Террор Бешеного

Несколько раз Савелий возвращался к тому, о чем услышал от Семеркина, но никак не мог вспомнить ту самую песню Высоцкого, а потому решил отложить на потом.

Ясно было одно: этот седой «красавец» не местный и в Омске искать его бесполезно, а значит, и Бешеному пора отсюда уезжать. Однако Савелий не мог просто исчезнуть, как Воронов: этим он бы просто подставил Воскобойников. ходатайствовавшего за него перед комдивом, это во-первых, да и поступать так с бывшим афганцем, генералом Дробовиком, столь радушно встретившим его, тоже было неприлично, это во-вторых. Взвесив все «за» и «против», Савелий решил откровенно поговорить с комдивом и по возможности открыться ему. Выяснив у дежурного офицера, что генерал у себя в кабинете, он направился к нему.

— Привет, старшина! — радушно проговорил комдив, вставая из-за стола, заваленного бумагой. — Присаживайся!

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Как служится на новом месте? Какие проблемы? Нужна помощь? — засыпал комдив вопросами.

— Спасибо, служится отлично!

— Слышал о тебе много лестного! Откровенно говоря, весьма удивлен, что такого старшину так легко отпустили из ВДВ! Или я ничего не понимаю в людях, или бумага написана не про тебя!

— Вы, Валерий Григорьевич, попали в самую точку! — с известной долей восхищения проговорил Савелий. — Именно по этому поводу я и пришел поговорить!

— Вот как? Очень интересно! Слушаю!

— Я действительно служил в воздушно-десантных войсках, но много лет назад. — Савелий не знал, с чего начать разговор: ему очень не хотелось обидеть хорошего человека недоверием, которое ему оказали с самого начала.

— Вы пришли ко мне сказать, что вы здесь из-за пропавшего майора? — догадался комдив, машинально перейдя на «вы».

— Абсолютно точно!

— И срочный вызов моего старшины тоже не случаен?

— Конечно! — Савелий виновато улыбнулся.

— А кто вы по званию?

— Разве это важно?

— Исключительно чтобы правильно к вам обращаться! — В голосе генерала звучала некоторая обида.

— Валерий Григорьевич, зовите меня просто Сергеем и на «ты»! — глядя в глаза генералу, ответил Савелий. — Здесь я прежде всего потому, что Андрей Воронов — мой брат!

— Брат? — удивился генерал.

— Вы о фамилии? Андрей мне названый брат: я сирота! — пояснил Савелий. — А если откровенно, то Андрей мне больше, чем брат!

— Понимаю. Что-нибудь удалось выяснить о нем?

— К сожалению, ничего, если не учитывать тот факт, что Андрей незадолго до своего исчезновения встречался с каким-то седым, интеллигентным и модно одетым мужчиной лет сорока, однако обнаружить следы этого Седого не удалось!

— Выходит, ваша работа в дивизии прошла впустую? — с огорчением спросил комдив.

— Не совсем, — заметил Савелий, продолжая неотрывно смотреть в глаза генералу, словно пытаясь понять, насколько он может быть откровенен с комдивом.

— Не совсем? Есть еще что-то?

— Пребывание свое здесь я бы действительно считал пустым, если бы не закончил то, ради чего приезжал к вам Воронов! — не без пафоса проговорил Савелий.

— Вы хотите сказать, что нашли ответы на вопросы несчастных матерей? — невольно напрягся генерал. — И вы поставили точку в этом деле?

— Думаю, ответы матерям погибших солдат, правдивые или хотя бы отчасти правдивые, чтобы пощадить их чувства, должны дать вы, их командир! А по поводу точки… — Савелий тяжело вздохнул и признался: — Да, я поставил точку… жирную, я бы сказал, даже кровавую точку! — Он продолжал смотреть на хозяина кабинета не моргая.

— То есть вы все знаете, — с некоторым облегчением тихо проговорил генерал. — Что же вы мне посоветуете?

— С Булавиным или с Потылихиным? — в лоб спросил Савелий.

— С доктором-то мне ясно: выгоню из дивизии.

— Выгоните? — недовольно перебил Савелий. — И все? Извините, товарищ генерал, что перебиваю, но не слишком ли это ничтожное наказание человеку, виновному в гибели четырех молодых солдат?

