Репетитор

– А я здесь причем? – повторил я вопрос.

– Вы были включены в число сотрудников института для того, чтобы быстрее получить визу, – ответил Тарантул. – По прибытии в Кельн вы можете делать все, что посчитаете нужным. Директор предупрежден о вашем особом статусе.

– Ясно. Как зовут главного геономиста? – задал я новый вопрос.

– Арриан Маркович Дарский, – назвал имя Тарантул. – Вы встретитесь с ним прямо в Шереметьево. Сбор всей делегации в пять. Возле стойки регистрации.

– Все понятно, – сказал я и приготовился покинуть лексус, но дистрофичный начальник охраны неожиданно спросил:

– Скажите, Баринов. Зачем девушку берете с собой? Для прикрытия? Откуда она вообще взялась?

Я обернулся и внимательно посмотрел на Тарантула. Что-то зловещее мелькнуло в выражении его бледного лица с впавшими щеками и узкой полосой рта. Какое-то нездоровое любопытство. Я интуитивно чувствовал в нем непонятное напряжение, которое он старался скрыть, ожидая моего ответа.

Я рассмеялся.

– Это мой телохранитель. Будет постоянно ходить в четырех шагах позади меня, как примерная японская жена.

И вышел из машины под моросящий дождь.

10

Дома меня ждал неласковый прием. Сашка дулась. Она сидела в гостиной перед телевизором и запоем смотрела какой-то бесконечный женский сериал со слезами, истериками, незаконнорожденными детьми, попытками суицида и неземной любовью. Немецкий словарь, забытый, валялся на журнальном столике. На меня сердитая девица даже не взглянула. Чтобы ее не раздражать, я прошел на кухню, налил себе чаю и позвонил Мишке. Он сразу ответил, как будто ждал моего звонка.

– Привет, как дела? – спросил я друга.

– Хорошо, что ты позвонил, командир, – бодро кричал в трубку Мишка, перекрывая уличные шумы. – Докладываю. Полным ходом занимаюсь поиском денег для лечения Наташки. Привлек медиков, общественников, церковь и даже местные власти. Они помогли открыть благотворительный счет в одном из банков. Сейчас решается вопрос об объявлении по телевидению и радио.

– Значит, духом не падаешь? Молодец! Вот теперь узнаю′ прежнего капитана Богданова. Как себя чувствует твоя дочурка?

Мишкин тон сразу упал. Я матюкнул себя. Этот вопрос задавать не следовало.

– Да ничего пока хорошего. Болезнь прогрессирует. Врачи, конечно, проводят процедуры, которые возможны в нашем райцентре, но они тоже ждут, когда я соберу деньги.

– Деньги будут, – заверил я друга. – Я тут кое-что предпринял. Есть небольшая работа, за которую должны неплохо заплатить.

– Это не опасно? Моя помощь не нужна? – забеспокоился Мишка.

– Нет, помощь мне не нужна, – отказался я. – Работа интеллигентная. Можно сказать – деликатная. Дней на десять. Чисто семейное дело.

– Тогда, желаю удачи!

– И тебе удачи!

Отключив телефон, я принялся допивать остывший чай. На кухню, с независимым видом, зашла Сашка. Делая вид, что совершенно меня не замечает, вредная девчонка принялась готовить обед. Она сновала по кухне, усиленно гремела посудой в раковине и вообще делала все, чтобы привлечь мое внимание. Все тщетно. Я невозмутимо прихлебывал чай, потешаясь про себя над ее стараниями. Совсем отчаявшись, Сашка начала фальшиво напевать какую-то мелодию. Она пела все громче и противней до тех пор, пока я не выдержал и не расхохотался.

– Что ты ржешь?! Нет, ты скажи – что ты ржешь?!

Сашка с грохотом бросила в раковину нож, которым чистила картошку и возмущенно уставилась на меня своими серыми глазищами.

– А почему бы и нет? – спросил я и процитировал:

– «Твои песни всю скорбь унесли в небеса…». Это из Альфреда Мюссе.

– Господи! Какого еще Мюссе?!

– Альфред де Мюссе – французский писатель: прозаик и поэт; создатель романтического театра во Франции, – начал я, голосом музейного экскурсовода. – Годы жизни…

– Сережка! Хватит меня грузить! – перебила меня Сашка. – Хочешь остаться без обеда?

– Это запрещенный удар! – воскликнул я. – Бьешь по самому больному месту?

– Ничего, тебе полезно поголодать, – мстительно сверкнула глазами девчонка. – Может, станешь хоть чуточку серьезнее!

