Офицеры-2

Рекс, единственный из всех, имел реальный опыт стрельбы по живому. Поэтому, когда подошла его оче­редь, он взял двустволку с видом уверенного в себе стрелка. Он поймал на мушку самого матерого из двух самцов, поводил за ним стволом и нажал на спуско­вой крючок.

На всем скаку олень перекувырнулся через голо­ву. Это зрелище было встречено радостными крика­ми остальных участников охоты. Упав, олень сразу по­пытался вскочить, но смог подняться только на пере­дние ноги. Он задрал рогатую голову и судорожно тянулся вверх, скребя копытами по земле. Со второго ствола Рекс добил оленя выстрелом в голову.

От каждого выстрела Каляй дергался всем телом. Он понимал, что если Шуракен не в отъезде, то уже услышал стрельбу, и прикидывал, сколько времени ему потребуется, чтобы дойти сюда. Ну, минут двад­цать... а если бегом? Ну, десять — по мнению Каляя. Только он не представлял, что в норме Шуракен бега­ет десять километров за тридцать пять минут.

О норме сейчас речи не было. Шуракен ломом шел через лес, кратчайшим путем, точно на выстрелы. Та­ких бросков он не совершал со времен их со Ставром африканских дел.

Вольер заволокло дымом. После меткого выстре­ла Рекса бандюкам вдруг начало везти, скорей всего, потому, что они приспособились к ружьям и характе­ру цели. Еще несколько оленей было ранено.

— Уя! — заорал Самоса, довольный своим мет­ким выстрелом. — До чего живучие, падлы! Прикинь,

Рекс, если в человека так пулю засадить, он уже не встанет, а эти бегают.

— Потом ножом добьем.

И тут сквозь бабаханье двустволок бандюки услы­шали чужой выстрел. Раскатистый звук был как глу­хой рык бойцового пса, атакующего свору дворняжек.

Каляй отскочил от ворот и закатился в кусты. Некоторое время он буравил их головой, «улепеты­вая на четвереньках. Ему казалось, что над головой свистят пули. Никогда в жизни он не испытывал такого ужаса.

Бандюки опустили ружья и закрутили головами. Они инстинктивно подтянулись друг к другу и попя­тились к выходу из вольера.

— Оружие на землю! — заорал Шуракен, не пока­зываясь из-за деревьев.

Рекс мгновенным, четким движением выхватил из-под куртки пистолет и выстрелил на звук голоса. Туда же пальнул и Клубок, в двустволке которого ос­тавался один заряд.

Самоса отбросил ружье с разряженными ствола­ми и сунул руку за пазуху. Он не успел вытащить пис­толет. Грохнул второй выстрел Шуракена, и пуля впи­лась в могучий бицепс Самосы.

— Бросайте пушки, пацаны! — Голос Шуракена раздался совсем не там, где бандюки слышали его в первый раз.

Рекс, держа пистолет в вытянутых руках, водил стволом, готовый в любую секунду поймать цель и вы­стрелить. Клубок, переломив ружье, загонял в стволы патроны. Самоса растерянно матерился, по его лицу расползалась шоковая бледность. — Последний раз говорю: пушки на землю, паца­ны, или хуже будет!

Клубок тут же пальнул на голос. Раздался ответ­ный выстрел, и казенная часть ружья бандита разле­телась на куски. Острый осколок снизу вверх распо­рол Клубку щеку.

Юрчила далеко отбросил пистолет и поднял руки.

— Мужик, не стреляй, не стреляй! Я всего лишь водила!

— А ну вылезай, сука.— диким голосом заорал Рекс. — Давай выходи, говно! Посмотрим, кто здесь круче!

— Я тебя сюда не звал, — ответил Шуракен, — и бодаться с тобой не собираюсь. А башку тебе про­стрелить — мне как на хер валенок надеть.

Рекс рывками переводил дуло пистолета, пытаясь найти цель по звуку. Шуракен решил ему помочь. Он поднял корягу и бросил в кусты. Этот испытанный трюк сработал, как всегда: Рекс высадил по кусту пол­обоймы.

Боком стоя за толстой сосной, Шуракен поднял приклад к плечу, поймал в прицел ляжку Рекса и на­жал на спусковой крючок.

Рекс взвыл и, завалившись на землю, обеими ру­ками схватился за ляжку.

Самоса, Клубок и Юрчила увидели, как среди де­ревьев, словно изображение на фотобумаге, прояви­лась высокая, мощная фигура в светло-зеленом спортивном костюме из парашютного шелка. Шура­кен шел к ним, держа ружье стволом вверх.