— Но он же не убивал, да и детей его жалко, — пытался оправдаться, скорее для самого себя, генерал.

— Да если бы он не скрыл правду в первом случае, то трое остальных были бы сейчас живы, а эта скотина Булавин вылетел бы из армии! — Савелий не заметил, как повысил голос, но потом спохватился: — Извините за слишком эмоциональное восприятие происшедшего… Этого докторишку нужно не просто гнать поганой метлой из медицины, но и отыскать возможность отдать под суд! Понимаю, это трудно сделать, не раздувая огонь всей правды, но не сделать этого — значит перестать себя уважать! А с Булавиным… — Савелий пожал плечами, — с Булавиным много проще: он свое получил! Но вдогонку обязательно нужно указать в официальных документах, что он смертельно ранил себя, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения!

— Согласится ли с этим его родственник. — Комдив указал глазами наверх.

— А вы плюньте на то, что чиновники там напишут: важно, чтобы в дивизии знали ваше отношение к нему! — жестко проговорил Савелий. — Не забывайте, что среди ваших солдат еще остались те, кого этот мерзавец изнасиловал!

— А ты жесток, старшина, — покачал головой генерал и с печальной усмешкой добавил: — Но справедлив!

— Очень на это надеюсь! — серьезно ответил Савелий.

— Скажи, случаем, не ты ли помог Булавину закончить свой бесславный путь на земле? — доверительно спросил комдив. — Поверь, это останется между нами: просто мне лично хочется выяснить, не подвела ли меня интуиция!

— Скажем так: я закончил то, что начал другой! — сообщил, не раздумывая, Савелий.

— А Машин платочек?

— Сжег! -. Савелий улыбнулся.

— Ну и слава богу!.. — с явным облегчением произнес комдив, получив ответы на мучившие его вопросы. — Судя по всему, ты прощаться пришел?

— Я чувствую, что Воронова в Омске уже нет, а значит, и мне здесь больше делать нечего!

— Жалко мне с тобой расставаться. Знаешь, я бы пошел с тобой в разведку!

— Генерал встал и протянул ему руку.

— Я бы с вами тоже! — Савелий крепко ответил на рукопожатие комдива.

Савелий собрал свои нехитрые пожитки и отправился к Воскобойникову, чтобы попрощаться и ехать в Москву.

— Столько лет не виделись, черт знает, когда еще доведется встретиться, а он приходит и объявляет: «Прощай, приятель, я улетаю!» Да кто тебя просто так отпустит?

— Извини, Валек, но ты же знаешь, я действительно должен ехать: какое может быть веселье, когда мой брат исчез? — Неужели ты не понимаешь, что я не могу задержаться здесь? Так что не обижайся, пожалуйста. И звони. Хоть по мобильному, хоть по городскому. Договорились?

— Договорились.

Савелий сел на ближайший самолет и вылетел в Москву. Чисто интуитивно он торопился потому, что был уверен: в Москве его ожидают новости.

Нашелся брат

Интуиция и на этот раз не подвела Савелия, он не напрасно торопился домой в Москву: в почтовом ящике обнаружил конверт, надписанный, похоже, рукой Андрея. Обрадовавшись, Савелий схватил письмо, и в следующий момент его охватило волнение: он рассмотрел штемпель города, откуда пришло письмо. Было от чего взволноваться: письмо пришло из Нью-Йорка!

Господи, каким образом Воронов оказался в Штатах? Как его занесло туда? Почему Андрей так внезапно исчез? Может быть, волнения напрасны и сейчас письмо все объяснит ему и все окажется совершенно простым, не стоящим выеденного яйца делом? Тем не менее Савелий так волновался, что, открывая конверт, даже чуть надорвал письмо.

«Здравствуй, дорогой мой брат! Извини, что заставил тебя волноваться, однако, к моему большому сожалению, я никак не мог предупредить тебя об отъезде. В силу обстоятельств я не могу довериться бумаге, чтобы хоть немного посвятить тебя в существо дела. Единственное, что могу сказать: это вопрос жизни и смерти!

Брат, мне нужна твоя помощь! Если хочешь услышать мой голос как подтверждение, что к тебе обращаюсь именно я, прежде чем ты примешь решение вылететь ко мне в Нью-Йорк, жди моего звонка по домашнему телефону каждый понедельник в десять часов после полудня по московскому времени. Не сердись на меня.