Я попытался задобрить Сашку.

– А у меня для тебя что-то есть!

– И что же это? – небрежно спросила девушка, снова принимаясь за картошку. – Еще один способ запоминания прочитанного? Японский? С харакири?

Я торжественно достал из кармана Сашкин загранпаспорт.

– Казанова, ну, не злись. Вот твой новый паспорт. С визой. Ты рада?

– Рада до одури, – проворчала девчонка, все еще обиженная на меня за розыгрыш. Она взглянула на мое умоляющее лицо и смягчилась:

– Ладно. Спасибо. Я уже и не верила, что ты поможешь.

– «Великие дела нужно совершать, а не обдумывать их бесконечно». Юлий Цезарь, – снова процитировал я. – Я заслужил прощение и вкусный обед?

Время до ужина прошло в мире и согласии. Каждый занялся своим делом. Сашка наводила порядок в двух дальних комнатах, которыми давно никто не пользовался. Я же обзванивал своих учеников и договаривался о переносе занятий. Мы дружно не вспоминали вчерашнюю вечернюю прогулку. И хотя внешне между нами все оставалось по-прежнему, я чувствовал, что, на самом деле, многое теперь стало по-другому. Эта простая девчонка, случайная знакомая, все больше входила в мою жизнь. Я привык к ее присутствию, к ее заботе обо мне. Сашка не спрашивала, что можно, что нельзя. Она просто брала и делала: готовила, стирала, убирала. На правах хозяйки ругала меня за неряшливость и поручала купить то, что нам обоим было необходимо.

Вчера во время прогулки я понял, что броня, в которую я заковал свое сердце, пробита. Я чувствовал настоящее счастье, обнимая Сашку, ощущая ее тепло. Эта девушка вдруг стала для меня самым близким и дорогим существом на свете. Я ломал голову над тем, что мог означать тот неожиданный поцелуй у подъезда. Просто мимолетная ласка? Благодарность за приятный вечер? Или что-то более серьезное? И как мне быть со всем этим? Ведь Сашка в первый же день нашего знакомства ясно дала понять, что мне не на что рассчитывать.

«Не на то время тратишь! – внушал я себе. – Нечего мечтать о несбыточном. Как написано у Ямамото Цунэтомо? „Всю энергию следует отдать Пути самурая, ни к чему стремиться больше не нужно“. А проще говоря: иди своей дорогой и принимай жизнь такой, какая она есть. Хватит томиться в любовной неге. Тоже мне – Ромео с седыми подмышками! Лучше бы поскорее догадался, кто этот волк, который к людям в дома забредает, пока этот волк тебя не сожрал».

За ужином я обратил внимание, на то, в чем Сашка была одета. Ее старенькие дешевые джинсы совсем износились. Не лучше выглядела и футболка. Я заметил, что девушка следила за собой, часто стирала свои тряпки и, пока они сушились, ходила по квартире в моем банном халате. Больше у нее ничего не было. На мой вопрос, где ее вещи, она ответила, что из жилища водителя камаза забирать ничего не захотела. Отправилась в новую жизнь, в чем была, надеясь, начать все сначала.

– Слушай, Казанова, – начал я, пока девушка разливала вермишелевый суп по тарелкам, – а не пора ли тебе приодеться?

– Глумишься? – насторожилась Сашка, демонстративно беря увесистую поварешку поудобнее.

– И в мыслях не было. Я серьезно.

Сашка невесело усмехнулась.

– Ты же знаешь, что у меня денег нет. Опять решил разыграть?

Я отложил ложку в сторону и предложил:

– Давай завтра походим по магазинам и немного прибарахлимся, а? Купим все, что нам нужно в дорогу. Мне дали аванс.

Девушка с сомнением посмотрела на меня.

– И что я буду тебе должна? Давай-ка, Серега, начистоту!

Я улыбнулся.

– Ничего.

И предупреждая дальнейшие разговоры, со смехом произнес:

– Конечно, на гардероб как у Анджелины Джоли не рассчитывай, но что-нибудь, поприличнее твоего китайского ширпотреба, купим.

Получив в благодарность увесистый шлепок по спине, я, довольный, приступил к еде. С учетом зияющей пустоты нашего холодильника, ужин оказался вполне сносен. Кроме вермишелевого супа с фрикадельками, Сашка приготовила на второе картофельное пюре и откупорила последнюю бутылку пива. На десерт было большое яблоко, аккуратно разрезанное на две равных части. Наше пиршество достойно увенчал крепкий индийский чай.