Крысиная тропа

Хафиз здесь — глава их тепа: большого, разветвленного рода, что-то вроде старейшины, мудрого наставника и непогрешимого вождя, чье слово — закон! С кем поделишься страхами, что, убрав Эмиля, сам можешь последовать за ним на тот свет, ведь Хафиз, вполне вероятно, постарается спрятать все концы?..

Конечно, полное, безоговорочное подчинение Хафизу служит некой гарантией безопасности, но Лечо хотел уцелеть при любых обстоятельствах, как бы в дальнейшем ни разворачивались события. А уж коли не уцелеть, то достать своего убийцу хоть с того света! Но как, как?! Не станешь же писать письмо до востребования в МВД? Даже если шулер действительно ментовский стукач, через него эту информацию до них тоже не доведешь — быстрее сам очутишься за решеткой.

Что лучше: долгие годы в зоне или пройти по лезвию бритвы? Прямой запрет звонить по известному номеру телефона говорил о многом! Правда, Хафиз вечно перестраховывается. Так как же поступить, как выскользнуть из петли?..

Шамрай еще издали заметил шнырявшего по кустам спаниеля и спустил со сворки своего черно-рыжего эрделя Карса. Ускорив шаг, он миновал поворот аллеи, надеясь увидеть впереди знакомую колченогую фигуру, и ожидания его не обманули.

— Добрый вечер, — догнав человека в ортопедическом ботинке, поздоровался Владислав Борисович. — Давненько мы с вами не встречались. Вы, случаем, не приболели?

Колченогий в ответ желчно усмехнулся:

— Болезнь и здоровье — состояния весьма относительные, — он был настроен на философский лад, — можно быть смертельно больным и не знать этого, поскольку не испытываешь никаких дискомфортных ощущений. А потом сразу — бац! — и, как раньше любили писать в некрологах, группа товарищей проводила в последний путь. Или возьмите время. Неделя или две: это много или мало?

— Смотря для кого или для чего, — улыбнулся Шамрай. Раз его знакомому хочется пофилософствовать, так стоит, наверное, подыграть.

— Вот-вот, смотря для кого или для чего! Для беременной, например, каждая неделя что-то значит, а для страны, которая вошла в штопор политического и экономического кризиса, неделя или две не значат ничего: там другие мерки. Теперь судите сами — давно ли мы встречались?

— Вы считаете, мы опять в штопоре?

— Какая разница? — человек в ортопедическом ботинке показал тростью на далекие огоньки жилых домов. — Раньше нам светил, так сказать, путеводный маяк коммунизма и была общегосударственная идеология, а сейчас что у нас есть? Куда идем, что строим? Новое «светлое будущее» для ограниченного контингента, успевшего побольше хапнуть в старом «светлом будущем»? Иногда мне думается, что в конце концов мы, хотим этого или не хотим, придем к диктатуре или монархии. Россия не может без царя!

— Особенно без царя в голове.

Колченогий на мгновение приостановился, слегка толкнул его локтем в бок и весело рассмеялся:

— Получается прелестный каламбур! — как-то по-детски обрадовался он. — Можно блеснуть при случае. Дарите авторство?

Шамрай лишь пренебрежительно махнул рукой: стоит ли упоминать о подобных пустяках? Если считаете, что получился действительно недурной каламбурчик и им можно блеснуть в кругу приятелей, так ради Бога!

— Какие новости? — решив перейти к делу, поинтересовался он.

— С вашим клиентом бесконечные осложнения, — недовольно проскрипел колченогий и, прихрамывая, двинулся дальше.

— С Рыжовым?

— Да. Как предполагалось, все потянулось от Трапезниковой. Я не зря говорил вам об этом волкодаве Серове с Петровки. Роет, подлец, как крот, в нашем огороде.

— Значит, осложнения здесь, а не там?

— Да.

— Чем нам это грозит?

— Ничем, — ехидно хихикнул калека. — Сергей Сергеевич здесь и постоянно держит руку на пульсе.

— Надо полагать, волкодаву наденут намордник и посадят на цепь? — улыбнулся Шамрай.

— Это слишком явно, — неодобрительно покачал головой колченогий. — Проще зачистить хвосты и кинуть кость, которую не сумеют разгрызть. Пусть гложут…

Последние слова он произнес с оттенком невыразимого презрения, и Владислав Борисович зримо представил себе милиционеров, подобно людоедам в детских фильмах-сказках, облепивших огромную берцовую кость.

