Америкен бой

Основную проблему составляло оружие. Все осталь­ное, кроме недавно купленной сумки, было родным, аме­риканским. В сумке прятать оружие нельзя. Такие прода­ются в универмаге напротив и, возможно, если оружие обнаружат, продавщица сможет вспомнить, кто в бли­жайшее время покупал такую. Значит все в той же хламидке, прихваченной в пашкиной квартире.

При мысли о Пашке Ника передернуло. Как там было все? Пытали ли? Как этот большой, но укороченный вой­ной человек встретил смерть? От неизвестности Ника даже слегка замутило, тем более, что отчасти он считал себя виновником произошедшего. Ни на секунду не посети­ла его мысль, сказал ли что-нибудь Пашка убивавшим его людям. В том, что тот молчал, Ник был совершенно уверен.

Совсем без оружия действовать не хотелось, но по условиям сегодняшней игры у Ника оружия быть не должно. Он с сожалением сложил в тряпицу пистолет, обойму и «узи». Пустой магазин от него он выкинул в мусорный бак утром. Оставался еще один полный и его расчеты дальнейших действий основывались на том, что он полон. На «Макарова» в настоящем бою надежды было мало. В конечном счете это было настоящее «офи­церское» оружие: дезертира пристрелить или любовника, с которым застукал свою жену, но не больше.

Ник выглянул в коридор. Тот был пуст. Он прихватил пакет, сунул его подмышку и направился к запертой двери запасной лестницы. Как он и предполагал, висячий замок был игрушкой, чистой психотерапией для .навеси­вшего его. Он ковырнул его проволочкой и тот с удо­вольствием открылся.

На лестнице было тревожно тихо, и осознание того, что все выходы на нее заперты, делало обычные пролеты вверх и вниз таинственными. Тут же висел и красный ящик с намалеванными по трафарету буквами «ПК». Но в этот ящик Ник решил оружие не прятать. Он тихо спустился на этаж ниже и вложил сверток в такой же шкаф, но на шестом этаже.

После этогоподнялся, зашел ненадолго в номер, и от­правился фланировать по гостинице. Он изучил весь свой этаж, затем спустился ниже, на нужный шестой. Прошел­ся к бару. Он не глядел по сторонам, но чутко оценивал все: наличие ковра на полу, выключателей на стенах.

Со стороны могло показаться, что меланхоличный американец просто прогуливается, размышляя над чем-то своим. Вот, зашел в туалет. Теперь ясна причина его задумчивости... 

В туалете, ближайшем от валютного бара, Ник, убедив­шись, что он тут один в этот еще ранний для настоящей гульбы час, немедленно подошел к окну и, помогая себе прихваченым ножом, заставил его открыться. Затем за­крыл снова, предварительно вывинтив замочки, но ручки оставив па месте. Замочки и шурупчики завернул в клочок туалетной бумаги и сунул в карман. Их надо было выки­нуть где-нибудь в другом месте. После этого в замазанном краской стекле он расчистил небольшой, с пятачок, участок,

Туалег состоял из двух комнат. В первой умывальни­ки, допотопные.аппараты для сушки рук и там же окно, во второй— три кабинки и несколько писсуаров.

Все было готово. Только нужен был предлог для короткого отсутствия. Не долго думая, Ник спустился в валютный киоск на первом этаже и присмотрел доволь­но изящные женские часики на тонком витом кожаном ремешке.

Попросив продавщицу оформить коробочку «как по­дарок», что она весьма неумело сделала, Ник расплатил­ся, сунул сверток в карман и вернулся в свой номер.

Там он не стал отдыхать. Он разделся, сел в позу лотоса и начал сосредотачиваться. Сегодня ему должны были потребоваться почти все имеющиеся у него силы.

* * *

Первым Железяка вызвал Костю.

Когда того привели, лейтенант кивком велел усадить,, его на стул, а сам сел на стол напротив.

— Плохая это примета, на столе сидеть,— заметил Костя, когда охранник вышел.

— А шляпу на кровать бросать можно? — спросил Железяка.

— Чего? — не понял Костя.

— Да ну. Ничего-то ты, Костик, в приметах не пони­маешь. Я сейчас могу на голову встать, однако точно знаю, что плохая примета это сидеть на стуле. Вот так, как ты сейчас сидишь. И любая, самая примитивная гадалка, нагадала бы тебе сейчас пустые хлопоты и дол­гую дорогу в казенный дом. И ни одной дамы, а все больше королей со злым, недобрым умыслом. Ты такой парень спортивный, фигура хорошая... Никогда не думал сексуальную ориентацию сменить?

