Виктор! Виктор! Свободное падение

— Кари!

— А что я должна была думать, когда твою машину нашли у пирса? Но я совсем забыла, ты же не умеешь плавать. На «Скором рейсе» добирался?

— Лучше расскажи, как ты…

— Как я догадалась, что ты здесь? Дорогой, но я как-никак прожила с тобой четырнадцать лет. — И совершенно спокойно она открыла дверцу печки и подложила щепок. — Я смотрю, ты истопил весь туалет Нурдванга. Что старичок скажет?

Ей все шуточки, содрогнулся он. Она играет. Это вообще не она. ТАКОГО НЕ БЫВАЕТ. ОН ПРОСТО СПИТ.

— Нурдванг не знает, что я здесь.

— То есть ты просто взломщик. Находчивый, как всегда.

— Не понимаю, о чем ты.

— Прекрасно понимаешь. Больше всего меня всегда восхищало, какой ты жох, просто талант у тебя был к этому делу. И видно хорошо сохранился. Тебе по-прежнему пороху не занимать.

— Но как ты узнала…

— Элементарно. Дедуктивный метод — от противного. Сначала я спросила себя, где ты точно не можешь быть. Оказалось, практически нище. А этой хижиной ты бредил много недель. Даже во сне вспоминал.

— Во сне? — прошептал он недоверчиво.

— Это было местом твоей мечты, Мортен. Я хочу сказать, здесь ты можешь разыгрывать из себя уникального сверхчеловека сколько твоей душеньке угодно. Никто не путается под ногами, не лезет в душу. Сам понимаешь, поверить в твое самоубийство я все равно не могла. На это требуется выдержка.

— Кари, на это тоже… требуется.

— Выдержка, чтоб сбежать? Не обольщайся, Мортен. Ты всего-навсего сбежал от проблем, от того, встретиться с чем у тебя не хватает мужества. Ты просто перетрухал до смерти. Но меня тебе не обмануть. Так и знай.

— А-а полиция?

— А я почем знаю. Они вроде бы купились… Хотя это не бог весть какая заслуга… Могу тебя успокоить: старший инспектор, ведущий дело, не знает о твоем местонахождении. Это моя тайна.

Закипел кофейник. Она сняла его с конфорки, по-хозяйски достала из шкафчика чашки, насыпала в них кофе и налила кипяток. Потом вынула из пакета плюшки и разложила их на блюде.

— Чего ты хочешь?

— Ешь спокойно. Я тут в уголке посижу, — и она устроилась в кресле со своей чашкой. — А здесь и правда неплохо. Я и забыла, как тут здорово. Грязное белье и крепкий мужской дух. Понятно, что тебя потянуло сюда.

Он постепенно отходил от шока. Постепенно он свыкся с мыслью, что это не галлюцинация, а действительно Кари Ларсен собственной персоной, безалаберная милашка, как всегда. И в нем поднялась ненависть. Он почувствовал, как набрякли желваки. Опять она. И ее проклятый едкий сарказм. Высокомерная, необоснованная самоуверенность, в которой нет ничего обаятельного. Даже если она догадалась, что он на Свортнаккене, на кой черт она приперлась сюда? Объяснение может быть только одно. У нее есть на него совершенно определенные виды. Подоить его. Она явилась сюда не кофе ему подавать. У нее что-то злое на уме. Кари была на триста процентов уверена, что застанет его здесь.

— Жаль, что сегодня не пятница, — вздохнула она.

— Почему?

— Тогда бы у тебя и слуга был как у Робинзона. Но я не против называться Субботой… Извини, что помешала тебе. Ты небось слушал Бьерге Лиллелиена. — Она протянула руку к радио и сделала погромче.

Неожиданно прорезался Холменколлен: «Пока что лучшее время сохраняется у Аутио, вторым идет Иванов. А как там наш Ларс Эрик? Табло показывает две минуты двадцать восемь секунд, еще ему идти минут пять. А что там у тебя, Хокон?»

«Только что прошел Вассберг. Этот швед сегодня идет очень мощно. Он на двадцать семь секунд опережает Бурлакова. Но вот на склоне появляется спортсмен в синей форме…»

Щелк.

Одним прыжком Мортен оказался у транзистора и выключил его.

Кипя от злости, он надвинулся на нее:

— Я не собираюсь этого терпеть. Ты являешься сюда…

— Сядь.

— Чего тебе надо? Поздно нюни распускать, проклятая ш…

— Сядь.

