Виктор! Виктор! Свободное падение

— А о чувствах Аниты ты подумала?

Вдруг она топнула ногой с поразившей его горячностью:

— Плевать мне на Аниту!

Он сжал кулаки в бессильном негодовании.

— Как далеко ты собираешься зайти?

— Увидишь!

Они сошлись, непримиримые, как прежде. И ничего не придумаешь, с горечью подумал он. Если я задержу ее здесь, явятся спасатели. Отпущу — донесет. Женщина Кари Ларсен была ему сейчас близка и далека, как никогда. Он никогда не чувствовал прежде такой неукротимой ненависти. Потому что она нашла его? Или оттого что все испортила? Или из-за того, что проявила свое истинное «я»? Или потому, что они с ней двойники, и она точно так же изголодалась по свободе и материальной независимости?

— Даю тебе десять минут, — наконец сказала она. — Если ты мне все расскажешь, мы можем поделиться.

— Нечем делиться.

— А ты подумал, как будешь выбираться отсюда? Я могла бы тебе помочь. Или мы могли бы уехать вдвоем…

— Через несколько дней Анита передумает и вернется к тебе.

— Ну и что? Хотя я на это не надеюсь. Твоими стараниями я для нее — что кость в горле. А она… для меня.

— Матерь Божья. Что ты несешь — ты же после развода билась за нее всеми правдами и неправдами.

— Да. Но признаю, она для меня большая обуза. Что, нельзя так говорить? — Неожиданно в глазах заблестели слезы. — Я просто называю вещи своими именами, а у тебя для этого кишка тонка. Мы оба не созданы быть родителями, Мортен. Оба.

Все. Это уже слишком.

— Ты настаиваешь на десяти минутах?

— Да.

— Тогда я делаю тебе одно-единственное предложение. Если ты обещаешь убраться и никому не говорить о том, что я был здесь, я отдам тебе часть польских денег. В противном случае я просто привяжу тебя к печке и немедленно уеду.

— Это… несерьезно.

Он видел, что она испугалась.

— Серьезно так же, как и твои угрозы.

Оба замолчали. Видно, и до нее дошла тупиковость самой ситуации — независимо от того, как они ее разрешат. Взаимные обещания ничего не гарантируют, они нарушат их так же легко, как данный когда-то друг другу — пусть не перед лицом Господа, но в присутствии городского канцеляриста — обет верности. Вся их совместная жизнь была цепью невыполненных обещаний и неосуществившихся надежд.

Они прислушались к ветру. Под сильным порывом дрогнула крыша.

— Это, — сказал он, — по-моему, называется шквальным ветром. Если ты хочешь вернуться в Хьервогсюнд живой, тебе нужно плыть немедленно.

Она не ответила. Прищуренные глаза неожиданно округлись и прояснились.

— Кари, в чем дело?

— Тихо! У дома кто-то есть.

— Ветер.

— Нет.

— Ревун маяка.

— Да нет…

Он похолодел — потому что она была права. Между порывами ветра доносились шаги. Потом что-то упало и скатилось с горы к самой хижине.

Мортен Мартенс побледнел.

— Дура, так ты не одна сюда явилась…

— Клянусь, одна!

Вроде не врет. Они оба затаили дыхание. И как два истукана ждали, когда незваный гость постучится в дверь. Вот наконец. Тут Кари не выдержала и хмыкнула:

— Эта хижина вовсе не так удалена от цивилизации, как тебе бы хотелось!

Дуло пистолета

оказалось черной дырой. Легкое движение указательным пальцем, и меня прошьет, подумал Эспен Эвьен. Глаза незнакомца сияли, как два опала, но фигура выдавала солдата, а не геолога.

Обнаружить свое присутствие было с его стороны страшной глупостью. Но когда чужак принялся выламывать доски, чтобы добраться до щитка, медлить дольше было невозможно. «Чем ты тут занимаешься?» — крикнул он строго. И тут же услышал русскую речь из передатчика; шок был настолько силен, что он и оправиться не успел, как оказался под дулом пистолета. С большим опозданием он понял, что вляпался в передрягу, которая может стоить ему жизни. Нужно было позвонить Шредеру, когда он заскочил в Стаббен перекусить. Сив не было дома, видно, в магазин вышла, и когда незнакомец после обеда покинул дом в Хамбюргланде во второй раз, Эвьен снова пристроился за ним. Он только оставил записку на кухонном столе: «Сив! Агент 008 отправился на новое задание. Похоже, твой геолог занимается темными делишками. Эспен».