Рука Самосы уже онемела и повисла плетью. Он машинально зажимал дыру в бицепсе. Его начала бить

неудержимая дрожь, которая часто бывает сразу пос­ле огнестрельного ранения. Лицо и грудь Клубка за­ливала кровь, лившаяся из разорванной щеки, руки, контуженные попаданием пули в ружье, онемели до плеч.

Шуракен посмотрел на них вблизи и понял, что бандюки еще не забыли, как отгуляли дембель. В свои двадцать девять он по сравнению с нимичбыл уже вполне матерый мужик.

— Ну что, сынки, давно бандитизмом занимае­тесь? — спросил Шуракен. — Вот дураки. Ну ладно, отойдите и встаньте рылами к сетке.

Валяясь на земле, Рекс перекатился на спину, об­хватил руками раненую ногу и заорал:

— Больно, твою мать, больно же! Здоровый му­дак, придурок... больно!

Его вопли насторожили Шуракена. По действи­ям Рекса он понял, что это наиболее подготовлен­ный из всех, жесткий, злющий парень, который де­рется до конца. Не веря жалобам Рекса, Шуракен не выпускал его из поля зрения. Поэтому, когда Рекс перекатился на спину, чтобы освободить висящий на поясе нож, и потянулся к рукоятке, Шуракен тут же нанес ему страшный удар ногой в голову. Он не убил бандита, потому что убивать не хотел, но отключил надолго.

Выдернув из ножен у Рекса нож, Шуракен оцени­вающе посмотрел на его друзей и, убедившись, что противник деморализован и совершенно подавлен, вошел в вольер.

— От сетки не отходить и вообще не двигаться, — предупредил он Самосу, Клубка и Юрчилу.

Шуракен понимал, что неизбежно найдет там и убитых животных, и раненых. Но одно дело понимать, другое — увидеть. Крови и смерти Шуракен видел много. На кровь и смерть вооруженных мужчин он ре­агировал с профессиональным спокойствием, но стра­дания беззащитных существ — детей и животных — вызывали в его душе острую боль. И сейчас, увидев затоптанных оленят и подранков, Шуракен пришел в ярость.

— Даже дела своего бандитского не знаете, — сказал он двум бледным и одной окровавленной ро­жам, маячившим за сеткой. — Стрелять не научи­лись, а ручонки чешутся. Запомните, говнюки, если вы еще раз за что-нибудь, кроме собственных кон­цов, этими ручонками возьметесь, я вас найду и их поотрываю.

Шуракену пришлось добить всех подранков, по­тому что даже легко раненное дикое животное обре­чено на долгую и мучительную смерть.

Когда он вышел из вольера, Самоса, Клубок и Юрчила оглянулись на него, не решаясь повернуться от сетки. У них возникло ужасное ощущение, что этот человек, убивающий с одного выстрела, сейчас спо­собен и их перестрелять, как подранков. Их ужас был не лишен оснований.

Гнев ударил Шуракену в голову. И он почувство­вал, что сейчас может сорваться в то неконтролируе­мое состояние, которое было после шока от транкви­лизаторов. Загнанное глубоко в подсознание чувство неудовлетворенной мести рвалось на свободу. Надо было немедленно сбросить куда-то агрессию, иначе он мог убить этих парней.

Шуракен увидел лоснящуюся морду «форда», ко­торая пялилась на него фарами. На рефлексе приклад «ремингтона» уперся в плечо и рука дернула цевье.

Лобовое и заднее стекла «форда» покрылись се­тью трещин от прошедшей навылет пули.

Шуракен опустил прицел ниже. Одна за другой пули разносили радиатор и прошивали двигатель.

Когда опустел магазин, «форд» был уже кучей ни на что не годного железа.

17

Население Ново-Троицкого было возбуждено и бурно обсуждало бандитскую перестрелку в оленьем вольере, но никто не знал, что же произошло на са­мом деле. Шуракен молчал, не желая афишировать применение им оружия, быки исчезли, а о Каляе ник­то вообще не думал. Удрав в разгар перестрелки, он потом долго сидел в лесу у пожарного пруда и засти­рывал штаны. Через пару часов из Москвы пришел грузовичок с краном, подцепил останки «форда», заг­рузил в кузов и увез. Поселковые быстро сообразили, какую пользу можно извлечь из происшествия, и не­сколько мужиков пришли к Шуракену с просьбой от­дать убитых оленей на мясо.