Облава

Варяг с трудом одолел четыре этажа. Дверь квартиры Сержанта ничем не выделялась — обычный коричневатый дерматин. Он, чутко прислушиваясь, нажал кнопку звонка. И замер в ожидании.

Послышались уверенные знакомые шаги, лязг отпираемого звонка — и дверь открылась. Варяг шагнул внутрь с чувством, что хотя бы на короткое время можно передохнуть. Ни с чем не сравнимое чувство безопасности овладело им.

Сержант был одним из немногих в его окружении, кому он в последние годы доверял безоговорочно. Так случилось, что их характеры и судьбы сошлись, совпали, словно были половинками разбитого целого. А ведь как трудно пришлось им притираться друг к другу, когда все началось с взаимной вражды, едва не завершившейся кровавым финалом… Об этом теперь подумать страшно.

Сержант тоже безумно рад был видеть Варяга живым и невредимым. Он помог Владиславу скинуть мокрый плащ и сразу же пошел на кухню за рюмкой коньяка, как он выразился, «для сугреву». Казалось бы, не виделись они меньше суток, но столько за этот короткий срок произошло, что казалось, часы растянулось в недели.

Сели, закурили. Коньяк теплой струей пролился внутрь — и стало совсем хорошо.

— Ну рассказывай, как доехал, — потребовал Варяг, грея ладонью ноющую рану на правой ноге. — Сколько раз шмонали? Утомили?

— Не то слово! На трассе через каждый километр патрули ДПС. Правильно ты сделал, Владик, что со мной не поехал… Точно тебе говорю — мою «хонду» заранее поставили на учет. Постоянно из потока машин вылавливали… Ментовское начальство, наверное, все никак не могло поверить, что тебя в салоне нет, а их псы работали вовсю. Все вверх дном перевернули, хорошо еще сиденья не вспороли, суки… Могли бы и там проверить, не зашил ли я тебя под обивку. Как мы с тобой и договаривались, сначала я порулил из Нахабина в сторону Волоколамска, а оттуда уже в обратный путь, через Лобню, так что добрался до Москвы во втором часу ночи. Может, это их тоже сбило с толку.

— Нет, — сказал Варяг, делая новый глоток коньяка и сразу затягиваясь ароматной сигаретой.

— Что «нет»? — не понял Сержант.

— Не сбило с толку. Они нас с Чижевским почти сразу вычислили. Как я тебе и сказал на Рижском, они сразу взяли меня на понт. Потом обстреляли на Дмитровском, а потом мы с Валерьянычем такой марш-бросок по подмосковным трассам, полям да лесам сделали — кому рассказать, не поверят!

— Да? А ты, Владик, расскажи, я-то небось поверю, — усмехнулся Степан, возясь у плиты. — Я тебе сейчас сварганю свою фирменную яишенку из шести яиц, с бекончиком, с лучком… и еще кое с чем… от шеф-повара.

— Да ну! — расплылся в блаженной улыбке Варяг. — У меня уже слюна пошла…

Пока Степан Юрьев хлопотал у сковородки, он стал подробно рассказывать о событиях этой ночи. Сержант слушал жадно. Он вообще был хороший слушатель, вживался в детали так, словно бы сам участвовал в этих лесных бегах.

Коньяк в пузатой бутылке потихоньку убывал, дымящаяся яичница с беконом исчезла с тарелки в считаные минуты, ароматный кофе был выпит. Когда Варяг закончил свой отчет, Сержант задумался, уставившись в залитое дождем окно и качая головой.

— Игра пошла по-крупному, Владик! Тебе так запросто на улицах Москвы теперь не появиться. Твое фотоличико у каждого постового в кармане. Придется целый спектакль устраивать… Потребуется грим, бутафория…

— Это я умею, — совершенно серьезно ответил Варяг.

— А что у Чижевского — у него и впрямь на хате что-то не так?

— Это ты вовремя, Степа, о Чижевском вспомнил. Он еще не звонил? Странно. Не дай бог что-то там стряслось. А если та квартира засвечена, то менты, скорее всего, засаду там выставили. Как бы они Валерьяныча не зацапали…

— Мне, Владик, кажется, если ещеч; полчаса звонка не будет, то мне придется туда съездить.

— Поедем вдвоем, я вот сейчас на часок глаза закрою, прикорну.

— Да ты что, Влад, — запротестовал Сержант. — Даже и не думай! Ты должен сейчас отдыхать. И рисковать тебе нельзя.