И вдруг дурацкая игра превратилась в смертную опасность. В глубине души он не верил в обоснованность своих подозрений. Конечно, нужно было сообщить полиции, это их дело. Но Колбьернсен так потешался над ним.

Казалось, незнакомец жалеет, что достал пистолет. Но теперь уже поздно, они оба это понимали. Парень просто испугался его неожиданного появления. А напуганный шпион опасен, помнил Эвьен.

— Чего тебе надо? — наконец спросил шпион. — Это мое дело. Ты один?

Не торопись с ответом, Эспен. Ошибешься сейчас — другого раза не будет. Конечно, ты не один. Это только пацифисты шландрают в одиночку. А ты — вышколенный лейтенант, и в вереске притаилась опытная группа захвата. Он сдастся, если ты сумеешь сблефовать. И не забывай, что это твоя земля!

— Один? — притворно усмехнулся он. — Нет, конечно. Вон остальные…

Большего и не потребовалось. У Эспена Эвьена не было никакого опыта, как быстро обезоружить противника, но он читал книги и смотрел кино. Когда он поднял руку и показал в строну несуществующих подручных, шпион повернул голову в ту сторону. В ту же секунду Эвьен бросился на него. В основном он сконцентрировался на пистолете — целью было выбить его из рук геолога Стигена. Это ему удалось, и пушка со стуком ударилась о бетонный цоколь мачты. Дальше все было как в плохом кино. Эвьен слишком разогнался и не удержался на ногах. Шпион тут же подмял его под себя и прижал к лопатке пистолет. Только тут юноша понял, как опрометчиво он поступил. Он попробовал освободиться, но противник был сильнее. Кулак русского долбанул его по затылку как молот, и прежде чем все ушло во мрак, Эспен Эвьен почувствовал, как посыпались дугой искры. Он затих, лежа на животе. Но победитель не радовался своему триумфу.

НУ ЧТО, ДРУЖОК?

Виктора Грибанова послали в Норвегию не разить аборигенов налево-направо, а он проделал это уже дважды. И ситуация сейчас действительно аховая. Хоть он и не видел больше никого, но верил словам этого следопыта. Юноша не может быть никем, кроме сотрудника контрразведки. Может, конкретно в этом месте он один, но о том, что на острове шпион, известно наверняка многим. Спокойно и без суеты они возьмут его. Если он попробует сбежать на машине, они накроют его во Флатвале, у парома.

Есть только один способ спастись, и нужно поторапливаться.

Он нагнулся и нажал кнопку «сообщение» на передатчике.

— РТ, я КТ.

— Я РТ, слышу тебя. Ты открыл щиток?

— У меня не было времени. Возникли сложности. У вас на борту есть гондола?

— А тебе она к чему?

— Чтобы не быть взятым в плен противником. Вы должны прекратить испытания, я спускаюсь к вам.

— Испытания уже окончены. Но кэп хочет, чтобы ты перерезал провода. Это будет решающим доказательством.

— Черт возьми, они окружают меня. Заберите меня немедленно!

— Спокойно. Я спрошу кэпа.

Не могут же они бросить его в такой ситуации? Пока они совещались, он выдернул из рюкзака шнуровку и завел руки лежавшего без сознания мужчины за спину. Надо было захватить что-нибудь попрочнее, но он не ожидал таких проблем. Он скрестил руки и опутал их шнуровкой. Потом оттащил тело к мачте и привязал к стальной опоре. Когда неустрашимый агент очнется, то обнаружит, что накрепко привязан к мачте спиной к морю и даже шелохнуться не может. Важно, чтоб он не мог увидеть, куда исчез Грибанов; никто не должен догадаться, что лодка подходила так близко к берегу — а эта конкретная лодка особенно. Юный герой может звать на помощь сколько захочет — в такую погоду никто его не услышит.

Больше всего Грибанову хотелось пристрелить его, но он не рискнул. Антон Волков был не сторонником «мокрухи» в таких делах, к тому же он не знал, что его агент тайком провез с собой пистолет. Но пистолет может понадобиться для другого. Если с лодки категорически потребуют, чтобы он перерезал провода, он их прострелит. Что бы не случилось, возвращение домой запланированным порядком исключено. Он покинет Норвегию отдельно от лыжной сборной. Пусть они там в Осло изобретают что хотят — что он все еще не поправился или что лихорадка свела его в могилу. Это их проблема. У него в голове жила только одна мысль — вернуться живым в Москву, к Ларисе.