Месть фортуны. Фартовая любовь

Остап криво усмехался. С оставшимся решил разделаться жестоко. Но и его убили в Полтаве. Кто и за что? Никто не узнал. У него одна мать осталась. Совсем ослепла от горя, так писали Остапу домашние.

Три с половиной года просидел он на Колыме. И вышел по амнистии. Не он один. Много фартовых освободили из заключения. Они-то и уговорили Остапа на фарт, в малину. Убедили, что теперь на воле ему еще труднее придется:

— Кому надо — виновный ты иль нет? Любое гавно, всякий пидер станет вякать в мурло, что без дела не судят и на Колыму не упекают. А значит, учиться тебе — зарублено. Хорошее место — не обломится никогда! Но главное не в том! Кто где что- нибудь сопрет, возьмут за жопу. Станешь козлом за всю деревню отдуваться. Потому что ты сидел уже по воровской статье. И даже подставят, если твое мурло кому-то не по кайфу будет! Секи! Дело тебе вякаем! Хиляй с нами — пока фалуем!

И Остап согласился с доводами, помня прошлое.

Написал с дороги матери письмо. Сообщил, что освободился и едет с друзьями, такими же, как и сам — бедолагами, искать лучшей доли. И попросил, чтобы не обижалась, мол, пусть остынет память, отляжет горе от сердца… А пока трудно вернуться туда, где был осмеян и обижен.

Обратного адреса не указал. И в этот же день пошел вместе с законниками в первое дело.

В ювелирном фартовые сработали без сучка и задоринки.

Пригодилось и умение Остапа быстро и беззвучно открывать замки. В тот раз он тихо открыл сейф и выгреб в мешок кучу коробочек с кольцами, перстнями, серьгами и цепочками.

Вышли через служебный ход, оглушив сторожа фомкой. И тут же скрылись в темноте улиц.

Остап получил тогда хорошую долю. Часть денег, тщательно завернув в яркий платок — подарок матери, выслал посылкой домой, приписав короткое, что посылает им свой колымский заработок. Пусть тратят не боясь. Ведь он устроился на работу и получил хорошие деньги.

Тогда Остап был уверен, что сходив с ворами в два — три дела, обеспечит себе будущее, плюнет на воровство и уйдет из малины. Так мечтали многие. Редко кому повезло остановиться вовремя. Деньги ослепляют всех. Отнимают все, что было добрым, чистым.

В три дня прокутив по ресторанам оставшиеся деньги, понял, что жить без гроша — не стоит. И снова пошел на дело.

Тряхнули банк в Мурманске. И снова сумели скрыться. Оставив после себя троих убитых охранников.

Остапу лишь первую ночь было не по себе. Вид крови, ее запах поднимали во сне. Он покрывался потом от ужаса. Но в Ленинграде, когда получил свой положняк, страх прошел. Снова появилось чувство уверенности. И он спокойно бухал в притоне, впервые познал женщину, пусть купленные, но ласки. А утром, когда кенты похмелялись, снова отправил домой посылку, написав, что получил хорошие подъемные на работе. Теперь он — в тайге — на лесоповале. Главное лицо в бригаде! Его все уважают. Но работать приходится на выезде. Рубить лес в тайге — сутками, чтоб больше заработать, умеют лишь сильные мужики. Пока молод — можно кочевать. Чуть скопится — вернусь, — приписал короткое, сказав, что обратного адреса у него нет пока, почта в тайгу не приезжает. А в общежитии письма не хранятся…

Дома всю его ложь принимали за чистую монету. Правда, деньгами и подарками не хвалились. Опасались зависти, грязных слухов и сплетен.

Да и старшая сестра, перечитав письмо, головой покачала с сомнением:

— А почему он переводом не отправил деньги?

— И посылки из разных мест! Одно не пойму, где это он в Ленинграде тайгу сыскал? Там же вокруг болота да море! Посылку с центральной почты отправил. Вот штамп! Но остальное — сомнительно, — добавила тихо. У матери сердце заболело от этих слов. Она поняла невысказанное сомнение дочери.

— Хоть бы одним глазом его увидеть! Какой он стал, мой Остап? — не осмеливалась женщина посмотреть на икону.