— Чего? — опять не понял Костя.

— Да ничего,— озлившись рявкнул Мухин.— Соуча­стие в убийстве тебе светит, касатик. Знаешь, почем сей­час идет в убийстве посоучаствовать?

— В каком убийстве? — довольно искренно удивился Костик.— Ну, велели мне с тремя лбами по городу пока­таться. Сначала в квартиру какую-то заезжали, потом в пансионат. Я из машины и не вылазил. Сидел себе за баранкой. Эти трое вышли, а минут двадцать спустя один прибегает, глаза — что твой тринитрон-электроник с пло­ским экраном,— «Поехали,— кричит.— Поехали...»

— Ну и ты поехал.

— А что? Поехал. Машина, кстати, моя, не ворован­ная. Документы на меня, права в порядке... Когда гаи­шники тормозить начали, этот завелся — страсть. Чуть не придушил меня совсем. А чего мне не остановиться? Машина моя, не пьяный, права не купленные...

— Ага,— кивнул головой Железяка.— Техпаспорт в порядке. Слышали.

Он закурил, печально глядя на Коетика.

 — Только пока ты за баранкой дремал, эта троица человека порешила. Так что, Костик, чуточку я к тебе с советом припозднился.

На самом деле Железяка знал, что отпустит этого парня. Прямо сейчас, минут через десять и отпустит. Но хотелось ему его испугать, чтобы впредь неповадно бы­ло. Он даже вспомнил воспитательные методы полков­ника по отношению к собственному сыну.

— Ты чего, металлист? — Костик оробел.—Ты же ме­ня знаешь, я же в завязку уходить собирался. Да и вооб­ще ничего серьезного на мне нет...

— Это до сих пор не было,— заметил лейтенант.— А теперь, как я и предполагал, в мокрятину ты вляпался. Да еще и в особо жестоких формах.

Если бы не поджимающее время, Мухин выжал бы Костика как тряпочку и только тогда уже отпустил. Но сейчас он комкал воспитательный разговор, переходя сразу к тому, что его интересовало.

— Короче, Костик, кто Близнецов мочит?

— Я-то почем знаю! Я вообще все время в гараже, на виду... На меня тебе этого не повесить...

— Костик, Костик!.. Ты совсем головой слаб стал? Там профессионалы работают высочайшего класса. Да ты и зуб-то толком выбить не сумеешь, а туда же... Нет, меня версии интересуют. Какие слухи ходят, кто?

— Не знаю—немного успокоился Костик.— Разное говорят. Сначала на соседей думали. Но уж больно кру­то. На тебя грешили. Но кто-то из твоих коллег стукнул, дескать, нет. Про контрразведку, гадали. Только для КГБ Близнецы мелковаты. Если, конечно, ни во что серьезное не вписались...

— А не вписались?

— Нет. Сами как в воду окунутые.

— А Младший сегодня в бар собирался?

— Не знаю. Да я его и не возил никогда. Машина-то у меня так, на извоз. Ящик возьми, ящик отвези, парень­ка на вокзал закинь... Он-то на «понтиаке» разъезжает.

— Ладно, ступай в камеру. И запомни, про наши отношения — никому, а то удавят. И ментам не вздумай тявкнуть. Завтра я тебя на допрос вызову, ты мне все как сегодня расскажешь. Ты в этом гараже на работе числишься?

— Ну, по договору...

— Бумажка есть?

— Какая?

— Договор, мать твою! 

 — Есть где-то... А что?

— Кто тебя послал с этой троицей ездить?

— Бугор. Меньшиков. Да ты его знаешь...

— Знаю. Ступай в камеру. Сейчас у меня времени нет, а завтра отпущу.

Костик явно повеселел, но перспектива камеры его несколько расстраивала:

— Железяк, отпусти сегодня, а? Там в камере тарака­ны здоровущие, а я их терпеть не могу. Отпусти, а?

— Конвой! — крикнул Железяка, на Костика ни ма­лейшего внимания не обращая. —Этого в камеру, друго­го ко мне. Только побыстрей, сержант...

* * *

Железяка глянул на часы. Время пожимало. Было самое начало десятого. Он лихорадочно закурил опять и посетовал на себя за то, что так долго возился с Кости­ком. Быстрее надо было, быстрее.