Облава

Поднялись на лифте. Носильщик, упакованный в фирменный темно-синий сюртук с золотым кантом, бережно нес чемодан Меркуленко. Лифт остановился, и небольшая процессия двинулась по толстой ковровой дорожке коридора. Одна из дверей, мимо которой проходили, вдруг распахнулась, и из номера вышел худощавый мужчина в темном костюме. Меркуленко не обратил бы на него внимания, если бы тот не отшатнулся, словно появление незнакомых людей перед дверью номера его испугало, точно он был застигнут на месте преступления. Мужчина, юркнув обратно в номер, поспешно прикрыл за собой дверь. Носильщик, подхватив чемодан Николая Николаевича под мышку, отпер ключом соседнюю дверь. Это был номер русского гостя.

Здесь, однако, повторилась такая же история. С той лишь разницей, что из номера, едва только дверь распахнулась, выскочил тоненький паренек в униформе служителя гостиницы. Он страшно смутился и, прошелестев что-то неразборчивое, рысцой бросился прочь. Гюнтер нахмурился, кашлянул и отступил в сторону, пропуская вперед носильщика с чемоданом. Впрочем, Меркуленко, хотя и уловил, что обслуживающий персонал роскошного отеля допустил какой-то непонятный промах, не обратил на всю эту возню никакого внимания.

Трехкомнатный номер был обставлен роскошной мебелью в старинном стиле, повсюду стояли гигантские фарфоровые вазы, множество окон были зашторены тяжелыми портьерами. Обстановка с первых же минут подействовала на гостя расслабляюще. Все еще чем-то озабоченный Гюнтер провел Меркуленко по всем комнатам, с особенным нажимом советуя ему с дороги принять ванну. Показал и ванну — от вида которой у Николая Николаевича захватило дух. Это был мини-бассейн с джакузи.

Потом Гюнтер ушел, пообещав заехать после обеда, за полтора часа до пленарного заседания. Оставшись в одиночестве, Николай Николаевич некоторое время бродил по огромному номеру, изучая обстановку. Гостиная… кабинет… Через распахнутые настежь двери балкона, словно через хрустальный шлюз, низвергались каскады света. Неукротимый водопад заливал все вокруг, и каждый предмет словно бы светился, зажженный солнечными лучами. Полированная мебель сверкала и переливалась, точно хрусталь, на стекле и металле весело искрились солнечные блики, даже зеленый пушистый ковер с ткаными узорами выглядел настоящей лужайкой. На столах в гостиной и кабинете, встречая нового постояльца, в вазах стояли цветы.

Не желая ни в чем лишать себя удовольствия, Николай Николаевич зашел в спальню и присел на кровать. Постель ему тоже понравилась: прохладные шелковые простыни, легчайшее пуховое одеяло с вышитыми шелковыми цветами. В туалете при спальне оглядел малахитовую раковину и унитаз, крутанул желтый, под золото, кран, пустив тугую струю воды. В гостиной присел в кресла — мягкие и до того глубокие, что с трудом выбирался из их податливой топи.

В общем, номер ему понравился. Вспомнив, что его ожидает ванна, похожая на маленький бассейн, Меркуленко взглянул на часы. До вечера времени было полно, можно расслабиться. Николай Николаевич с усмешкой подумал о предстоящем выступлении. «Господа хорошие, ну я вам и выступлю», — лениво пробормотал он, погружаясь в приятную дрему и отрешаясь от тревог и забот оставленной за две тысячи миль Москвы.

А тревог было хоть отбавляй. Ему все не давала покоя мысль, для чего его сорвали с места и без предупреждения кинули в эту командировку… Почему так спешно? Да и вообще почему сюда, почему именно его? Внешнеэкономическими вопросами в администрации занимается Сергей Сергеевич Степанов, а не Меркуленко, так что эта поездка во Франкфурт явно имеет какую-то иную цель… Неужели все дело в завтрашней встрече Владислава Игнатова с Анатолием? Да, Игнатов… И куда же он запропастился, этот Игнатов? Что же он вчера не позвонил, как договаривались? Николай Николаевич мысленно выругался. Вот черт, тоже мне, связался с зэком…. А все старик Львов заморочил голову — вцепился как клещ: пойди на контакт да пойди на контакт с Игнатовым! Не важно, что он вор в законе, он серьезный предприниматель, под его началом трудятся сотни и тысячи подчиненных, и его «предприятие» работает как часы… Такого бы деятеля в министры, а то и в премьеры — было бы дело! Игнатов, уверял Львов, очень деловой человек, надежный партнер по переговорам… Он сумеет помочь на будущих выборах… И вот на тебе, помог! Вчера, в назначенное время, Николай Николаевич весь вечер прождал его звонка, как дурак, но так и не дождался. А сообщить Игнатову нужно было многое. Во-первых, то, что с Мартыновым достигнута-таки окончательная договоренность. Во-вторых, что ветре-ча будет проходить вдали от посторонних глаз и ушей, хотя и в весьма людном месте. И Игнатов кровь из носу должен быть там в означенное время. Ну и, в-третьих, надо было его предупредить об этой странной командировке. А где же теперь искать этого господина Игнатова, скажите на милость? И как его известить?

