты, засовывали их в самые труднодоступные углубления в мебели и собственном теле…

Но… колье всегда находили быстро прибывшие к месту преступления полицейские. Потому что невозможно спрятать вещь в помещении, которое будут не спеша отсматривать профессионалы.

— А он спрятал, тот настоящий преступник. И колье не нашли, хотя и помещение, и его осматривали, и простукивали, и просвечивали рентгеном. Не нашли! И отпустили с миром.

Так где же он спрятал украденную драгоценность? Где?

Мы капитулировали.

— В заднем кармане брюк хозяина лавки, когда он на мгновение повернулся к нему спиной. И у которого сообщник преступника это колье вытащил, когда тот вышел на улицу, чтобы проводить полицейских. Ну кто же станет обыскивать хозяина, который является главным потерпевшим? Кому такое придет в голову? Ясно?

— Ясно! — гаркали курсанты.

Ясно как божий день!

Кто же станет обыскивать главного потерпевшего?! Или главного охранника?!

Вот этот старый как мир прием я и использовал. Выманив противника на себя, как на живую приманку. И сунув дискету старшине охранников в карман в момент, когда развернул его носом к стенке. А чтобы он ничего не почувствовал, пальнул для острастки возле самого уха. И подставился под удар. Затем, чтобы меня куда надо привели. И туда же дискету принесли.

Не оставит же ее хранитель меня без присмотра. Он же главный. И вне всяких подозрений.

Вот такой очень надежный сейф, на очень быстро передвигающихся ножках.

— А вы говорите, не может быть! Ну вот же она, дискета!

— Предатель! — только и смог выдохнуть Очень Большой Начальник.

— Кадры надо уметь подбирать! И не экономить на зарплате. А теперь извините. Я не хочу, чтобы вы наблюдали за моими дальнейшими действиями. Сглазу боюсь, И лишний раз вашу нервную систему травмировать не хочу.

Я затянул на запястьях и щиколотках Очень Большого Начальника его же ремень и натянул ему на голову его же пиджак. И набросил сверху штору, сорванную с окна. Теперь Очень Большой Начальник напоминал очень большой куль. С… неизвестным содержимым.

Освободившись, я воткнул дискету в дисковод. И нажал клавишу запуска.

Компьютер, не поперхнувшись, заглотил содержимое дискеты, которое предназначалось единственно для того, чтобы встать ему поперек горла.

В дверь вежливо постучали.

На это я не рассчитывал. Вернее, я рассчитывал, что это случится чуть позже.

— Вот что, Козловский, на правах старой дружбы, покарауль дверь, — попросил я и показал дулом пистолета на его пуговицы.

— Что? — не понял Баранников.

— Дверь посторожи! — повторил я, сдирая с него рубаху и демонстрируя уже до боли знакомый ему кулак.

Баранников понял. И быстро разделся. И переоделся в мою одежду. А я в его.

— Что у вас случилось? — все менее вежливо кричали из-за двери.

— Ну ты скажи им что-нибудь. Успокой людей.

— Все нормально! — крикнул Козловский-Баранников.

Стучаться стали тише.

Пора было подумать об эвакуации. Я подозвал к себе пальцем Козловского-Баранникова. И закричал дурным голосом:

— Ты что делаешь? Брось пистолет! Дурак! Брось немедленно!

Козловский-Баранников обалдело уставился на меня и на пистолет. Зажатый в моих руках.

Он не понимал, что происходит. Все еще не понимал.

— Прекрати! Он может выстрелить! — продолжал орать я, заговорщически подмигивая, улыбаясь, дружески похлопывая его по плечу и прижимая указательный палец к губам.

Я словно играл в веселую игру, призывая сотоварища по розыгрышу к очередной забавной, о которой он еще ничего не знает, проделке. Хотя, если честно, эта игра не сулила ничего доброго. По крайней мере одному из ее участников.

— Убери пистолет…

И Козловский-Баранников в ответ на мою улыбку улыбался все шире. Как ребенок, получивший килограмм шоколада…

Я выстрелил ему в лицо. В испуганные и одновременно надеющиеся на чудо глаза.

Я выстрелил три раза подряд.

Я не убивал его. Я только возвращал долги. Взятые под проценты на срезе могилы. Той, Козловского-Баранникова могилы. Я только сделал то, что обязан был сделать тогда. Но не сделал.

Я не убивал его. Потому что он уже был мертв. Так же, как Александр Анатольевич.

За дверью наступила мгновенная тишина, и тут же в нее забарабанили с утроенной силой.

Теперь надо было спешить.

Единым движением, с кровью и мясом (и это хорошо, что с кровью и мясом) я содрал со своего лица парик, усы и бороду и прилепил их к обезображенному лицу мертвого Баранникова.

Который стал мной.

Потом несколько раз я ударил себя по лицу. С полной отдачей. Так, как если бы бил своего врага. Как бил совсем недавно Козловского-Баранникова.

И лег на пол. И стал Козловским-Баранниковым.

Тем, которого сильно и все больше по лицу избил пойманный злоумышленник. То есть я. И которого он, изуродованный до неузнаваемости, каким-то образом завладев его же оружием, и убил. Тремя выстрелами в лицо.