Алмазный остров

– Интересное у вас право: врываться в спальню неодетой женщины, – заметила ему на это Амалия.

– Насколько мы успели заметить, вы вполне одеты, госпожа фон Штайн, – с удовольствием окинул взглядом фигуру женщины комиссар.

– Вы ошибаетесь, господин полицейский. Меня зовут не фон Штайн, а Амалия Шульц.

– Ну да, конечно, – усмехнулся комиссар, взглянув на помощника. – Вдова магдебургского пастора, которого не существует в природе.

– Вы оскорбляете память моего мужа, – сверкнув глазами на комиссара, негодующе произнесла Амалия. – Прошу вас немедленно покинуть мою квартиру.

– Ага, прямо сию минуту и покинем, – охотно согласился комиссар. – Но только вместе с вами, госпожа фон Штайн.

«Фон Штайн» он произнес отчетливо и с нажимом, как бы давая понять Амалии, что им все известно. Амалия поняла, но игру свою решила продолжать. Она недоуменно пожала плечами и произнесла:

– Я уверена, что произошло какое-то досадное недоразумение. Надеюсь, все в самом скором времени разъяснится…

– У вас будет время все разъяснить.

До полицейского бюро они приехали в специальной закрытой карете без окон. В ней почему-то пахло больницей и, кажется, ладаном. «Уж не покойников ли возят в этой карете в другое время?» – брезгливо подумала Ольга Григорьевна.

В бюро ее уже поджидал человек с усиками и короткой бородкой, назвавшийся имперским прокурором. Он вежливо сообщил Амалии, что она арестована по обвинению в проживании под чужим именем.

– Пока вас задержали только по этому обвинению, – добавил прокурор и сахарно улыбнулся. – Так что извольте следовать сейчас со мной к судебному следователю, который проведет дознание.

Здание суда находилось недалеко от Главного рынка. Амалию привезли сюда, и они долго шли длинными коридорами, пока не вошли в узкую камору, где за небольшим столом, покрытым зеленым сукном, сидел худой желтолицый морщинистый старик, представившийся судебным следователем Граббе.

В каморе было накурено так, что Амалия сморщилась и закашлялась.

– Можно попросить вас не курить? – сказала она, присаживаясь на предложенный стул.

– Попросить-то, конечно, можно, отчего же не попросить? Не возбраняется, – ехидно ответил старикан и выпустил изо рта очередную порцию дыма. – Вот только исполню ли я вашу просьбу – это уже вопрос. А потом, как это говорят у вас, у русских? – Он поднял взор к потолку и произнес по-русски с большим акцентом: – Ф чушой монастыр со сфаим устафом не хотят.

– Не ходят, – поправила его Амалия. – Только я не русская.

– Да? – поднял кустистые брови старик. – А кто?

– Немка. Саксонка, если быть точнее, – ответила Амалия и посмотрела на следователя своим знаменитым взглядом. Похоже, что в этот раз он дал сбой, старик совершенно ни обращал внимание на ее чары.

– Что вы говорите? – притворно удивился старик, на которого взгляд, похоже, никак не подействовал. – А вот я располагаю сведениями, что вы жительница Санкт-Петербурга, российской столицы, и зовут вас Ольга Григорьевна фон Штайн. Мошенница и аферистка. Мы располагаем показаниями очевидцев и многочисленных свидетелей. А это весьма серьезно. На этот раз вам не отвертеться.

– Меня зовут Амалия Шульц, – твердо ответила Ольга и ясно посмотрела в мутные стариковские глаза.

– Вот это и плохо, – произнес вдруг старик и участливо посмотрел на Амалию. – То, что вы разыскиваетесь полицией России за совершение афер и финансовых махинаций, к тому же совсем недавно вы очень красиво обобрали ювелирный магазин в Варшаве, – это одно. И произошло оно вне границ Австро-Венгрии, так что касается только России и вас. А вот то, что вы проживаете в Вене под чужим именем, – это совсем другое. И это уже касается нашей империи. А у нас страна консервативная, мы очень любим порядки. Так что лучше вам признаться в проживании под чужим именем и отсидеть положенный срок в тюрьме.

– В тюрьме?! – невольно выдохнула Ольга Григорьевна.

– Именно так, в тюрьме. А что вас, собственно, удивляет? В нашей стране с этим строго.

– И сколько мне придется находиться… в изоляции? – спросила Амалия.

– Несколько месяцев, надо полагать. Но все зависит от того, как распорядится судья…

Амалия задумалась.