Он не заметил, как мысли постепенно смешались в его утомленном мозгу и растаяли, превратившись в клубок сновидений… Даже сон в этом заграничном мире был совсем другой — непробудный, спокойный, без волнений и того напряжения, которое не оставляло его все последние годы, в общем, не сон, а полное забытье. Давно уже его сознание не погружалось в такие недра забытья, но тем не менее Николай Николаевич даже во сне интуитивно понимал, что расслабляться до конца не стоит, и медленно, с трудом всплывал из глубин сна на поверхность… к яви.

Тьма рассеялась, сквозь плотно закрытые веки стал пробиваться розовый свет. Ему почудилось, что он услышал какой-то тихий сухой звук наподобие щелкнувшего замка или стук дверной ручки. Словно кто-то вошел к нему в номер… может быть, это жена Ксеня или секретарша Аллочка? Ведь больше никто и не может потревожить его во время отдыха…

Как только сон отступил, он мгновенно ощутил прилив рутинной тревоги: все ли он сделал, что запланировано, не упустил ли чего-то? В подсознании начала медленно разматываться ставшая привычной за несколько лет цепочка мыслей: надо срочно позвонить Анатолию, предупредить об исчезновении Игнатова…. а по приезде из Франкфурта передать тугие, с хрустящим содержимым, конвертики Фомичеву, чего он не успел сделать сегодня утром до отъезда в аэропорт. Иначе Фомичев занервничает. Потом надо вручить ежемесячную «премию» Ганшину из аппарата Белого дома, чтобы тот продолжал держать их в курсе решений «малого совнаркома»… Потом Тялин… Анатолий просил его наладить прослушку телефонов Тялина. Ага, об этом, кстати, можно попросить Львова. У Львова есть связи с действующими работниками ФАПСИ… Он поможет… Что еще?.. Решить проблему Игнатова, вот что… Куда же он делся, этот чертов зэк? Неужели опять у него нелады с «внуделами»?

Подсознательный иррациональный страх, словно крот, закопошился в глубинах мозга, последняя тонкая пелена дремоты лопнула — и Николай Николаевич открыл глаза. Его взгляд беспокойно заметался по потолку: где, где это он? Какой-то незнакомый потолок — белоснежный, по-старинному мягко обрамленный золоченой лепниной по углам. Он растерянно перевел взгляд вниз, на пушистый узорчатый ковер. Все незнакомое! Николай Николаевич попытался приподняться в мягком пружинистом кресле: кто же это заходил, пока он дремал здесь один?.. И тут его точно ударило, и он вспомнил все: и неожиданный вызов к Штерну, который сообщил о командировке во Франкфурт, и неутомительный перелет, и учтивосладкое лицо Гюнтера, и вестибюль отеля «Интерконтиненталь», и шикарный люкс, в котором его не покидало постоянное ощущение, что кто-то за ним подглядывал во время короткого сна!

Он бросил взгляд на часы — спал не больше получаса, времени еще вагон, но что это его так обеспокоило во сне? На всякий случай Меркуленко подошел на цыпочках к двери номера и, резко отжав ручку замка, распахнул дверь. Никого. Иронически усмехаясь, он закрыл дверь и вернулся в гостиную: хватит страхов, достаточно их ему дома. Самое время освежиться. Мысль о джакузи доставила ему удовольствие. Николай Николаевич подошел к стене и нажал кнопку, над которой была прикреплена латунная табличка с фаянсовой горничной в черном платье и белом передничке, — и уже через пару минут он давал строгие указания застывшему в полупоклоне коридорному.