К строевой - годен!

– А-а-а!!! Убью падлу!!! Зашью ему дыру!!! А!!! Он насрал под меня, а!!! Я не видел!!! А!!! Я в говне, а-а-а!!!

Его кто-то сильным ударом сбил с ног и крепко врезал прикладом по спине. Кидавшего ему ключи напарника уже скрутили. «Точно не менты», – успел подумать Сивый. Его обрабатывали, не останавливаясь.

Все закончилось за секунды. Фрол не скрывал радости, увидев ввалившуюся в дом группу захвата. Теперь он обязательно подразнит Простакова. Тут он и водочки напился, и салатиков потрескал, и на девок поглазел. Где в армии такое увидишь? А тут тебе пожалуйста. Быстро оправившись от шока, он гордо поднял голову вверх и направился к выходу, небрежно отвечая всем интересующимся, что с его здоровьем все отлично. Штаны сырые совсем чуть-чуть, от пота, но это не считается.

Витек плохо представлял, что там происходит у него за спиной. В зеркало заднего вида фар не видно. Похоже, можно сбавить. Вот впереди знакомый дом, из которого Фрол должен был украсть, да и украл, курицу. Вон и комбат стоит с какими-то незнакомыми ему хмырями. Ну все, приехали. Одну тачку он вытащил. За вторую простите, если что не так. Чем мог, помог.

Резинкин начал притормаживать. Вот он, а вот в ста метрах подполковник.

С проселочной дороги на асфальт вылетел мотоциклист, круто развернулся, встал на козла и унесся в темноту, пролетев мимо военных. За ним последовал второй, прямо перед самым носом «БМВ». В свет фар попало заднее колесо. Расстояние сокращалось стремительно. Тормоза не спасут. Резинкин собьет его однозначно, пока тот копается, выкручивая мотоцикл.

Времени на принятие решения не осталось, и Витек резко ушел в сторону. Его понесло по колдобинам навстречу деревянной стене. Он выжал тормоз. Сработали подушки безопасности. Только бы не сильно помять комбатовскую тачку, только б чуть-чуть.

Раздался треск ломающихся досок.

Бревно пробило лобовое стекло и прорвало воздушный пузырь, который с грохотом лопнул. Со всех сторон раздалось осуждающее подобное поведение кудахтанье. Еще бы – въехать на машине в птичью спальню.

Витя отвел лицо от балки, до которой оставалось меньше сантиметра. Фары горели. Света достаточно, чтобы видеть, как по капоту прохаживается лысый петух. Нагибает голову то вправо, то влево. Рассматривает. Скребет когтями по капоту и кажется весьма довольным тем, как Витя въехал в их сарай.

Откуда-то сверху плавно падали на землю белые перышки.

Бабу Валю во время удара подбросило на постели, и она проснулась.

– Чего это с курами? – кряхтя, она села, сунула ноги в обрезанные валеночки и пошла в хлев посмотреть на то, что же случилось, прихватив с собой свечу в старом массивном подсвечнике.

Она открыла дверь в курятник, не переставая причитать:

– Господи, что ж такое, господи.

Яркий свет горящих фар ударил ей в глаза. От неожиданности она зажмурилась и закричала:

– Милиция!!! Помогите!!! Люди!!! Убивают!!!

Попривыкнув, бабулечка увидела темный силуэт, похожий на человеческий, пролезающий между досками на улицу, и переменила тему:

– Паскудник! Гад!

Ее и без того растревоженные куры от такого визга шуганулись подальше. Только Лысый, не обращая никакого внимания на вопли, продолжал спокойно чистить клюв о разбитое лобовое стекло. Очень удобно, краешки острые.

Перестав орать, баба Валя присмотрелась к автомобилю.

Большой, кажись, синий. Занесло ж окаянного. Пусть только вернется, она ему покажет, она его ух, так его растак.

Комбат вежливо отодвинул вылезшего на воздух бледного Резинкина и вошел в сарай полюбоваться на свое добро. Влетев в дыру, он увидел привидение со свечой в руке.

– А-а-а! – заорал комбат от полученного шока.

«Все, – думал Витек, засунув руки в карманы штанов и пытаясь незаметно для остальных унять дрожь. – Губа до конца службы».

Баба Валя приняла комбата за вернувшегося грабителя. Язык ее отсох, и она безжизненно стояла на приступочке в одной белой ночной сорочке, с распущенными длинными седыми волосами и с массивным подсвечником в руке, освещаемая мощными фарами.

– Не бойтесь. С вами все в порядке?

Комбату самому надо было пообвыкнуться после испуга, что уж говорить о бабуле.

– Нет, – услышав спокойную человеческую речь, бабка немного отошла.

Стойлохряков разглядывал автомобиль.

– Все ж не удалось. Все ж влетел. Но только лобовое стекло. Только стекло. Хлипкий у вас сарай, бабуля. И хорошо.

И тут баба Валя подняла хай:

– Куда ты, безмозглый ирод, черт тебя отдери, летел среди ночи на своей бандуре! Кто мне теперь сарай восстановит?

Вынимая кусочки разбитого стекла из резинового уплотнителя, комбат, не оборачиваясь, успокаивал потерпевшую:

– Это не вопрос. Будет лучше прежнего.

– А курям моим где теперь жить? В избе? Стой. Куда ты пошел? Как твоя фамилия, чтоб я могла в милицию сообщить.

– Милиции около твоего дома, мать, столько еще никогда не было. Одевайся, выходи на улицу и жалуйся.

Бабка лупала глазами. Лысый, довольный происшествием, фальшивил.

Выйдя из пролома, комбат застал Резинкина в обществе Мудрецкого. Оба сидели и курили на травке. У Витька нервы никак не могли вернуться в норму. Комбат сел рядом с рядовым на траву и похлопал его по спине.

– Все нормально, пацан. Сейчас в расположение и сутки отдыхать. И еще этому... Валетову то же самое. И три дня к отпуску за удачный угон. Лейтенант, запомнил?

Мудрецкий поднялся.

– Так точно.

– Что с «Ауди»? – Резинкина весьма интересовал этот вопрос.

Комбат ухмыльнулся:

– Все хорошо. Твои дела придется отмывать Сивому. Это я устрою. Вовремя ты отчудил.

Глаза Резинкина вспыхнули.

– Прокатило. Здорово, – потом ему взгрустнулось. – А знаете, товарищ подполковник, что самое сложное было сегодня?

– Ну?

– Тужиться, когда на тебя сквозь окна салона смотрят десантники через приборы ночного видения.

Глава 10

ЕВРОНУЖНИК

– Ты дневальный, – крепкий старший сержант Деев из третьей роты ткнул толстым пальцем в грудь Резинкину.

Витя вышел из кубрика впереди готовящегося принимать дежурство по роте сержанта Батракова.

Сегодня они на пару с Заботиным дневальные. Забота – вертлявый и хитрый парень. Язык у него подвешен, и отбрыкивается от тяжелой работы он просто мастерски. К тому же его давно перевели в слоны, что для Вити означало крепкую дружбу с туалетом и умывальником. Заботе же достанется длинный коридор, который надо помыть всего два раза за сутки – весна, грязи хоть отбавляй. Еще бы дождь, тогда и Забота будет вешаться.

У солдат есть дурная привычка плохо очищать сапоги перед казармой. В результате вся грязь на «взлетке» – длинном коридоре посреди казармы.

Хватает ее и в туалете. Если дождь, в наряде не разогнешься. Один стоит рядом с тумбочкой – на посту, как раз напротив входной двери, другой в это время вымывает принесенную с улицы товарищами по службе землю.

Резинкин знал, что ему после шести вечера первому придется заступить на пост, поэтому не видел ничего такого в том, что ответит старшему сержанту «да».

– Да, – ответил Резинкин.

– Слезай с тумбочки, – скомандовал Деев дородному, пока еще пузатому дневальному. Резинкин был уверен в том, что через полгода парнишку родные не узнают. Захудеет чуток, килограммов на пятнадцать.

– Э! – Начищенный и надраенный Батраков быстрыми шагами шел к посту. – Ты чего, я у тебя еще ничего не принял.

Конопатая толстая морда из третьей роты повелась было покинуть пост, но, услышав деда Женю, осталась на месте.

Деев был расстроен. Свалить дежурство по-тихому не удалось. Батраков зацепил его, процедура могла растянуться надолго.

– Уже шесть, – Деев кивнул в сторону электронных часов, висящих над дверью.

– Третьей ротой наряд не сдан, отдельным хим-взводом наряд не принят.

Заложив руки за спину, Батраков прямиком направился в сортир. Деев остался на месте.