Ладно, хрен с ними, с ищейками, Сергей Сергеевич непременно там все уладит. Главное другое — Рыжов вытянул деньги за рубеж и там события развиваются нормально: доллары легли на нужные счета. Отсюда московским ищейкам ни за что не достать ни до Кольки Рыжова, ни до утянутых им долларов — руки коротки!

Впрочем, не стоит забывать, что у сыщиков теперь есть выходы на Интерпол — времена изменились, и железный занавес давно рухнул, как и пресловутая Берлинская стена! Но и система прохождения за рубежом денег и людей тоже прекрасно отлажена, и пока еще — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — ни разу не давала сбоев. Их партнеры отлично умеют обходить сети Интерпола и ладить с местной полицией.

А вечер-то такой тихий и теплый — ни один листочек не шелохнется. Сгустились сумерки, и в просвете между деревьями парка, кажущимися на фоне неба совершенно черными, зажглась первая яркая звезда. Не важно, как она называется — пусть это будет звезда удачи! Заветная, тайная, покровительствующая ему одному и хранящая его среди житейских невзгод.

— Да, да, пусть! — то ли в ответ на свои мысли, то ли в ответ на последние слова колченогого, вырвалось у Шамрая.

Человек в ортопедическом ботинке кивнул на прощанье, свистнул спаниелю и, тяжело опираясь на трость, свернул в боковую аллею. Вскоре его силуэт растворился в темноте.

Владислав Борисович пошел в другую сторону. Хотелось надеяться, что на следующей встрече колченогий успокоит его, сообщив, что Сергей Сергеевич, как всегда, вовремя принял необходимые меры и неприятности улетучились, как дурной сон…

Эмиль не ждал звонка Лечо так скоро: тот позвонил ему около девяти вечера, через день после встречи в баре, когда старый шулер, сидя за небольшим круглым столиком, тренировал пальцы. Колоды карт порхали в его руках, как живые, то свиваясь в длинные ленты, то сжимаясь в тугую стопку, то с треском рассыпаясь и ложась на крышку столика причудливым веером. В такие минуты, когда карты были полностью послушны его рукам, Эмиль чувствовал приподнятое настроение, и все задуманное казалось ему легко осуществимым.

Он любил эту небольшую, уютную двухкомнатную квартиру, обставленную старинной мебелью, с пушистым ковром на полу в большой комнате и дорогой люстрой под высоким потолком. Жилье принадлежало давнему знакомому картежника, и, приезжая в столицу, Эмиль всегда подолгу жил здесь, заранее договариваясь с хозяином.

Услышав телефонный звонок, Эмиль неохотно прервался и взял трубку стоявшего рядом радиотелефона.

— Вас слушают.

— Привет, — фамильярно поздоровался незнакомый мужской голос и тут же предупредил: — Давай обойдемся без имен, так лучше. Это тебя беспокоят из бара. Ты позавчера заезжал с приятелем. Помнишь?

Сердце Эмиля на мгновение замерло: это же Лечо! Неужели приманка заглочена? Не проверяет же он, правильный ли ему дали номер телефона?

— Да-да, я помню! Рад тебя слышать, дорогой! Чем порадуешь?

— Удастся мне тебя порадовать или нет, я пока не знаю, — хохотнул Лечо. — Твои намерения прежние и планы не изменились?

— Слушай, я не мальчик, — обиженным тоном ответил Эмиль, — и не гулящая девка, чтобы вертеть подолом то налево, то направо.

— Ну, об этом нет даже речи, — примирительно сказал собеседник. — Но сам понимаешь, в нашей жизни постоянно происходят изменения. Поэтому и спросил. Прости, если обидел!

— Ничего, я понимаю. Все осталось по-прежнему.

— Я успел переговорить кое с кем, — заговорщически понизил голос Лечо. — Есть некоторые перспективы.

— Даже так?

— А зачем терять время? Тебе надо самому встретиться с тем человеком, о котором ты спрашивал.

«Неужели западня готова захлопнуться, и Сергей не ошибся? — подумал Эмиль. — Не думаю, что они рискнут подсунуть мне пустышку. Соглашаться?»