Пылающий горизонт Юго-Восточного фронта (СИ)

* * *

Ночью наша колонна въехала в город. Пролетая по узким улочкам, которые поднимались то вверх, то вниз, наши «Уралы» и «БТРы» рёвом своих двигателей будили в этот поздний час уже спавших горожан.

Остановившись возле одной из школ, мы выгрузились из машин. Оказалось, что директор школы сбежал на территорию подконтрольную солдатам «ВСУ». Пока Шарнир искал того, у кого были запасные ключи от входа, мы расположились прямо на крыльце. Рядом со мной облокотившись на каску, лежал Бармен.

– Хорошо мы сегодня «укров» потрепали, – пристально смотря в чёрное небо, медленно растягивая каждое слово, сказал он. – Это мы с пацанами, когда в дозор ходили, хвост колонны обнаружили, ловко они возле коровника замаскировались.

– Так это вы? Молодцы ребята! Вы значит там наразведовали, а нам потом спозаранку переться туда пришлось.

– Ничего, Шершень, привыкнешь, – продолжая пристально смотреть в небо и не оборачиваясь ко мне, ответил он.

Наконец-то приехал Шарнир со своей женой и медицинской сестрой отряда, а также с пожилой женщиной. Вместе они направились к главному входу в школу. Причём женщина весь путь очень тихо просила Шарнира:

– Вы уж постарайтесь, пожалуйста, ничего там не ломать – скоро учебный год начнётся, денег больше выделять не будут, так что вы уж постарайтесь…

Пока она открывала входную дверь, Шарнир, повернувшись к нам, сказал:

– Ждите здесь, в здание никто не заходит.

Наше отделение разместили в начальном классе русского языка. Сдвинув в угол все парты, мы, освободив проход, разложили скрутки на полу. Уснули все быстро, без предварительных разговоров и споров на политические темы.

* * *

Утром школа ожила, по этажам без дела бродили ополченцы. На первом этаже установили компьютер и подключили к нему интернет. Старые бойцы отряда выкладывали свои новые фотографии в социальные сети.

В туалете на полу была огромная лужа воды, которая сочилась из трубы. В соседнем крыле, в котором находился спортивный зал, оборудовали склад для хранения боеприпасов, горючего и обмундирования. Завхоз отряда с важным видом прогуливался возле цинков с патронами, пересчитывая сложенное в стопки обмундирование, которое в малом количестве удалось получить из гуманитарной помощи. Нам с Лёвой, удалось выпросить новые носки.

Из персонала сбежал только директор, остальные помогали ополчению чем могли. Из столовой доносился приятный запах компота, сваренного из сухофруктов. На завтрак была перловая каша в томатном соусе.

После окопной жизни и бесконечных перекусов холодной тушёнкой, горячая перловка казалась деликатесом. Спустя пару часов после завтрака школу обстреляли.

Поразительно, как быстро сработали поддерживающие украинский режим доносчики. Мы были в городе всего несколько часов, а информация о нашем приезде уже была передана куда следует.

Обстрел был пустяковым. Несколько мин упали за забором в палисаднике. Только одна мина угодила в здание школы. Оставив углубление в стене, она обрушила с десяток облицованных кирпичей, и, вырвав часть рамы, запустила в класс ветер, который разметав множество детских рисунков, гонял их по полу, словно опавшие осенние листья.

После обеда Силач и завхоз привезли наши вещи, которые были в комендатуре. Забирая свою сумку, я спросил:

– А что, мы больше в комендатуру не поедем?

– Нет, теперь там госпиталь, здесь теперь будет наш штаб, поэтому не засирайте его, так как вам здесь жить. А самое главное – в сентябре сюда придут учиться дети! – махая указательным пальцем, Силач как всегда не упустил возможности накричать на нас.

– Как же так, у меня же там телефон спрятан в тумбочке, а там все контакты!

– А какого х… ты его из сумки выкладывал, ведь говорили же, сумки никто не тронет! – покраснев от гнева, Силач сунул руки в карманы.

– Когда мы через границу переходили, нам тоже сказали: «Оставляйте свои продукты в лагере, вам «сухпайки» выдадут», – а потом кинули…

– Ну, это может у вас в России есть такие уроды, здесь на Донбассе чужие вещи брать не принято.