– Но ведь если я сознаюсь, что проживала под чужим именем, это будет значить, что тем самым я признаю, ну, или почти признаю, что я и есть та самая Ольга Григорьевна фон Штайн, разыскиваемая полицией России мошенница и аферистка. Так?

– Пожалуй, так, – согласился следователь.

– Господи, это же будет равносильно подписанию себе каторжного срока, – раздумчиво сказала Амалия.

– Это если вас выдадут России, – заметил старик.

– А меня могут выдать России? – спросила Амалия.

– Могут, – согласился старик. – А могут и не выдать, ведь означенных преступлений вы на территории нашей империи не совершали. Впрочем, – он немного подумал, – все будет зависеть от решения судьи.

– Тогда я не признаю себя виновной в том, что проживала под чужим именем, – безапелляционно заявила Ольга. – Меня зовут Амалия Карловна Шульц. Все. Точка.

Старик кивнул, написал что-то на листе бумаги и пододвинул его Амалии-Ольге.

– Распишитесь, – сказал он. – Здесь и здесь.

Амалия внимательно прочитала бумагу и расписалась.

– Это все? – спросила она.

– Все, – ответил следователь. – А что вы еще хотели? Дело решенное.

– Когда состоится суд?

– Не ранее чем через неделю, – не сразу ответил старик.

– Значит, пока я могу идти? – поднялась со стула Амалия.

– К сожалению, это невозможно, – следователь сказал это, сведя брови к переносице, однако взгляд его был сочувствующим. Похоже, он и правда сожалел.

– Почему? Боитесь, что сбегу? – она снова обворожительно улыбнулась. – Тогда организуйте наблюдение за мной.

– Нет, – ответил следователь. – Просто по закону я не имею права освободить вас до суда, поскольку вы не являетесь австрийской подданной. Так что, – он замялся, но все же произнес, – я крайне сожалею, но обязан заключить вас в тюрьму. Я уже подписал постановление о содержании вас в предварительном заключении…

– Ну и как ты ее найдешь? – Савелий посмотрел на Артура с неподдельным интересом. – В полицию обратишься?

– Только не это! – вскинул брови Артур. – С полицией я никаких дел предпочитаю не вести. Вот они со мной – да, бывает.

– Да, смешно, – расхохотался Родионов, глядя на приятеля. – Чтобы обвести вокруг пальца такого битого волчару, как ты, Артур, нужно иметь семь пядей во лбу. А может, и больше… Выходит, у этой пасторской вдовы с мозгами и ловкостью рук все в полном порядке.

– Я так думаю: ее кто-то пригласил на именины префекта, – задумчиво произнес Артур. – Или привел. Если не сам префект, то кто-то из его окружения. Когда мне станет ясно, с кем она пришла, то нетрудно будет узнать про нее и все остальное.

– Ну и как ты это узнаешь? Дознание проводить будешь? – усмехнувшись, спросил Родионов.

– Хотелось бы придумать что-нибудь похитрее…

– Как ты узнаешь, где она живет?

– Я надеюсь, мне помогут друзья, – Артур прищурился и выразительно посмотрел на Савелия.

– Ты что имеешь в виду? – отпрянул от него Родионов.

– То и имею, что ты как раз сейчас подумал, – не отрывая от приятеля взгляда, ответил «граф».

– Брось, Артур. Ты же не заставишь меня спрашивать у всех, кто был на именинах префекта, не знают ли они, где живет в Вене эта вдова магдебургского пастора по имени Амалия Шульц?

– Не заставлю, – согласился Артур. – Просто попрошу сделать это как друга.

– Я понимаю, что я в какой-то мере твой должник, но…

– Вот именно, – оборвал его на полуслове Артур.

– А если она никакая не вдова и не Шульц? – уже сдаваясь, буркнул Родионов.

– Вот ты и выясни это, – уже мягко улыбнулся Артур. – Мне это нужно…

– Ну, знаешь…

– Да знаю, знаю…

Расспрашивать женатому человеку про женщину, что была на рауте у префекта, являлось делом весьма щекотливым и в какой-то мере даже опасным. К тому же можно было очень даже запросто схлопотать за таковой интерес от Елизаветы Петровны, причем по полной программе. Лиза не терпела никакого соперничества. Узнав о подобном интересе со стороны мужа, она вряд ли подумала бы, что он увлекся другой женщиной и что их любовь вдруг дала трещину. Савелий с самого первого дня их знакомства относился к ней трепетно и с восторгом, чего, признаться, она никак не ожидала от вора высшей квалификации и маза, с которым считались первейшие фигуры уголовного мира и которого уважительно по имени и отчеству называли даже самые отъявленные храпы и уркаганы зловещей Хитровки.