Охота на пиранью

тановились метрах в двадцати от стамовника, возле кучки небольших рюкзаков – пронзительно-красных с белыми полосками. Интересно, в каких магазинах столь яркую экипировку выбирали?

Возле рюкзаков, дымя сигаретой, прохаживался белобрысый – все в той же черной форме, золотые погоны нестерпимо сверкали на солнце. «Полковник» был единственным из здешних, кого Мазур видел курящим.

– Дай сигаретку, оберст, – сказал он, медленно усаживаясь на траве.

Ничуть не чинясь, полковник вынул небольшой серебряный портсигар, определенно старинный, сунул Мазуру в рот сигарету и поднес зажигалку. Ухмыляясь, сказал:

– Выложись, майор, как Папа Карло. Там кое-кто из морально нестойких положил глаз на твою девочку, а эта вяленая вобла – на тебя самого. Феминистка, сучка, считает, будто и бабы имеют право со спокойной совестью мужиков насиловать...

– Издеваешься? – спросил Мазур.

– Разжигаю в вас боевой дух и серьезное отношение к делу, – сказал белобрысый, пожалуй, и в самом деле без особенной издевки. – Правила известны? Вертушка вас всех выбросит, потом вернется, отсчитают ровно час – и полетят высаживать охотничков. – Он пнул один из рюкзаков, лежавший наособицу. – Прохор Петрович велел передать, что слово он держит. Наганчик здесь. Жалеть никого не надо, поскольку тебя самого никто не пожалеет...

Послышалось железное клекотанье, и из-за деревьев показался вертолет. Приземлился метрах в десяти, хлестнул упругий ветер, смахнувший с полковника фуражку, – и тот едва успел ее подхватить. Вскоре лопасти замерли, к ожидающим направились знакомые рожи – капитан и два солдата, зацапавшие Мазура с Ольгой в плен. Увидев Мазура, капитан насмешливо поднес к козырьку два пальца:

– Какая встреча... – и предусмотрительно встал поодаль.

Один из его солдат держал охапку уже знакомых черных колпаков. Из ворот в сопровождении одного-единственного охранника показались остальные четверо, руки у всех скованы впереди, кроме угрюмо зыркавшего шалым взглядом разжалованного штабс-капитана. То ли он тоже умел водить вертолет, то ли был крайне зол на бывших сподвижников – ничего удивительного, впрочем.

Полковник повесил каждому на шею рюкзак, прошелся вокруг, сверкая погонами и начищенными до блеска хромовыми прохорями – неторопливо, словно бы даже задумчиво, обошел кругом сбившихся в кучку пленников, повернулся к вертолету, к заимке.

– Не тяни, сука! – крикнул штабс и затейливо выругался.

Полковник пожал плечами:

– Вот от тебя никак не ожидал этих комиссарских штучек... Может, еще «Интернационал» споешь? – на сей раз в его голосе звучала неприкрытая издевка, крепко не ладили, должно быть, в прежние времена господа поддельные каппелевцы...

– Полетели, в самом деле, – сказал капитан. – Что тянуть...

– Ладно, – кивнул полковник. – Ну-с, господа, желаю удачи...

По его кивку подошел солдат и дернул стволом автомата:

– Марш к вертолету, дичина...

Когда они оказались перед распахнутой дверью, второй принялся накидывать всем на головы глухие капюшоны.