– Заметь, это вы хотите к нам присоединиться, – с иронией сказал я.

Лицо Силача из красного стало постепенно принимать его естественный окрас, закурив сигарету и помахав головой, он тихо ответил:

– Так хотим, что треть мужчин уже умотала к вам, не дожидаясь присоединения.

– Разреши мне пешком до комендатуры пройтись, я быстро.

Силач посмотрел на меня, щурясь от дыма сигареты, и недовольно буркнул:

– Ладно, мы минут через двадцать за бензином поедем, докинем тебя до перекрёстка, а там минуть пять пешком до комендатуры.

В спальне я, выкладывая деньги из кармана, ощутил на себе пристальный взгляд Короля.

– Куда это ты собрался?

– В увольнение…

– С чего это тебе увольнение дали? Отличился чем?

– Пока авансом дали, сказали, как пинка Королю дашь, ещё день отдыха прибавят.

– Ну, что ты такой колючий, я к тебе по-хорошему, а ты опять огрызаешься.

– Чего тебе надо, Король?

– Я просто поинтересовался, но если тебе интересно, не мог бы ты купить мне сладкого, а то от здешней пищи без сахара у меня началась депрессия.

– Давай деньги, так уж и быть возьму.

– А ты свои почему выкладываешь?

– Ребята посоветовали, если убьют или в плен возьмут, чтоб… не пропали.

Мчавшись по пустым улицам Снежного, водитель абсолютно не соблюдал скоростной режим, а также правила дорожного движения, да и некому было бы его оштрафовать. ГАИ не было, лояльные украинской власти милиционеры покинули город, а сочувствовавшие ополчению, состояли в отрядах рядовыми бойцами или сидели дома.

Встречных машин почти не было, город частенько обстреливали и поэтому люди старались передвигаться пешком, чтобы укрыться в зданиях при обстрелах. Все государственные учреждения были закрыты, работали только частные магазины, шахты, да небольшие кафе.

Когда машина, взвизгнув тормозами, остановилась, а я, поставив ногу на подножку, попытался вылезти, Силач, положив руку мне на плечо, остановил меня.

– Смотри аккуратнее, когда пойдёшь обратно, тормози любую попутку, пешком не иди, в городе диверсионные группы.

– А они мне остановят? Попутки-то!

– У тебя же автомат за спиной, кто же тебе не остановит! Вот держи, используй по необходимости, если не потребуется, вернёшь обратно – это моя, личная, – сказал он, протягивая мне гранату «Ф-1³⁴».

* * *

Возле комендатуры было пустынно, на входе возле мешков сидел сонный ополченец, который даже не попросил меня предъявить документы, когда я прошёл мимо. Внутри было также тихо и безлюдно, только теперь в воздухе пахло медицинскими препаратами, а в коридоре местами валялись окровавленные бинты, которые из-за наплыва раненных не успевали убирать санитарки.

На моё счастье, нашу комнатку не успели переоборудовать в палату, поэтому быстро отыскав свой телефон, я поспешил на выход.

Пройдя несколько узких переулков, я вышел на тротуар, который тянулся вдоль широкой дороги. На улице было безлюдно, впереди меня шла только женщина, неся в обеих руках пакеты с картофелем, позади неё, едва поспевая за своей матерью, шагала девочка лет семи, державшая в руках небольшую кастрюльку.

Я же смотрел по сторонам, пытаясь отыскать работающий магазин, чтобы купить Королю сладости.

Неожиданно, послышался гул самолёта. «Может пронесёт?» – подумал я. Но оглушающий звук становился всё громче и громче, не успев оглянуться на рёв двигателей, я увидел как впереди нас, опережая звук, пронёсся штурмовик, который выпустив пару ракет, стал набирать высоту.

Бросив сумки, мать кинулась к дочке, закрывая её своим телом, а девочка, испугавшись резкого шума, выронив кастрюльку, уже рыдала, опустившись перед ней на колени. Мать же осматривая её, спрашивала:

– Вика, доченька, что случилось, ты ударилась?

Девочка, прижимая к себе пустую кастрюльку, сквозь слёзы отвечала: