Личный убийца

— Почему?

— Потому что телефон они тоже «увели».

Леля бросилась в прихожую. В самом деле, рижского красненького аппарата с определителем номера, световым сигналом и памятью на пятьсот номеров тоже не было: на шнуре болталась варварски вырванная из стены розетка.

— У тебя есть сотовый аппарат, не валяй дурака! Каменев обнял ее, погладил лапищей по спине:

— Все равно они ни черта не найдут, а вони будет — на все ГУВД: Старого Опера обобрали лохи. Сечешь?

— А как же… как же мы? У матери денег нет, за квартиру платить нечем, даже проездной не на что купить! Ну как мы жить будем, Каменев?

— Нормально, — отстранил жену Старый Опер и посмотрел на часы. — Попался бобер, и колодка на шее… В общем, так. Не мы первые, не мы последние. Без моей санкции — никаких мероприятий. Ни Илларионову, ни Женьке, никому не звонить. Это раз. Пойти умыться, приодеться, намарафетиться — и шагом марш на работу. Это два. А три — это уже мое дело.

— А как же?..

— Тс-с-с! — приложил к губам палец Каменев. — Выполняй. Для успокоения души можешь считать, что Бог послал тебе за грехи мужа-алкоголика, и он все пропил. Теперь я «завяжу», и мы заживем пуще прежнего.

Каменев вышел на балкон, закурил последнюю остававшуюся в пачке «примину». День обещал выдаться теплым и солнечным; пели птицы; сосед выгнал из гаража «Опель-Рекорд» — Старый Опер полистал замусоленный блокнотик с телефонами, нашел нужный номер и позвонил.

— «Лада»?.. Господина Римского… Скажи, что его Каменев просит, собственной персоной!.. Он знает… Пусть бросит своего клиента с «мерсом» и вприпрыжку бежит к телефону. Я бью два раза, второй — по крышке гроба!..

На балконе, в подвешенном шкафчике с инструментами, на дне коробочки с набором крестообразных отверток, в целлофановом пакетике у него была заначка: пятьдесят долларов мелкими купюрами. До них воры не добрались. Обнаружив деньги в целости и сохранности, Старый Опер с прищуром поглядел на солнце, подмигнул севшему на перила сизарю и рассовал доллары по карманам: пять — долг Кате Илларионовой, еще пять — на бензин, два — на сигареты…

— Алло! — откликнулся запыхавшийся от быстрого бега абонент. — Я вас слушаю!..

— Привет, Итальянец, — сказал Каменев.

— И в самом деле, Старый Опер! — не то обрадовался, не то испугался абонент. — Сколько лет, сколько зим, Сан Саныч! Чем могу служить?

— Можешь. Имею продать товар. Реликтовая тачка ижевского завода по кличке «Москвич» семьдесят восьмого года рождения. Та самая, на которой я тебя возил в «браслетах» в МУР.

Вместо ответа Итальянец присвистнул, что означало оценку сложности поставленной задачи.

— Бабки в чистом виде за вычетом твоего гонорара и накладных расходов нужны срочно.

— Понял, — озадаченно проговорил Итальянец. — За товаром кого-нибудь прислать или пригоните сами?

— Сам пригоню. Если заведу.

Больше Каменев по телефону распространяться не стал, еще раз посмотрел на часы, показывавшие четверть двенадцатого, и отправился в гараж.

— Вот тебе пять американских рублей, — пришлепнул купюру к туалетному столику. — Бери и ни в чем себе не отказывай.

— Откуда?..

— Бог послал.

Ключи от гаража нашлись в кармане бушлата в кладовой. Каменев шел по двору нетвердой походкой: внезапная мысль о том, что машины, которую он видел в последний раз, еще когда с крыш свисали сосульки, может не оказаться на месте, взволновала его. Но старенький голубой «Москвич», изрядно побитый ржавчиной, сиротливо стоял на колодках.

Он снял пиджак, надел синий промасленный комбинезон и принялся обряжать машину перед тем, как отправиться на ней в последний путь.

«Ничего, — утешал он себя, снимая аккумулятор, — ничего. Не такое переживали, справимся и с этим».

Свободное падение Старого Опера было слишком очевидным, но он был горд и самолюбив, а потому не стал звонить о несчастье даже друзьям. Хватало того, что Женька жалостливо приютил его в своей, еще не набравшей должной силы, конторе. И к Итальянцу, которого Каменев брал два раза и самолично отвозил на Петровку, обращаться было, конечно, западло. Но мир перевернулся. «Отступило вспять веселье святочное», — как писал поэт. Теперь он, полковник Каменев, был у подножия иерархической лестницы, на верхней ступеньке которой стоял Итальянец — бывший профессиональный угонщик и разбойник содержал шикарную заправку близ Ботанического сада с оснащенным ремонтным комплексом и комиссионной площадкой. Ясно было козе, что это «крыша», Каменеву ничего не стоило вычислить, кто на самом деле был держателем «Лады». Но… Следовало зажмуриться и наступить на горло собственным амбициям.

Он одолжил у соседей новенький чешский аккумулятор, позаимствовал полканистры семьдесят шестого бензина и тюбик шампуня. Вытолкнув «Москвич» во двор, засучил рукава и принялся приводить его в порядок вынул коврики, снял протертые чехлы, выбросил содержимое дырявого багажника, открыл капот.

— Куда это ты собрался?

В новеньком плаще и красных туфлях на высоком каблуке, умело загримированная, Леля источала аромат французских духов, подаренных Валерией, и если бы не припухшие веки и покрасневшие белки глаз, можно было сказать, что она даже помолодела.

— Ты помолодела, — оценивающе глянув на жену, сказал Каменев. — Дня на два. А может быть, и на три. Иди, работай. — Он похлопал «Москвич» по капоту и посмотрел в фары-глаза: — Дай тете ручку.

— Могу я знать…

— Можешь. Но не должна.

Леля фыркнула и зацокала каблучками по асфальту двора, а Каменев развел в ведре шампунь и, вооружившись щеткой, стал отмывать машину от прошлогодней грязи.

Хорошо тренированному, посвященному в секреты восточных боевых искусств Столетнику в отличие от Каменева спиртное наутро не требовалось, достаточно было проделать несколько дыхательных упражнений.

Они по-братски обнялись с Викентием Решетниковым. Тот принял подарки с благодарностью, тут же ощутив неловкость оттого, что не оправдал Женькиного доверия, и мало, что заработал едва ли на налоги, так еще и попал в историю.

Женька и Валерия выслушали сдержанный рассказ о делах. Шеф агентства просмотрел появившиеся в его отсутствие документы.

— Одним словом, клиентуры нет. Денег — ноль. Есть охранная работа, но это — гроши, — подытожил Викентий.

К одиннадцати часам появился бывший одноклассник Столетника Валя Александров, имевший адвокатскую практику и содержавший частную нотариальную контору, приглашенный в «Шериф» в качестве юрисконсульта.

— Понимаешь, я бы оттуда свалил, — оправдывался Викентий, — но не было уверенности, что меня никто не видел. Поместили бы в газетах фоторобот, тогда бы и вовсе не отмыться.

— Что ты этому Кокорину рассказал? — поинтересовался Столетник.

— Рассказал все. Кроме того, что мы с Каменевым раскопали об этом Богдановиче. Пусть отрабатывает зарплату, у него оперов целый штат. К тому же, если Богданович вздумает давить на меня, толково объясню, что не стоит.

— Он выдал заключение об аннулировании лицензии?

Решетников протянул сложенный вчетверо листок.

— Все правильно, — кивнул Александров, просмотрев бумагу. — Хотя удивительно мягко.

— Я тоже так думаю. Почему он тебя не лишил лицензии? Что он за тип?

Решетников пожал плечами:

— Могу высказать свои соображения. Мужик он думающий, правильный и очень грамотный. Но предупреждением ограничился явно не по доброте душевной. Каменев разнюхал, что в их следственном управлении прокурором теперь Шорников. Когда-то он вместе со следователем Донцом оформлял пересмотр по делу Богдановича — с части второй на первую, сэкономил ему два года свободы. Защищал его Рознер. Думаю, крутились там приличные деньги. Именно потому, что я не стал посвящать Кокорина в наши с Каменевым изыскания, он на рожон не полез. Уж больно отчетливо прослеживается цепочка — с одной стороны, его подследственный, которому так или иначе инкриминируется хранение «огнестрела», с другой — Шорников, а сверху — Донец. И эта партия «Власть и порядок», которая всех их объединяет.