— Ладно, Степа, поедешь ты, — мотнул утверждающе головой Варяг. — Но пока подождем девяти часов, когда я свяжусь с Меркуленко, тогда все будет яснее. Николай-то Николаевич, наверное, сейчас голову ломает, куда это господин Игнатов запропастился — ведь договорились еще вчера созвониться.

— Ты напрямую ему звонить будешь?

— Да нет. Прямой связи у меня с ним теперь нет. Все контакты через доверенное лицо.

— Там, Владик, не может быть подставы? — поинтересовался Сержант.

— Не могу тебе сказать, Степан. Вроде человек надежный, как мне сказали. Да ты ее знаешь, секретарша Меркуленко — некая Алла Петровна. Но впрочем, и ей теперь звонить я не могу — наверняка ее пасут и все телефоны прослушиваются. Так что придется действовать кружным путем. Давай сделаем так — ты позвонишь ей в приемную, скажешь, что от Герасима Герасимовича Львова и что тебя интересует та встреча, о которой он, то есть Герасим Герасимович, с ней говорил… Но она может по телефону тебе ничего не сказать. Точнее, наверняка ничего не скажет — и правильно сделает. Ты попроси ее выйти на улицу и позвонить мне сюда с телефона-автомата.

— А если вдруг она спросит, кто я такой и чего хочу? — ухмыльнулся Степан.

— Не спросит. Скажи, что тебе ее телефон дал Владислав, знакомый Герасима Герасимовича Львова… Скажи: «Он хочет с вами встретиться и готов подъехать, куда вы скажете, — на Старую площадь, в Китай-город, куда угодно…»

Варяг уставился в окно. Он вновь ощутил нервное напряжение. Его судьба, его будущее, будущее его дела опять зависели от одного-единственного звонка.

Глава 18

26 сентября

8.15

Впереди показалась высотка Министерства иностранных дел. Шпиль сталинского небоскреба вонзался в серое влажное небо и сам казался серым, потускневшим, линялым. Чижевский попросил молчаливого водителя притормозить у подземного перехода на Смоленской площади. Серая, проржавевшая от времени «Волга», замедлив ход, приткнулась среди других машин, припаркованных у тротуара.

Мимо проковылял вымокший под мелким дождем бомж, скользнул взглядом по «Волге» и заговорил со своей такой же зачуханной спутницей — когда-то, возможно, миловидной, но сейчас безобразно оплывшей теткой в валенках и вытертой меховой шубе без пуговиц. Оба направлялись к бетонному зеву подземного перехода. Николай Валерьянович расплатился с подбросившим его молчаливым парнем, выпростался из машины, хлопнул дверцей и зашагал по Арбату. Чем ближе он подходил к своему дому, тем сильнее охватывала его безотчетная тревога. Он ничего не мог с собой поделать, хотя все время, пока ехал сюда, старался убедить себя в том, что его волнения, сомнения, подозрения беспочвенны, что, несмотря на утренний час, в доме просто никого нет, а автоответчик просто забыли включить. Что на самом деле все хорошо, все обычно, нормально, как и должно быть, что ничего не случилось ни с его Риммой, ни с ее сыном Сашкой.

Вот и его дом. Чижевский еще издали отметил перед подъездом темную фигуру. И, лишь подойдя немного ближе, убедился, что это был милиционер, дежуривший у входа. Причем явно не из участковых, заглядывающих на свой участок по текущему вопросу. Те всегда держались спокойно, по-хозяйски, а этот как-то нервно прохаживался взад-вперед, постоянно оглядываясь по сторонам и всем своим видом давая понять, что топчется тут не по своей воле, а по распоряжению начальства…

Чижевский с холодным удовлетворением понял, что чутье не обмануло его. Похоже, дело обстояло еще хуже, чем он предполагал: засада была выставлена не только у квартиры, но и у подъезда. Но видимо, как оно часто бывает, верхи хорошо планируют, а низы старательно все портят: топтун у подъезда маскировался из рук вон плохо. По крайней мере, это сразу бросилось в глаза бывшему военному разведчику. Его бы воля — гнал бы он таких работничков в шею… Но сейчас беспечность «наружки» оказалась Чижевскому только на руку.

Он неторопливо прошел мимо дежурного, обогнул дом и у торцовой стены пробрался к двери, ведущей в подвал. Знакомиться с подземными коммуникациями дома, в котором ему приходилось селиться, пускай даже и ненадолго, всегда было его неукоснительным правилом. И Чижевский конечно же лучше здешних старожилов теперь знал внутреннюю планировку этого сооружения, построенного еще в девятнадцатом веке.