Скалолаз

– Да пошел ты! – вскипел Кепке. – Курочкин создает нам неудобства, вот о чем я сказал.

– Тонко подмечено, – усмехнулся командир. – Даже ты, Хорст, исподволь дал точное определение нашей проблеме. Курочкин – решаемая проблема. Согласен – он создает нам неудобства. Как против него играть, спрашиваешь ты? Никак. Он сам проиграет. У нас есть время. А пока мне нужно взвесить все «за» и «против», чтобы решить окончательно – идем мы дальше или нет. А он, – Шеель из-под ладони посмотрел на скалы, – пусть пока сидит там. Если я правильно понимаю его положение, сейчас он отдыхает на отвесном обрыве. Спит. Видит во сне ужасы, которые его ждут впереди.

– Нам придется выставлять на ночь караульных, – сказал Кепке, успокаиваясь.

– Вот это обязательно, – мелко покивал Шеель. – И сегодня ночью на посту будешь стоять ты.

«Напросился», – подумал Кепке. Но мысль об Алине слегка скрасила его помрачневшее настроение. Может быть, сегодня ночью что-нибудь получится?

И спросил:

– Выходит, Ларс, мы остаемся здесь еще на одну ночь? А чехи?

– Они тоже заночуют на прежнем месте – у меня точные сведения на сей счет.

– Понятно… А скажи, Ларс, если мы не будем подниматься дальше, то как же твоя гора?

Шеель с грустной улыбкой глядел на далекий и близкий пик Кангбахена. На небеса.

– Я хоть посмотрел на нее, – негромко изрек он.

Кепке понимал своего командира: когда поднимаешься в горы, поневоле становишься философом. Но вопрос он задал только из сочувствия к командиру. В планах операции было точно определено если не место ключевого действия, то, во всяком случае, приблизительное расстояние до него: двух-трехдневный переход от базового лагеря чехов.

Глава 8

19 апреля

1

Кепке замерз. Он выбивал зубами бравый маршевый ритм. Ему хотелось хлебнуть из термоса горячего чая, но для этого нужно вернуться в палатку – и он наверняка кого-нибудь разбудит.

Время четыре часа утра, а Алины все нет. Она ушла, когда часы показывали четверть двенадцатого. Хорст всегда различал, когда женщина выходит из своей палатки. Он тоже вышел, стараясь не разбудить товарищей – ему пора было на дежурство. Впрочем… Скоро они вскочат сами: Алина начнет отпускать шуточки в его адрес, потом вылезет Шеель с автоматом наперевес. «Тоже мне, нашел ремень для воспитания», – усмехнулся Кепке.

Но Алину он все равно достанет. Он возьмет ее. Хорст чувствовал, что с ней просто так не ляжешь, но видел, что Алина заводится от его ежевечерних вылазок. Ему казалось, что она раздевает его глазами.

«Только так, – думал Кепке. – Ты самая трудная женщина в моей жизни. Ты даже не представляешь, до чего ты доводишь меня!»

В светлое время суток во время коротких привалов они садились отдыхать друг против друга и бросались огненными стрелами. Кепке старался придать глазам настоящий звериный блеск. И это ему удавалось. До Алины теперь доходили не только взгляды Хорста: ее ноздри подергивались, она буквально вдыхала запах его похоти.

А Кепке будто находился на театральной сцене. На товарищей он вообще перестал обращать внимание – они тут ни при чем, а он залез на высоту шесть тысяч метров, чтобы переспать с бабой. Он шумно сопел, резко расслаблялся, закрывал глаза… Алина подбадривала его смеющимися глазами и аплодировала ресницами: «Молодец, грубиян! А ну, выдай запах!» – и клубы похоти обволакивали ее.

Кепке говорил себе: «Еще день-два, и она сама затащит меня в палатку. А я… – Хорсту в голову пришла забавная мысль: – Она меня затащит, а я… уйду!» Настроение у него поднялось, и он уже не сомневался, что именно завтра он так и поступит.

«О! Она обязательно затащит меня».

…Мысли о горячем чае перекрыли доступ остальным. Кепке вдруг хлопнул себя по лбу: палатка Алины! В ее термосе наверняка есть или горячий чай, или кофе.