И тот же властный огонь в глазах, заставивший его повиноваться. Подмышки взопрели потом.

— И, ради Бога, выбирай выражения. Чего мне нужно? Сейчас расскажу. Начнем с начала. Рассуждала я так… Ловко заверчено. Типичный Мортен Мартенс, когда он в блестящей форме. В море он, конечно, не бросался. Нет, он осуществил свою юношескую мечту, он ведь такой наивный. Где? На Свартнаккене, конечно. Сегодня рано утром, часов в шесть, я села в машину… да, у меня теперь тоже машина.

— Но…

— Я сверилась с картой. Вспомнила, что тогда мы прошли Хьервогсюнд. Там я наверняка смогу взять напрокат лодку, подумала я. Все прошло отлично. Я постучалась в какой-то дом, хозяин оказался милейшим человеком. Сказала, что я фотограф-орнитолог и хочу пофотографировать в шхерах. Здесь, по слухам, гнездятся редкие виды птиц. Альбатрос-чернобровник, например…

— Черно-что?

— Чернобровник. Причем это правда. Я вчера созванивалась с консультантом по охране окружающей среды. Мне ж нужен был убедительный предлог. Хозяин дома оказался сама любезность. Даже одолжил мне штормовку. Правда, ехать не советовал. Потому что обещали шторм. Но, как видишь, все обошлось. Хотя под конец действительно поднялась волна.

— А альбатрос? — ему приходилась играть по ее правилам. Ирония была единственным понятным ей языком.

— Он куда-то спрятался. Но я встретила морского волка. А ты наверняка ничего подобного тут и не подозревал. Ты вообще не отличаешь чайку от крачки.

Она допила кофе и закурила.

По правде говоря, он готов был стерпеть хоть что, лишь бы узнать, что у нее на уме. Извечная привычка Кари — тянуть кота за хвост.

Ей нравится изводить других неизвестностью. Во всяком случае, это не сентиментальная попытка примирения, и не визит вежливости. Нет, она собирается отыграть в этой ситуации что-то для себя. Потому и держится так самоуверенно. Значит, у нее на руках козыри.

— Кстати, как ты вообще?

Сколько ему еще стелиться? Другой мужик давно б врезал ей, а может, и убил.

— Это мое дело, — тихо выдавил он. До сих пор ему удавалось обуздывать себя… Надо держаться, и перейти в наступление.

— Ты собирался торчать здесь до приезда Нурдванга? Жить на рыбе, морской воде и онанизме?

Неимоверным усилием он подавил вспыхнувший румянец.

— Хватит! Всему есть предел, даже когда речь идет обо мне.

Она промолчала. Видно, почувствовала, что переборщила.

— Заруби себе на носу… Я здесь не для того, чтобы навредить кому-то. Я хотел… найти себя. Смейся сколько влезет. Но надеюсь, ты никому не говорила, что собираешься сюда?

— Найти себя? Что за дешевый психоанализ. Ты давно с этим определился. Твоя роль — мальчик… Было время, мне это даже нравилось… И расслабься, своими подозрениями относительно твоего убежища я ни с кем не делилась. По определенным причинам.

Вот оно, подумал он. «По определенным причинам». Он воспользовался случаем для распасовки мяча:

— Кари, ты понимаешь, что я могу удержать тебя здесь силой. Не отпустить никуда?

— Ошибаешься. Я предупредила хозяина лодки, что вернусь еще засветло. И если что, он начнет поисковые работы по полной программе. Если у тебя есть в запасе другие столь же смелые идеи, милости просим.

— Какого рожна тебе нужно? Вывести меня из себя? Унизить как никогда изощренно? Ты что, не понимаешь — между нами все кончено!

— О да… — Она вдруг переменилась. Подняла голову и поиграла глазами, словно прислушиваясь к морю и ветру. Сарказм скатился с нее, как капли дождя со штормовки. Она посерьезнела, и голос зазвучал низко и проникновенно: — Ты когда-нибудь… задумывался, что ты значишь для Аниты?

— Я… — Такого вопроса он не ожидал. Он положил трубку, подошел к шкафу и налил себе выпить. Осталось на донышке. АНИТА.

Он пил и вспоминал стеклянную дверь, к которой прижимался тогда лбом. Сочельник. Она легким шагом перебегает дорогу, как человек, разделавшийся с тягостной обязанностью. Анита Ларсен, четырнадцати лет. Он не заплакал, просто подумал: со мной она разделалась. Откуда такие мысли? То ли легче думать так, то ли ему не хотелось увидеть все это иначе?