Чувак и надувная свобода

Я замолчал. Толпа, видимо, потрясенная моим красноречием, тоже безмолвствовала. Потом откуда-то из задних рядов раздался крик:

— Отлично сказано, Чувак! Нам нужен такой человек, как ты. Ребята, давайте Чувака в мэры! Пусть он рулит Катарсисом!

Тут же послышались голоса:

— Верно, точно! Давайте Чувака в мэры. Пусть он рулит!

Капитан Нортон встал рядом со мной:

— Правильно, ребята, отличное решение! Двинем Чувака в мэры Катарсиса!

А затем, хитро подмигнув, прошептал:

— Что, Чувак, не ожидал такого? Видишь, как дело обернулось-то, придется тебе, видно, баллотироваться в мэры. Народ-то требует. А глас народа, сам знаешь…

Я неопределенно пожал плечами — почему бы и нет, собственно? В конце концов, я сейчас безработный, мне нужны деньги. А работа мэра, насколько я знаю, неплохо оплачивается. Нортон принял мое молчание за знак согласия и крикнул:

— Ребята, Чувак с нами! Идем в мэрию, выдвинем его кандидатом!

Люди зашевелились и одобрительно закивали. Идея сделать меня главой города, видимо, всем понравилась. Капитан Нортон довел меня до мэрии, которая находилась всего в двух шагах от полицейского участка, и лично проследил, чтобы все правильно оформили. И меня официально зарегистрировали в качестве кандидата в мэры.

Через полчаса горожане, забыв о Роне Джереми, расходились по своим домам, обсуждая последнюю новость — мое выдвижение. Капитану Нортону как раз это и нужно было — чтобы все успокоились.

Следующая неделя выдалась довольно бурной. Во-первых, я официально уволился из полиции и мог целиком посвятить себя избирательной кампании. Я ежедневно встречался с жителями Катарсиса и всякий раз, по просьбе трудящихся, рассказывал подробности поимки Джереми. Людям особенно нравился тот момент, когда я подвесил Рона на крюк и отправил под разделочную пилу. Глаза женщин при этом кровожадно загорались, а мужчины одобрительно кивали — правильно, так ему и надо, упырю кровавому.

Кстати, самого Джереми на днях перевели в окружную тюрьму — улик против него оказалось более чем достаточно, и вскоре должен начаться суд. Совершенно понятно, что Рону рассчитывать на снисхождение не приходится — может, электрический стул ему и удастся избежать (адвокаты, как пить дать, постараются), но в одиночную камеру он попадет лет на двадцать-тридцать, а то и больше.

Что же, поделом ему. Справедливость восторжествует, хотя и не совсем так, как мне хотелось бы.

Во-вторых, в Катарсис приехала дальняя родственница Люси и занялась оформлением наследства, поэтому я и Чамп переселились снова в трейлер — благо, он был уже готов. Микки пришлось отдать — я не мог взять его с собой, в машине не было для него места. Обезьянку приютила Нэнси, обещавшая позаботиться о моем четвероруком друге. Они вроде бы даже подружились — по крайней мере, Микки выглядит вполне довольным.

Нэнси, кстати, возглавила мой предвыборный штаб. Вместе с девицами она развернула настоящую кампанию по моему продвижению в мэры и, надо сказать, добилась немалых успехов. Люди все активнее стали поддерживать меня, а кое-кто из местных бизнесменов даже предложил свою финансовую помощь — в надежде на будущие дружеские дивиденды, разумеется. Это был верный признак успеха — деловые люди не станут выбрасывать деньги на ветер. Ясное дело, что они рассчитывали вернуть все сторицей после выборов… Поэтому лица моих соперников — члена городского совета Ника Перлиса, с которым я когда-то сцепился из-за пиццы, и директора местной школы, довольно скучного, облезлого типа, — делались с каждым днем все кислее.

Я официально объявил, что назначу Нэнси своим заместителем, и это прибавило мне популярности — женщины Катарсиса считали ее своей героиней. Как же — почти ограбила банк, освободила подопытных зверушек, героически дралась с арабскими моджахедами да еще помогла полиции поймать опасного маньяка! Мужчинам эта рыжеволосая бестия тоже очень нравилась — красота, как я уже говорил, страшная сила. Кроме того, я пообещал, что, как только стану мэром, восстановить взорванную статую Свободы. В общем, в результатах голосования можно было не сомневаться.

Вместе с тем в городе произошло еще несколько событий — менее значимых, чем поимка Рона, но все же достаточно важных и интересных.

Капитан Нортон лично допросил Джереми и выяснил, что у него действительно был в нашем участке информатор. Им оказался Френк Фишер. Это, в принципе, меня не особо удивило. Нортон не стал поднимать лишнего шума, скандал был ему ни к чему, а просто отправил Френка на пенсию — благо, возраст позволял. Взамен выбывших — меня и Фишера — из окружного управления полиции в город прислали двух парней, и кадровый состав нашего участка значительно обновился и омолодился.

Мистер Палуччи, у которого я проработал один день разносчиком пиццы, поместил в витрине мое большое фото с надписью: «Таких ребят боятся даже маньяки!» А в супермаркете, где я неделю мыл полы, поставили мою картонную фигуру в полном полицейском обмундировании, с пистолетом и дубинкой в руках. Выражение лица у меня было самое зверское — видимо, пиарщики посчитали, что именно с такой физиономией я ловил маньяка. Реклама, как известно, двигатель торговли, и я, судя по всему, стал ее локомотивом. В одном отдельно взятом городе, разумеется.

В общем, моя слава росла не по дням, а по часам, чему в немалой степени способствовали и телевизионщики, быстренько сварганившие пару сюжетов о храбром полицейском из маленького провинциального городка, в одиночку справившимся с опасным психом. Газетчики тоже постарались — моя улыбающаяся физиономия украсила первые полосы нескольких изданий, в том числе женских журналов. После этого в Катарсис хлынули письма от одиноких дамочек, мечтающих познакомиться с храбрым полицейским.

Я отправлял все эти послания прямо в мусорную корзину — после смерти Люси мне не хотелось ни с кем заводить близкие отношения. Хотя Нэнси несколько раз прозрачно намекала, что не против, если я перееду к ней… Однако я пропускал эти намеки мимо ушей.

Честно говоря, популярность даже стала меня утомлять, и я с нетерпением ждал дня выборов, после которого шумиха должна была немного утихнуть.

И вот наступил день моего самого большого триумфа. С самого утра жители Катарсиса потянулись в школу, где находился избирательный участок. У входа их встречали девицы-экологини с моими фотографиями в руках — чтобы напомнить, кто спас город от маньяка и за кого следует голосовать.

Сама Нэнси в очень сексапильном наряде обрабатывала сильную половину жителей Катарсиса — подходила к каждому избирателю мужского пола и, сладко улыбаясь, вручала значок с моей мордой. Потом, плотно прижавшись грудью, жарко шептала на ухо: «Проголосуй за Чувака, и ты станешь моим героем!» Обалдевшие мужички в сильно приподнятом настроении дружными рядами шли к урнам и отдавали за меня голоса. Я тоже не бездельничал — соблазнял женскую половину города: стоял при входе на избирательный участок и улыбался во все свои тридцать два зуба.

К середине дня стало понятно, что победа за мной. Нэнси организовала праздничный стол прямо в школе, и мы с друзьями-байкерами (они тоже пару раз поучаствовали в моем предвыборном шоу), а также с экологинями, слегка растерявшимися от внимания здоровенных бородатых мужиков, бурно отметили это радостное событие. Последнее, что я помнил, — как Нэнси впихивала меня в машину, чтобы отвезти к себе домой. Потом наступила полная темнота…

Утром рыжеволосая богиня растолкала меня пораньше и заставила принять холодный душ, чего я терпеть не могу, затем напоила крепким кофе и отправила на работу. Точнее, сама отвезла в мэрию, поскольку мы с ней теперь трудились в соседних кабинетах.

Своим первым указом я решил выделить деньги на закупку статуи Свободы — старая ремонту не подлежала. Но при проверке бюджета выяснилось, что расплатиться за копию нам нечем — городская казна была почти пуста. Я расстроился — не хотелось начинать новую жизнь с обмана избирателей.