Хорст лег поверх спального мешка Алины и с необъяснимым блаженством шумно потягивал горячий кофе. Лишь после того как он согрелся, к нему вновь пришли думы о женщине.

«Куда же все-таки она пропала?»

Хорст шел за ней метров триста, пока она неожиданно не свернула за ледовый наворот. Его посетила победная мысль: «Сама позвала». Он резко завернул за угол и на всякий случай заблокировался руками, но…

Алины там не было.

Сразу же за наворотом открывалась глубокая расщелина, со дна которой можно было выбраться на ровную площадку. Он подошел к краю и заглянул вниз. При свете тусклой луны он увидел удаляющуюся Алину. Вот она остановилась и махнула ему рукой: «Пошли».

Сука! Она же знает, что я не скалолаз. Я не могу спускаться по вертикальным стенам без специальных приспособлений.

Он понял, что женщина смеется над ним.

Куда она поперлась?! Не к чехам же в лагерь? Но до них идти часов восемь-девять. А если кто-то из их лагеря выйдет ей навстречу, то время сократится вдвое.

Что же ты за штучка такая, Алина?

Кепке прождал ее у расщелины часа полтора и вернулся в лагерь.

Сейчас… он посмотрел на светящийся циферблат часов… 4.30. Ну, где она?

Хорст согрелся и решил выйти из палатки. В голове промелькнула мысль: разбудить командира и все рассказать. Но он передумал: «Это я всегда успею».

Кепке распахнул полог палатки и вылез наружу.

В нескольких десятках метров от себя он увидел Алину.

Она едва держалась на ногах. На ней не было ее привычной вязаной шапочки, волосы смерзлись. Подбитые пухом брюки разорваны в нескольких местах, куртка на груди порвана. Она шевелила посиневшими губами и протягивала к Хорсту окоченевшие руки.

«О черт…» Он поспешил ей навстречу.

Кепке с трудом затащил Алину в палатку, щелкнул кнопкой фонарика, быстро освободил ее от ботинок, шерстяных носков и брюк. В таком же темпе снял с нее куртку и толстый вязаный свитер.

– Где у тебя спирт? – Он низко склонился над ней, стараясь говорить как можно тише, чтобы не разбудить остальных. Рука невольно легла на обнаженную грудь Алины. И Хорст тотчас отдернул ее: она была холодна, как лед.

– Там, – еле выдавила из себя Алина. – В верхнем… кармашке рюкзака… Справа.

Кепке дал ей отхлебнуть глоток и держал наготове куртку, чтобы, если женщина закашляется, приглушить звук.

Алина глубоко выдохнула и глазами попросила еще.

Он дал глотнуть ей второй раз и начал растирать ее спиртом. Уже через три-четыре минуты ее тело горело под сильными руками Хорста. Он не пропустил на нем ни одного участка, перевернув Алину на живот. И он сходил с ума. Он дотрагивался до женщины как будто в первый раз, он что-то познавал. Он вдруг увидел, что, кроме привычных груди, бедер, ягодиц, существуют волнующие его плечи, совершенно незнакомые изгибы рук. Он втирал спирт в икры, в мягкую ткань ступней, а голова кружилась, вдыхая спиртовые пары и жар раскрасневшегося тела. Он перебрал каждый палец на ее ногах, стиснув зубы, массировал бедра. Алина тихо стонала под ним. И когда пламя готово было вспыхнуть в его голове, он, тяжело хрипя, трясущимися руками торопливо стал расправлять спальный мешок.

И торопил Алину. И – торопил себя.

Алина сделалась гуттаперчевой, когда он помог ей забраться в мешок.

«Молния» сомкнулась у ее подбородка, и Кепке, избегая взгляда женщины, потянулся к фляжке.

Два, три обжигающих глотка. Огонь волной прокатился по телу. А ему хотелось ледяного душа. Он высунул руку за полог палатки и захватил пригоршней снега. Зубы заломило от контраста, и он болезненно сморщился. Его понемногу начало отпускать.

– Хорст, – как сквозь сон, услышал он голос Алины.

Повернувшись к ней, он вопросительно кивнул:

– Что?

– Дай мне твою руку, – попросила она.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке. Алина повернула голову и поцеловала его пальцы:

– Спасибо тебе.

– Ну, – буркнул Хорст, убирая руку. – Это лишнее. – И спросил: – Я пойду?