Остап тем временем прожигал жизнь, поспешно наверстывая за все воздержания в зоне. Он открывал замки на дверях, сейфы, но никогда не убивал. Это делали другие. У каждого в малине были свои обязанности. И все фартовые знали — медвежатник не должен пачкать руки кровью…

Законники оберегали Остапа больше, чем самих себя, понимая, что без него на многие дела не рискнут пойти.

В каждой малине медвежатники считались важной фигурой, второй после пахана. А потому поспешили фартовые принять Остапа в закон.

В тот же день дали ему кликуху — по делам его. А работал он и впрямь по-королевски. О нем быстро пошли слухи по малинам. О дерзости, умении и удачливости Остапа знали махровые воры. Его часто пытались переманить паханы других малин, Король отказывался.

Дважды после первой судимости он попадал в руки милиции. Его приговаривали к срокам, но фартовые устраивали ему побеги, не давали подолгу отдыхать на шконках — в дальняках.

Остап со своею малиной нигде не задерживался надолго. Его повсюду разыскивала милиция, обвешав многие города его фотографиями с подписью — разыскивается преступник. За ним прочно укрепилась репутация рецидивиста, и Король, злившийся поначалу, вскоре привык и даже посмеивался над тщетными стараниями милиции, какую легко обводил вокруг пальца.

У Остапа было больше десятка паспортов. Он мог в считанные минуты до неузнаваемости изменить свою внешность. Он одевался так, что любой из столичных щеголей с завистью оглядывался ему вслед. Умел держаться — вызывая восторг воспитаннейшей публики. Он разбирался во всем. И мог наощупь, с завязанными глазами, определить пробу золота, вес любой золотой безделушки и ее цену. Разбирался в камнях лучше многих ювелиров. И никогда, будучи в деле, не взял, даже по ошибке, подделку или дешевку.

По-крупному он погорел лишь один раз, когда милиция накрыла в деле всю малину.

Короля сунули в одиночную камеру. И следователь уже на первом допросе, перечислив Остапу все громкие дела, заявил, что «вышки» ему в этот раз не избежать. Добавил, что по предъявляемой статье ни помилований, ни амнистий не бывает никогда. И приговоры объявляются окончательно.

Король и сам знал о том. Но к вечеру услышал стук в стену, узнал тюремную азбуку.

Ему предлагали согласиться на фарт в малине Лангуста. Мол, если сфалуешься, кенты достанут тебя…

Выбора не было. И Король, не задумываясь, ответил, что согласен.

Через неделю, глубокой ночью, когда охрана следственного изолятора решила вздремнуть, фартовые прорвались и вырвали из камеры Остапа. Потом другим дали сбежать. Но Короля тут же увезли, в Калининград, не дав встретиться со своею малиной.

— Ты сфаловался! На том — баста! Иначе мы не дернулись бы. Ради тебя их с тюряги достали. В уплату за тебя. Теперь на воле другого медвежатника надыбают. А ты — наш! Это заметано! — говорил кент, посмеиваясь. А утром следующего дня привез Короля к Лангусту.

Для Остапа мало что изменилось в новой малине. Кенты? Но он со всеми умел ужиться. А вскрывать сейфы — какая разница — где?

Отсюда, из Калининграда, он изредка посылал домой посылки. С подарками и деньгами, втай от кентов и пахана. Но… Однажды стремач малины передал Остапу, что его ждет Лангуст. И повел в хазу пахана паханов.

Тот позволил Королю присесть. Не сразу сказал о цели вызова. Расспросил, как прижился, по кайфу ли новое место? Не обижает ли его на доле пахан?

А сам смотрел на Остапа недобрым взглядом, от какого мурашки по спине бегали. И, наконец, спросил в лоб:

— Кому посылку отправил сегодня? Не темни, что не посылал! Я сам засек!

У Остапа язык к небу присох. Знал, фартовым законом запрещено такое. И попытался соврать:

— Кенту в зону грев послал! Он меня в ходке держал в свое время.

— Ты мне лапшу на лопухи не вешай! — вскочил Лангуст побагровев. И вытащил листок с адресом матери.

— Твой кент в деревне ходку тянет? — грохнул по столу кулаком так, что пол под ногами загудел, и заорал:

— Иль здесь тебе блядей не хватает?

Остап похолодел, кинулся к Лангусту с кулаками:

— Ты, падла, на мою мать по фене! Старый козел! — достал кулаком в плечо. Лангуст отбросил Короля, крикнув: